могло не быть, но есть
... и ведь очевидно, что вселенная состоит из зыбкого и переменчивого вещества, лёгкого и пугливого, как непоседливая стайка прозрачных цветных рыб; если что-то и происходит в мире постоянно - то это метаморфозы; ничто не возвращается, не повторяется и не происходит дважды, только движется вперёд, вверх и во все стороны света, сопрягается и порой рифмуется; оказалось, магия и нехитрый фокус в том, чтобы принять это на всех доступных уровнях и в полной мере, вплоть до смирения, принять и понять; не позволяя себе ни страха, ни сомнения, окунуться с головой в оглушительный карнавал перемен, грохочущий всеми оркестрами мира по залитым солнцем улицам и переулкам.
... и ведь абсолютно ясно: если мироздание и требует, и ждёт чего-то от тебя, смешного и трепетного, то только того, что ты вырастешь. Прекратишь играться в обидки, войнушки и глухую тотальную непонятость, перестанешь срываться в душную патетику и безоглядную слепую ярость; научишься выбирать, предпочитать, прощать, чувствовать и восхищаться; впустишь в себя целую вселенную, поймёшь наконец, что ты с ней одной крови, что вы сотканы из одной тончайшей материи, терпящей только самый осторожный верный крой; поверишь в случайность, и все боги мира отпустят тебя в вольное плавание, освободив от прежних обетов и клятв, уже не нужных ни тебе, ни им.
... и ведь бесспорно счастье, непреложно, и оно во всём: и в этом городе с дурным беспечным характером, где в июне то солнечно и знойно, то прохладно и ураганно; и в твоей крохотной улочке в самом центре, протянувшейся от вокзала до церкви, вместившей в себя и дорогой отель, и шумные кофейни, и крохотные тёмные бары, и лавку виниловых пластинок; и в твоих слезах жалости и бессилия перед нелепыми упрёками любимой бабушки, с которой возраст начинает разыгрывать дрянные шутки; и в твоём восторге и упоении словом, когда ты полночи зачитываешься "Волхвом" Фаулза и ложишься спать только потому, что чудовищно затекает шея; и в неспешных смешливых разговорах с любимым по телефону или в постели; и в приступе нежности, и в опьянении поцелуями во время вашей самой короткой встречи, и в твоей глупой обиде на него; и в простоте решения всех существующих проблем, ибо они несущественны.
... и ведь сколько тебе понадобилось времени, чтобы это понять, глупая.
... и ведь абсолютно ясно: если мироздание и требует, и ждёт чего-то от тебя, смешного и трепетного, то только того, что ты вырастешь. Прекратишь играться в обидки, войнушки и глухую тотальную непонятость, перестанешь срываться в душную патетику и безоглядную слепую ярость; научишься выбирать, предпочитать, прощать, чувствовать и восхищаться; впустишь в себя целую вселенную, поймёшь наконец, что ты с ней одной крови, что вы сотканы из одной тончайшей материи, терпящей только самый осторожный верный крой; поверишь в случайность, и все боги мира отпустят тебя в вольное плавание, освободив от прежних обетов и клятв, уже не нужных ни тебе, ни им.
... и ведь бесспорно счастье, непреложно, и оно во всём: и в этом городе с дурным беспечным характером, где в июне то солнечно и знойно, то прохладно и ураганно; и в твоей крохотной улочке в самом центре, протянувшейся от вокзала до церкви, вместившей в себя и дорогой отель, и шумные кофейни, и крохотные тёмные бары, и лавку виниловых пластинок; и в твоих слезах жалости и бессилия перед нелепыми упрёками любимой бабушки, с которой возраст начинает разыгрывать дрянные шутки; и в твоём восторге и упоении словом, когда ты полночи зачитываешься "Волхвом" Фаулза и ложишься спать только потому, что чудовищно затекает шея; и в неспешных смешливых разговорах с любимым по телефону или в постели; и в приступе нежности, и в опьянении поцелуями во время вашей самой короткой встречи, и в твоей глупой обиде на него; и в простоте решения всех существующих проблем, ибо они несущественны.
... и ведь сколько тебе понадобилось времени, чтобы это понять, глупая.