Нет больше сталинизма и троцкизма
цитата: "Старые противоречия стоит отбросить вовсе не потому, что они «устарели». Не устарело куда более старое деление на реформистов и революционеров, в российской традиции - большевиков и меньшевиков"
от себя добавлю, что сегодня есть такое структурное явление " регрессивного капитализма", как "красная контра". Условно-"левые", бывшие некогда частью предавшей страну и социализм части КГБ/КПСС, и сохранившие эту связь, формируют в левом движении контрреволюционный охранительный страт такой плотности и идеологической замаскированности, о которой зубатовская охранка не могла мечтать и в самых смелых мечтах.
Парадоксально, но как раз многие честные меньшевики сейчас зачастую более революционны, чем эта косящая под большевиков агентура режима, так как "меньшевики" борются хотя бы за смертельно опасные для воровского режима демократические ценности.
http://kkust.ru/article/net-bolshe-stalinizma-i-trockizma-viktor-shapinov
Виктор Шапинов
Нет больше сталинизма и троцкизма, есть революционный марксизм и реформизм.
«Нет больше ни Эллина, ни Иудея» (Гал 3.28)
Маркс как-то написал: «Традиции всех мертвых поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых. И как раз тогда, когда люди как будто только тем и заняты, что переделывают себя и окружающее и создают нечто еще небывалое, как раз в такие эпохи революционных кризисов они боязливо пребегают к заклинаниям, вызывая себе на помощь духов прошлого, заимствуют у них имена, боевые лозунги, костюмы, чтобы в этом освященном древностью наряде, на этом заимсвованном языке разыгрывать новую сцену всемирной истории» [К.Маркс. 18 брюмера Луи Бонапарта. // К.Маркс, Ф.Энгельс. Соч. т. 8, стр. 119].
И это верно даже в отношении великих революций. Английская революция XVII века рядилась в костюм раннего христианства и говорила языком Ветхого завета, Великая Французская революция воскрешала римские древности, революции XIX века, включая Парижскую Коммуну, старались скопировать опыт 1789-95 годов. Октябрьская революция видела в себе повторение Парижской Коммуны и, отчасти, российского 1905-го года, а все позднейшие социалистические революции калькировали российский Октябрь.
Но, французы, оперируя римскими фразами и именами, решали задачи своего времени. В одеждах призраков ходили живые люди, творившие собственную историю. Сегодня же по бескрайним просторам бывшего СССР разгуливают лишь одежды призраков. Пустые формы прошлых лет. Куча сталинистских, троцкистских и т.д. групп ведет дискуссию по «важнейшим» и «актуальнейшим» вопросам: были ли социализм в СССР или нет, была ли в тот или иной момент правильной политика Коминтерна или нет, предал ли Сталин Испанскую революцию, был ли пакт Молотова-Риббентропа необходимостью или беспринципностью и т.д. и т.п.
Сектантсткое мышление вертится в порочном круге штампов прошлой эпохи. Когда читаешь творения таких сектантов, создается впечатление, что свои штампы они просто «забили» в hot-keys клавиатуры - нажимаешь control + «I» и появляется: «предательство Испанской революции», нажимаешь control + «B» и появляется: «привилегии бюрократии», нажимаешь control + «G» появляется «пакт с Гитлером», а control + «K»: «роспуск Коминтерна». Можно, наверное, вообще автоматизировать процесс написания сектантских статей, но это уже дело программистов, а не теоретиков (троцкистские штампы взяты здесь для примера, существуют не менее смешные «сталинистские» штампы).
За каждым из сектантских направлений стоит целый иконостас пророков и святых, требующих жертвоприношений, целый ряд догматов, охраняемых с не меньшей ревностью, нежели догматы Святой Церкви и столь же жизненных, как последние. Все еще гремят споры 60-летней давности, звучат взаимные обвинения, достойные А.Я.Вышинского.
Вопросы истории, конечно, важны и их стоит изучать, нужны и дискуссии . Но огромным тормозом на пути формирования современной левой идеологии и левого движения становится то, что именно по вопросам прошлого, а не настоящего идет самопределение и организационное размежевание левых.
Деление на сталинистов, троцкистов, маоистов и ряд других более мелких течений, которое сложилось в ХХ веке вовсе не было сектантской прихотью. В мире, где рядом с капиталистической системой возникла на основе революционного разрыва с капитализмом альтернативная общественная система, которая стала фактором борьбы в том числе и в капиталистических странах, левые не могли не определять своего отношения к ней. И во многом в зависимости от этого самоопределения складывались их взгляды на другие вопросы. Общество было расколото глобальной классовой борьбой, которая была и борьбой государств капиталистического и социалистического лагеря друг против друга. В этой борьбе нужно было занимать ту или иную сторону. «Коммунист определяется отношением к СССР» - говорил Георгий Димитров. И это было верно, потому что одно отношение к СССР относило коммунистов в категорию «сталинистов», другое - троцкистов и т.д.
Каждое из течений выросло из реальных противоречий реальной революции, даже целой волны социалистических революций ХХ века. Революционное движение, выросшее из российского Октября, оказавшись изолированным в рамках одной страны, разделилось на две тенденции - одна (сталинисты) готова была пожертвовать частью принципов ради сохранения завоеваний революции, другая (троцкисты) - осталась верной всем заветам классиков и методично фиксировала каждое отступление от программы ленинского «Государства и революции» в практике советского социализма.
Затем, когда после Второй мировой войны ситуация измеилась, часть «сталинистов» стала маоистами, а часть хрущевцами-брежневцами. И первые стали колоть вторым глаза азбучными истинами марксизма-ленинизма, которые отчасти исходя из условий, существовавших ранее, частью из-за нового оппортунизма были забыты лидерами КПСС. Вопрос о том, все ли уступки и компромиссы сделанные Сталиным были необходимыми, насколько правильно Троцкий трактовал ленинизм и во всех ли вопросах были правы маоисты в ходе своей полемики с КПСС в 60-е следует оставить историкам революционного движения, потому что для сегодняшнего дня они имеют значение только как некоторые иллюстрации борьбы революционного марксизма и реформизма. Не более.
Причем такая борьба - между реформистами и революционерами - проходит сегодня в каждом из названных течений. Есть революционные «сталинистские» партии, а есть скатившиеся в реформизм. Реформиским стало большинство массовых коммунистических партий, особенно европейских.Французская КП - здесь самый яркий пример. С другой стороны, есть левевшая на протяжении всех 90-х и 2000-ных годов КП Греции, есть радикальная «сталинистская» Партия Труда Бельгии, партизанят в Латиноамериканских лесах «сталинисты» из Революционных вооруженных сил Колумбии.
Троцкисты, хоть и существуют в большинстве случаев как мелкие революционные секты, но тоже имеют своих реформистов. Например, гордость троцкизма - одна из немногих массовых троцкистских партий - шри-ланкийская - скатилась в реформизм и успела даже посидеть в буржуазном правительстве. Маоисты также бывают реформистами и революционерами. Даже в рамках небольшой страны - Непала - есть две маоистские партии: КПН (маоистская), которая ведет вооруженную борьбу с буржуазно-феодальным государством, и КПН (объединенная марксистско-ленинская), которая признает монархию, входила в правительство и действует по реформистских схемам. В Индии, где маоизм господствует в комдвижении, также есть маоисты-реформисты и маоисты, ведущие вооруженную борьбу или готовящиеся к ней.
Изжитость старых противоречий постепенно констатируется и самими левыми, но к этому вопросу нет сознательного подхода. Тяжело расставаться со старыми костюмами, отказываться от привычных схем. Тем не менее, положительный опыт уже есть - в Дании и Норвегии маоисты, сталинисты и троцкисты сформировали единый избирательный список, а затем и единое движение, почти партию. Не будем сейчас оценивать: реформистскими или революционными получились эти объединения, время покажет, важно дургое: налицо констатация факта, что разделение левых сегодня проходит по другим линиям, а не по отношению к сталинскому СССР, маоистскому Китаю, личностям Сталина, Мао и Троцкого.
Старые противоречия стоит отбросить вовсе не потому, что они «усатрели». Не устарело куда более старое деление на реформистов и революционеров, в российской традиции - большевиков и меньшевиков. Просто условия в которых существует левое движение на рубеже 1980-90-х годов радикально изменились. С крушением социалистического лагеря, реставрацией капитализма в СССР, Восточной Европе и в несколько иной форме в Китае завершилась целая эпоха развития и капитализма и мировой революции, начавшаяся победой социализма в России и поражением в Германии. Наступил Ground Zero революционной истории, частично вернулся даже «старый» империализм. Поляризация бедности и богатства, сглаживавшаяся в ХХ веке в ведущих капиталистических странах из-за опасности «повторения СССР», снова достигла уровня 1914 года.
История сделала круг и вышла на ту же точку, но на новом уровне развития. Национальные монополии уступили место транснациональным, либерализм неолиберализму, колониализм - неоколониализму, передовые производительные силы - это уже не двигатель внутреннего сгорания и электрогенератор, а телекоммуникации и генная инженерия и т.д. Соответственно, и революционная теория должна описать своеобразный круг по спирали собственного развития и отбросив противоречия другой фазы витка выйти к развилке необольшевизма и неоменьшевизма.
Массы понимают это лучше революционеров, их мало интересует кто был прав - Сталин, Троцкий или Мао. Их интересуют технологии сопротивления корпорациям, защиты трудовых и социальных прав, их можно заинтересовать идеей коренной ломки общественных отношений, отношений собственности и власти, идеей революции.
Основные составляющие новой левой идеологии и практики также формируются рамках в разных марксистских течений параллельно, поэтому объединение на новых основаниях назрело.
При формировании интегральной марксистской идеологии придется побороть не просто слова: «сталинизм», «троцкизм» и т.д., но и соответствующий стиль мышления. Сектанты скажут: О’кей, нет больше условий для деления на сталинистов, троцкистов, есть только революционный и реформистский марксизм. Но они согласятся признать революционным лишь направление, которое согласится признать все догматы данной секты. Для секты вообще важно не то, что объединяет ее с массовым движением, а то что отличает, делает уникальной. Здесь важны мельчайшие оттенки смысла в толкованиях того или иного «священнного» текста, а не реальные проблемы, стоящие перед реальным движением.
Собственно, придется побороть сам сектантский подход. Здесь можно также найти массу примеров из истории революционного движения. Например, даже глубокие разногласия и взаимная неприязнь не помешали Ленину и Троцкому работать в рамках одной партии в 1917 году, если их политическая линия на тот момент совпадала.
от себя добавлю, что сегодня есть такое структурное явление " регрессивного капитализма", как "красная контра". Условно-"левые", бывшие некогда частью предавшей страну и социализм части КГБ/КПСС, и сохранившие эту связь, формируют в левом движении контрреволюционный охранительный страт такой плотности и идеологической замаскированности, о которой зубатовская охранка не могла мечтать и в самых смелых мечтах.
Парадоксально, но как раз многие честные меньшевики сейчас зачастую более революционны, чем эта косящая под большевиков агентура режима, так как "меньшевики" борются хотя бы за смертельно опасные для воровского режима демократические ценности.
http://kkust.ru/article/net-bolshe-stalinizma-i-trockizma-viktor-shapinov
Виктор Шапинов
Нет больше сталинизма и троцкизма, есть революционный марксизм и реформизм.
«Нет больше ни Эллина, ни Иудея» (Гал 3.28)
Маркс как-то написал: «Традиции всех мертвых поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых. И как раз тогда, когда люди как будто только тем и заняты, что переделывают себя и окружающее и создают нечто еще небывалое, как раз в такие эпохи революционных кризисов они боязливо пребегают к заклинаниям, вызывая себе на помощь духов прошлого, заимствуют у них имена, боевые лозунги, костюмы, чтобы в этом освященном древностью наряде, на этом заимсвованном языке разыгрывать новую сцену всемирной истории» [К.Маркс. 18 брюмера Луи Бонапарта. // К.Маркс, Ф.Энгельс. Соч. т. 8, стр. 119].
И это верно даже в отношении великих революций. Английская революция XVII века рядилась в костюм раннего христианства и говорила языком Ветхого завета, Великая Французская революция воскрешала римские древности, революции XIX века, включая Парижскую Коммуну, старались скопировать опыт 1789-95 годов. Октябрьская революция видела в себе повторение Парижской Коммуны и, отчасти, российского 1905-го года, а все позднейшие социалистические революции калькировали российский Октябрь.
Но, французы, оперируя римскими фразами и именами, решали задачи своего времени. В одеждах призраков ходили живые люди, творившие собственную историю. Сегодня же по бескрайним просторам бывшего СССР разгуливают лишь одежды призраков. Пустые формы прошлых лет. Куча сталинистских, троцкистских и т.д. групп ведет дискуссию по «важнейшим» и «актуальнейшим» вопросам: были ли социализм в СССР или нет, была ли в тот или иной момент правильной политика Коминтерна или нет, предал ли Сталин Испанскую революцию, был ли пакт Молотова-Риббентропа необходимостью или беспринципностью и т.д. и т.п.
Сектантсткое мышление вертится в порочном круге штампов прошлой эпохи. Когда читаешь творения таких сектантов, создается впечатление, что свои штампы они просто «забили» в hot-keys клавиатуры - нажимаешь control + «I» и появляется: «предательство Испанской революции», нажимаешь control + «B» и появляется: «привилегии бюрократии», нажимаешь control + «G» появляется «пакт с Гитлером», а control + «K»: «роспуск Коминтерна». Можно, наверное, вообще автоматизировать процесс написания сектантских статей, но это уже дело программистов, а не теоретиков (троцкистские штампы взяты здесь для примера, существуют не менее смешные «сталинистские» штампы).
За каждым из сектантских направлений стоит целый иконостас пророков и святых, требующих жертвоприношений, целый ряд догматов, охраняемых с не меньшей ревностью, нежели догматы Святой Церкви и столь же жизненных, как последние. Все еще гремят споры 60-летней давности, звучат взаимные обвинения, достойные А.Я.Вышинского.
Вопросы истории, конечно, важны и их стоит изучать, нужны и дискуссии . Но огромным тормозом на пути формирования современной левой идеологии и левого движения становится то, что именно по вопросам прошлого, а не настоящего идет самопределение и организационное размежевание левых.
Деление на сталинистов, троцкистов, маоистов и ряд других более мелких течений, которое сложилось в ХХ веке вовсе не было сектантской прихотью. В мире, где рядом с капиталистической системой возникла на основе революционного разрыва с капитализмом альтернативная общественная система, которая стала фактором борьбы в том числе и в капиталистических странах, левые не могли не определять своего отношения к ней. И во многом в зависимости от этого самоопределения складывались их взгляды на другие вопросы. Общество было расколото глобальной классовой борьбой, которая была и борьбой государств капиталистического и социалистического лагеря друг против друга. В этой борьбе нужно было занимать ту или иную сторону. «Коммунист определяется отношением к СССР» - говорил Георгий Димитров. И это было верно, потому что одно отношение к СССР относило коммунистов в категорию «сталинистов», другое - троцкистов и т.д.
Каждое из течений выросло из реальных противоречий реальной революции, даже целой волны социалистических революций ХХ века. Революционное движение, выросшее из российского Октября, оказавшись изолированным в рамках одной страны, разделилось на две тенденции - одна (сталинисты) готова была пожертвовать частью принципов ради сохранения завоеваний революции, другая (троцкисты) - осталась верной всем заветам классиков и методично фиксировала каждое отступление от программы ленинского «Государства и революции» в практике советского социализма.
Затем, когда после Второй мировой войны ситуация измеилась, часть «сталинистов» стала маоистами, а часть хрущевцами-брежневцами. И первые стали колоть вторым глаза азбучными истинами марксизма-ленинизма, которые отчасти исходя из условий, существовавших ранее, частью из-за нового оппортунизма были забыты лидерами КПСС. Вопрос о том, все ли уступки и компромиссы сделанные Сталиным были необходимыми, насколько правильно Троцкий трактовал ленинизм и во всех ли вопросах были правы маоисты в ходе своей полемики с КПСС в 60-е следует оставить историкам революционного движения, потому что для сегодняшнего дня они имеют значение только как некоторые иллюстрации борьбы революционного марксизма и реформизма. Не более.
Причем такая борьба - между реформистами и революционерами - проходит сегодня в каждом из названных течений. Есть революционные «сталинистские» партии, а есть скатившиеся в реформизм. Реформиским стало большинство массовых коммунистических партий, особенно европейских.Французская КП - здесь самый яркий пример. С другой стороны, есть левевшая на протяжении всех 90-х и 2000-ных годов КП Греции, есть радикальная «сталинистская» Партия Труда Бельгии, партизанят в Латиноамериканских лесах «сталинисты» из Революционных вооруженных сил Колумбии.
Троцкисты, хоть и существуют в большинстве случаев как мелкие революционные секты, но тоже имеют своих реформистов. Например, гордость троцкизма - одна из немногих массовых троцкистских партий - шри-ланкийская - скатилась в реформизм и успела даже посидеть в буржуазном правительстве. Маоисты также бывают реформистами и революционерами. Даже в рамках небольшой страны - Непала - есть две маоистские партии: КПН (маоистская), которая ведет вооруженную борьбу с буржуазно-феодальным государством, и КПН (объединенная марксистско-ленинская), которая признает монархию, входила в правительство и действует по реформистских схемам. В Индии, где маоизм господствует в комдвижении, также есть маоисты-реформисты и маоисты, ведущие вооруженную борьбу или готовящиеся к ней.
Изжитость старых противоречий постепенно констатируется и самими левыми, но к этому вопросу нет сознательного подхода. Тяжело расставаться со старыми костюмами, отказываться от привычных схем. Тем не менее, положительный опыт уже есть - в Дании и Норвегии маоисты, сталинисты и троцкисты сформировали единый избирательный список, а затем и единое движение, почти партию. Не будем сейчас оценивать: реформистскими или революционными получились эти объединения, время покажет, важно дургое: налицо констатация факта, что разделение левых сегодня проходит по другим линиям, а не по отношению к сталинскому СССР, маоистскому Китаю, личностям Сталина, Мао и Троцкого.
Старые противоречия стоит отбросить вовсе не потому, что они «усатрели». Не устарело куда более старое деление на реформистов и революционеров, в российской традиции - большевиков и меньшевиков. Просто условия в которых существует левое движение на рубеже 1980-90-х годов радикально изменились. С крушением социалистического лагеря, реставрацией капитализма в СССР, Восточной Европе и в несколько иной форме в Китае завершилась целая эпоха развития и капитализма и мировой революции, начавшаяся победой социализма в России и поражением в Германии. Наступил Ground Zero революционной истории, частично вернулся даже «старый» империализм. Поляризация бедности и богатства, сглаживавшаяся в ХХ веке в ведущих капиталистических странах из-за опасности «повторения СССР», снова достигла уровня 1914 года.
История сделала круг и вышла на ту же точку, но на новом уровне развития. Национальные монополии уступили место транснациональным, либерализм неолиберализму, колониализм - неоколониализму, передовые производительные силы - это уже не двигатель внутреннего сгорания и электрогенератор, а телекоммуникации и генная инженерия и т.д. Соответственно, и революционная теория должна описать своеобразный круг по спирали собственного развития и отбросив противоречия другой фазы витка выйти к развилке необольшевизма и неоменьшевизма.
Массы понимают это лучше революционеров, их мало интересует кто был прав - Сталин, Троцкий или Мао. Их интересуют технологии сопротивления корпорациям, защиты трудовых и социальных прав, их можно заинтересовать идеей коренной ломки общественных отношений, отношений собственности и власти, идеей революции.
Основные составляющие новой левой идеологии и практики также формируются рамках в разных марксистских течений параллельно, поэтому объединение на новых основаниях назрело.
При формировании интегральной марксистской идеологии придется побороть не просто слова: «сталинизм», «троцкизм» и т.д., но и соответствующий стиль мышления. Сектанты скажут: О’кей, нет больше условий для деления на сталинистов, троцкистов, есть только революционный и реформистский марксизм. Но они согласятся признать революционным лишь направление, которое согласится признать все догматы данной секты. Для секты вообще важно не то, что объединяет ее с массовым движением, а то что отличает, делает уникальной. Здесь важны мельчайшие оттенки смысла в толкованиях того или иного «священнного» текста, а не реальные проблемы, стоящие перед реальным движением.
Собственно, придется побороть сам сектантский подход. Здесь можно также найти массу примеров из истории революционного движения. Например, даже глубокие разногласия и взаимная неприязнь не помешали Ленину и Троцкому работать в рамках одной партии в 1917 году, если их политическая линия на тот момент совпадала.