Гусев С.И. Свияжские дни (1918 г.)
Еще по дороге из Москвы в Казань, в поезде тов. Троцкого, мы получили сообщение о том, что Казань взята учредиловцами, а наши части задержались на левом и правом берегах Волги, верстах в 30 выше Казани по течению и впереди жел.-дор. моста через Волгу.
Тяжелая обстановка, в которой оказалась юная Советская Республика (чехо-словацкое восстание, отрезавшее нас от сибирского хлеба, учредилка в Самаре, восстание в Ярославле, высадка англичан в Архангельске), властно предписывала быстрые и решительные меры обороны от неожиданно возникшей опасности, хотя о заговоре Антанты против нас мы знали до того очень мало. Вот почему появилась необходимость в поезде тов. Троцкого, вот почему Ц. К. партии в начале августа согласился на мобилизацию в Питере и Москве обширной группы ответственных товарищей, часть которых находилась в поезде тов. Троцкого.
В поезде были установлены строгие порядки: все обитатели поезда были снабжены винтовками, и при сигнале тревоги обязаны были становиться у заранее намеченных пунктов. Пока мы доехали до Свияжска (а ехали мы медленно, так как по дороге приходилось подолгу останавливаться на крупных станциях для принятия решительных мер к тому, чтобы сломить саботаж железнодорожников), нам пришлось раз десять в разные часы дня и ночи вскакивать по тревоге со своих мест, хватать винтовки и становиться на свои места. Эти "пробные мобилизации", проводившиеся по инициативе тов. Троцкого, привили обитателям поезда жесткую военную дисциплину, которая в ближайшие дни оказала нам большие услуги.Армию мы застали в Свияжске в состоянии сильного развала. С одной стороны, это было результатом поражения в Казани, и крайне беспорядочного отступления оттуда, с другой стороны - {c. 101} мы еще не сумели к этому времени придать нашей армейской организации планомерность, стройность и законченность. Считалось, что в обеих группах - право- и лево-бережной было до 15.000 бойцов - цифра "потолочная". Вероятно, было значительно меньше. А отдельных частей (полков) было несколько десятков. Среди этих многочисленных полков были некоторые, оставшиеся еще от старой армии (главным образом латышские), по нескольку сот человек, а были полки партизанского характера, нередко в несколько десятков штыков. Часть этих полков находилась в состоянии разложения и отказывалась сражаться (напр., 4-й латышский полк, в котором, ввиду его полной деморализации пришлось предать трибуналу председателя и члена полкового комитета, оба коммунисты). Остальные части хотя и сражались, но вяло и нередко бегали пред немногочисленным, но активным и лучше организованным неприятелем. Снабжение армии находилось в беспорядочном состоянии: всего было вдосталь, нехватка была разве в артиллерии и то лишь в начале, но организация питания частей серьезно хромала.Штаб был малочислен и состоял из усердных, честных, но слабых работников. Политический отдел, разведка, трибунал состояли из работников, которые еще не имели никакого опыта в работе, частенько попадая впросак.
Общее состояние Свияжской группы войск (превращенной затем в 5-ю армию) в начале августа можно было кратко определить так: неверие в свои силы, отсутствие инициативы, пассивность во всей работе и отсутствие дисциплины сверху донизу.
Приезд тов. Троцкого внес решительный поворот в положение дел. В поезде тов. Троцкого на захолустную станцию Свияжск прибыли твердая воля к победе, инициатива и решительный нажим на все стороны армейской работы. С первых же дней и на загроможденной тыловыми обозами бесчисленных полков станции, где ютились политотдел и органы снабжения, и в расположенных впереди - верстах в 15 - частях армии почувствовали, что произошел какой-то крутой перелом.
Прежде всего, это сказалось в области дисциплины. Жесткие методы тов. Троцкого для этой эпохи партизанщины, самовольщины, недисциплинированности и кустарнической самовлюбленности были прежде всего и наиболее всего целесообразны и необ-{c. 102} ходимы. Уговором ничего нельзя было сделать, да и времени на это не было. И в течение тех 25 дней, которые тов. Троцкий провел в Свияжске, была проделана огромная работа, которая превратила расстроенные и разложившиеся части 5-й армии в боеспособные и подготовила их к взятию Казани.
За 25 дней была сделана огромная работа, но для того, чтобы превратить части 5-й армии в действительно боевые части (скажем, в такие, какими они были, когда переваливали через Урал), нужно было проделать работу не меньшую, если не большую. Главный результат 25-дневного сидения на станции Свияжск, это тот, что части, отступавшие и бегавшие от неприятеля, части, почти сплошь терпевшие до этого поражения, были превращены в части, смеющие и умеющие побеждать, в части, поверившие в себя, в части, усвоившие основы воинской дисциплины и отказавшиеся от партизанщины. Обучены же они были плохо, командный состав имели весьма слабый, ошибок они делали великое множество и победы свои покупали безмерно дорогой ценой.
Таким образом, поскольку дело касалось человеческого материала, он был за этот период "морально" улучшен.Значительные улучшения были произведены и в материальной части: приведена в порядок организация снабжения, быстро сколочен Волжский флот, сыгравший в дальнейших операциях Восточного фронта важную роль, и, наконец, организована небольшая воздушная флотилия.
Последние меры имели для нашей победы под Казанью, пожалуй, даже большее значение, чем моральный под'ем частей 5-й армии. Впрочем, и для того, чтобы организовать Волжский флот и наши воздушные силы, пришлось потратить не мало сил на внедрение дисциплины в личный состав их. Неприятельский флот был значительно слабее нашего, воздушных же сил у него совсем не было, если не считать единственного аэроплана, который неудачно сбросил две плохие самодельные бомбы, а у нас было не то 6, не то 8 аэропланов, большой запас бомб, миноносцы и дальнобойные морские орудия на железных баржах. Ни миноносцев, ни дальнобойных морских орудий у неприятеля не было. Рассказывали, впрочем, что Каппель, которого учредиловцы расхваливали на все лады, придумал способ укреплять тяжелые 6-тидюймовые гаубицы на обыкновенных баржах. Эти слухи шли {c. 103} из наших "морских" кругов, но подтверждения не получили. Сообщение об этом изобретении Каппеля было даже напечатано в Казанских белых газетах, но именно потому, что об этом открытии очень шумели, можно было с уверенностью сказать, что это выдумка, специально для того, чтобы подбодрить свои и устрашить наши части.
Отношения между нашим сухопутным командованием и речным флотом не были точно установлены. Хотя формально флот в оперативном отношении и был подчинен воздушному командованию, но в начале он проявлял большую "самостийность" и нередко предпринимал самостоятельные операции, не сообщая о них в штаб армии, находившийся от флотского штаба всего в одной версте. Такое положение повело к ряду осложнений. Улучшение произошло лишь с приездом тов. Раскольникова. Впрочем "самостийность" Волжской флотилии, которая нередко проявлялась и позже, имела своим источником также и особые трудности в тактическом употреблении об'единенных сухопутных и речных сил. В военной истории такое тактическое сочетание встречается не часто и разработано слабо. Кое-что можно найти по этой части в американской гражданской войне. В истории нашей гражданской войны мы имели два наиболее типичных случая такого сочетания сил, когда наши сухопутные части наступали по обоим берегам реки, а флот продвигался по реке вместе с ними. Первый раз это было под Казанью, второй раз - при нашем наступлении на Колчака вдоль Камы (от устья Вятки до устья Белой), при чем по правому берегу двигалась вторая армия, по левому - пятая, а между ними шла Волжская флотилия.
Под Казанью дело было проще, так как у ст. Свияжск имелся железнодорожный мост, позволявший маневрировать сухопутными силами путем их переброски с одного берега на другой. Кроме того, под Казанью право- и лево-бережная группы были об'единены единым армейским командованием, находившимся вблизи от фронта и имевшим непосредственные сношения с речными силами. Значительно труднее была задача (и надо тут же сказать, - она была выполнена гораздо хуже) при наступлении вдоль Камы. По каждому берегу наступала отдельная армия, а между ними шла не подчиненная ни той, ни другой флотилия (да и подчинить то ее нельзя было). Об'единение действий второй и пятой армии и флотилии происходило в штабе фронта (Сим-{c. 104} бирск), естественно очень удаленном от боевого фронта, а потому неминуемо запаздывавшем со своими указаниями. Здесь не место останавливаться на этой организационно-тактической проблеме, но чтобы не оставлять вопроса на полпути, небесполезно будет использовать случай и предложить любителям сложных тактических задач следующее ее решение на основании положительного опыта под Казанью и отрицательного на Каме: примыкающие своими флангами к берегам реки части, наступающие вдоль нее, вместе с речной флотилией, находящейся между ними, должны быть об'единены под общим командованием в отдельное тактическое соединение, подчиненное
фронтовому командованию. Продвижение вдоль реки производится путем постоянного равнения приречных флангов и полного согласования действий флотилии с продвижением сухопутных частей. С разрешения командования флотилия может предпринимать вылазки против неприятельской флотилии с целью его полного или частичного уничтожения, принимая однако самые серьезные меры к тому, чтобы не напороться на установленные неприятелем на берегу реки так называемые "кинжальные" батареи. С армиями, идущими вправо и влево от такого тактического соединения, "седлающего" реку, держится крепкая связь в целях выравнивания флангов и прочного обеспечения стыков.
До 29-го августа на обоих берегах и на реке происходил ряд боев, большею частью оканчивавшихся для нас неудачно. Особенно было плохо на левом берегу, где противник систематически обходил наш левый фланг, висевший в воздухе, и этим заставлял наши части, не раз продвигавшиеся успешно вперед, отступать на исходные позиции. Эта угроза левому флангу и опасность быть припертой к железнодорожному мосту или же быть отброшенной в непроходимые леса создавало в лево-бережной группе неустойчивость, нервность и чрезмерное опасение за свой фланг и тыл. На правом берегу наш фланг также висел в воздухе, но - потому ли, что здесь неприятель обходов не предпринимал (ибо ему здесь гораздо важнее было удержать сильную, господствующую над Казанью позицию на Услоне) или же потому, что штаб 5-й армии находился на правом берегу и что отступать здесь можно было по более заселенным местам, части наши здесь стояли значительно тверже и спокойнее. Да и части здесь подобрались получше. Вот почему командование 5-й армии выска-{c. 105} залось вопреки мнению Вацетиса, за наступление по правому (а не по левому) берегу для овладения Услоном, после чего неприятель уже не мог держаться в находящейся на противоположном берегу Казани. Дальнейший ход операций вполне оправдал нашу оценку.
Надо сказать, впрочем, что забота о правом фланге не оставляла пишущего эти строки, и в целях "освещения" его к берегу Волги, южнее позиции право-бережной группы, было направлено несколько разведчиков (исключительно коммунистов), которые произвели обследование этого района по разным направлениям и решительно ничего не обнаружили. А между тем, через несколько дней именно из этого района Каппель, сделавший десант на правый берег Волги с 1.200 бойцами и 3 орудиями, начал свое наступление на станцию Свияжск, где находился штаб армии, в тыл верст на 15-20 обеим группам, право- и лево-бережной. Разведка была произведена чересчур рано и не была во-время повторена. Надо было все время держать там разведчиков.
Наступление Каппеля ¹) на станцию Свияжск - самое крупное по своему значению военное событие этого периода. Если бы Каппелю тогда удалось взять ст. Свияжск, разгромить штаб (который в лучшем случае мог спастись только на судах нашей речной флотилии, при чем он оторвался бы полностью от армии) и захватить мост через Волгу, наша право-бережная группа была бы окончательно разгромлена и рассеяна, а лево-бережная в лучшем случае рассеялась бы по лесам. Путь на Нижний был бы открыт, а там уже недалеко и до Москвы. Республика оказалась бы пред еще гораздо бóльшими военными трудностями, чем под Казанью. Вот почему бой у станции Свияжск 29-го августа 1918 г. ²) имел огромное значение. И если всей предшествовавшей работой были как в личном составе армии, так и в материальной ее части, подготовлены условия для будущей победы под Казанью, то бой под ст. Свияжск был тем переломным моментом, после
1) Полковник ген. штаба Каппель - командир одного из лучших учредиловских кавалерийских отрядов, впоследствии генерал колчаковской армии и командир корпуса ("каппелевцы"). Прим. ред.
2) Об этом бое см. книжку тов. Г. Устинова "Трибун революции", Москва, 1920 г., стр. 10-16, а также статью т. Л. Гейснер в №18-19 "Прол. Революции". Прим. ред.
[Примечание: Устинов Георгий Феофанович, писатель и журналист, 1882-1932. Речь о его книге "Трибун революции" (Л.Д. Троцкий). М., изд-во "Денница", 1921. 71 с.]
{c. 106}
которого можно сказать: "Теперь инициатива попала в наши руки, теперь мы прекращаем оборону и переходим в наступление, теперь неприятель на время не в силах ничего предпринять против нас и вынужден только обороняться". Удачный ночной налет нашей речной флотилии на Казань в ночь на 29 августа, потопившей несколько неприятельских судов, только усилил значение боя у станции Свияжск.
Особенность этого боя в том, что силы, выставленные нами против Каппеля, подошедшего в ночь на 29 августа на 3-4 версты к ст. Свияжск, были значительно слабее неприятельских сил. Мы имели в непосредственном распоряжении щтаба в ближайшем районе один только питерский рабочий полк (600 чел.), очень слабо обученный и еще ни разу не бывавший в бою. Кроме того, за ночь, - после того, как обнаружилось, что в ближайших к штабу селах засел неприятель, - мы быстро сформировали отряд моряков с флотилии в 100 чел. и несколько отрядов из обозников, оберегавших обозы своих полков на станции. Таких отрядов было сформировано 5-6, неодинакового численного состава (30-60 чел.). В общем, число наших бойцов доходило до 1.000, а обучены они были гораздо хуже, чем каппелевцы. Таким образом почти несомненной была победа Каппеля, у которого, как уже сказано, было 1.200 чел., обученных лучше, чем наши части, имевших правильную организацию и хороший комсостав и много офицеров в рядах и, наконец, возглавляемых одним из самых ученых и талантливых генштабистов, Каппелем. И, однако, Каппель был в течение 7-8 часов боя разбит и спешно отступил, даже не преследуемый нашими частями. В чем же дело? Как это случилось? Случилось это потому, что Каппель не дал себе ясного отчета, какую задачу он себе ставит: прочное ли овладение мостом через Волгу и выход в тыл нашей армии с тем, чтобы перерезать единственную линию, соединяющую ее с глубоким тылом (Нижний, Москва), или же только партизанский налет с целью разгрома штаба и истребления запасов с тем, чтобы затем убраться во-свояси назад. Для первой, серьезной, задачи силы Каппеля были явно недостаточны. Как бы внезапно и неожиданно ни было сделано его наступление (30-35 верст от берега Волги, т.-е. утомительный дневной переход), Каппель должен был рассчитывать, что мы успеем подтянуть достаточные силы с левого {c. 107} берега. Для второй же задачи - партизанского налета, он явно был перегружен пехотой (кавалерии у него было всего около 100 сабель) и обозами на крестьянских телегах, которые крайне замедляли его продвижение и почти лишали возможности маневрировать. Вся операция и в том, и в другом случае висела на ниточке, ибо сообщение Каппеля с Волгой решительно ничем не было обеспечено.
Неясность замысла Каппеля явно выразилась в том, что днем 28-го, почти за 16 часов до начала боя под Свияжском, одна из его частей, имея одну пушку, сделала налет на соседнюю станцию Тюрлема (22 версты от ст. Свияжск) и взорвала там поезд с артиллерийскими снарядами. Понятно, что об этом через четверть часа стало известно в штабе. Это нападение на ст. Тюрлема было совершенно излишне в обоих случаях, и в случае попытки серьезного и прочного овладения мостом, и в случае партизанского налета на штаб. В первом случае, уже после захвата ст. Свияжск и прочного овладения мостом, Каппель мог десятки раз успеть взорвать ст. Тюрлема, чтобы воспрепятствовать подходу наших подкреплений из Москвы. Во втором случае -(партизанский налет) взорвать Тюрлему совсем уже не к чему было. Более того, это было вредно для его же операции, ибо взрывом он давал нам сигнал: "Иду на вы, готовьтесь!". Этим внезапность нападения на Свияжск полностью уничтожалась. Возможно, что Каппель рассчитывал, что взрывом ст. Тюрлема и перерывом железнодорожного сообщения 5-й армии с Москвой он вызовет в штабе панику. Но и это было совершенно неправильный расчет: во-первых, нельзя строить расчеты на трусости и глупости противника, во-вторых, кроме железнодорожного пути у штаба имелась связь по Волге, обеспеченная сильной военной флотилией.
Впрочем, Каппелю могло помочь то, чего он менее всего ожидал: командование отнеслось к нападению на ст. Тюрлема очень легковесно и поверхностно. "Взорвали поезд со снарядами и уйдут". Вопреки упорным настояниям, командование не согласилось перебросить с левого берега бригаду Панюшкина (а времени хватило бы) и пошло на уступку лишь в отношении бронепоездов: один бронепоезд был подтянут с левого берега к ст. Свияжск. Это было часов в 7 вечера. Наступила черная, холодная августовская ночь. А часов в 9 в штаб стали непрерывно {c. 108} поступать сведения из многочисленных соседних деревень о появлении там неприятельских частей, Это - после утомительного дневного перехода неприятель стал подходить к ст. Свияжск и располагаться на ночлег. Еще одна ошибка Каппеля: расчет времени был произведен неверно. Надо было остановиться верстах в 7-8, а на рассвете начать наступление. Между тем, подход к намеченному ночлегу в крайне густо населенной местности, темной ночью привел к большой путанице, особенно потому, что вся местность вокруг Свияжска покрыта многочисленными деревнями, расположенными одна от другой на расстоянии 1-2 верст и среди этих деревень многие носят одинаковые названия да еще в двойном комплекте, ибо на-ряду с татарскими деревнями там есть русские деревни того же названия.
В результате части Каппеля перепутались, ночевали не там, где было указано, некоторые роты заблудились в темноте, а в одном случае дело дошло даже до перестрелки между ними. Местами было так, что каппелевские роты ночевали ближе к Свияжску, чем наши части, и, проснувшись утром, увидали у себя в тылу наших красноармейцев. А увидеть неприятеля у себя в тылу всегда неприятно. Словом, вместо стройной, обдуманной операции получилась какая-то неразбериха. К тому же ночью пошел "осенний мелкий дождичек", и многочисленный обоз Каппеля увяз в ужасающей грязи. В таких условиях Каппелю не могла помочь его высокая генштабистская ученость, и его победили наши совсем не необученные обозники. Победили, несмотря на то, что петроградский рабочий полк, расстреляв сгоряча все патроны, сбежал с позиции, бросился к Волге, захватил пароход и начал требовать, чтобы его везли в Нижний. Оставшиеся на позиции 300 обозников и 100 моряков проявили чудеса инициативы и храбрости, а регулярные роты Каппеля, лишившиеся вследствие создавшейся неразберихи правильного управления, "сдрейфили" и к 11 часам дня начали в беспорядке отступать. О преследовании, конечно, нечего и думать (будь бригада Панюшкина налицо, - а через день она все же была переброшена на правый берег, - Каппелю не удалось бы унести ног).
В штабе во время боя сохранялось полнейшее спокойствие, несмотря на то, что неприятель находился в какой-нибудь версте, снаряды рвались невдалеке, а пули с пытливым жужжанием {c. 109} нащупывали, где тут сидят "красные". Но авто-санитарные отряды и политотдел панически бежали на Волгу. Бой обозников против генштабистов был выигран благодаря ряду благоприятных случайностей, но наша победа была еще нам самим не ясна, и, несмотря на наступившее в 12 часов затишье ("перерыв на обед", как шутили в штабе), лихорадочная работа в штабе продолжалась. Формировались новые отряды, посылались на позицию патроны, подвозились подкрепления с левого берега и т.д. А в это время под огромным обрывом, внизу, у Волги, шли суд и расправа над трусами. Петроградский рабочий полк был ссажен (под угрозой потопления) с парохода, и созданный тут же полевой трибунал приговорил к расстрелу каждого десятого. В числе расстрелянных были и коммунисты (командир и комиссар полка и друг.). В тот момент, когда этот расстрел был произведен, и в той обстановке, в какой он был произведен, это была безусловно правильная и необходимая мера. Этот расстрел красной кровавой чертой подводил итог предшествовавшему партизанскому хаотическому периоду существования Красной армии и был последней переходной ступенью к регулярной дисциплине.
На следующий день, 30-го августа, поезд Троцкого отошел в Москву вследствие получения известия о покушении на Ленина. Впрочем, после боя 29-го августа в Свияжске нечего было больше делать. Победа 29-го августа предрешила быстрое взятие Казани.
С. И. Гусев. Источник: Журнал "Пролетарская революция", 1924, №2(25), с. 100-109