Г.Устинов. Из книги «Трибун революции (1920)»
Оригинал взят у ext_449909 в Устинов Г.Ф. На революционном посту. Глава из книги «Трибун революции (Л. Троцкий)»
В продолжение темы Свияжска в августе 1918 г. (см. также: И.В. Смородинов «Возникновение Восточного фронта и организация 5-й Армии. (Воспоминания).»; В.К. Путна «В первые дни»; С.И. Гусев «Свияжские дни (1918 г.)» ; Л.М. Рейснер «Свияжск. (Август-сентябрь 1918 г.)»; Л.Д. Троцкий «Моя жизнь», глава XXXIII (Месяц в Свияжске)) - глава из книги Г.Ф. Устинова «Трибун революции (Л. Троцкий)». М.:Денница, 1920, с. 10-16.
{с. 10}
II. На революционном посту.
В истории революционного движения, а в особенности в истории гражданской войны, большое место будет отведено «Поезду Троцкого». Несомненно, что этот поезд был локомотивом большинства революционных военных побед.
«Поезд Троцкого» и «Политкомы». Это тоже детище Троцкого.
Что такое эти Политкомы?
Передо мной маленькая записная книжечка. Дали в политическом штабе:
- Когда вернетесь в центр, передайте родным тов. Розина. Это - политический комиссар, убит в сражении под Красной Горкой.
Книжечка темная, с порванными листками. Обложка залита кровью. Кровь просочилась и внутрь, расползлась по торопливо исписанным листкам. Засохла на обрезе. Розин убит пулей в грудь. Свежая, горячая кровь залила и одежду, и эту книжечку, лежавшую в грудной кармане.
Я не мог передать книжечку. Не она оживила в моей памяти одну незабываемую картину, один огненный период {с. 11} русской революции, когда на карту был поставлен вопрос не только о существовании Советской России, а нечто неизмеримо большее. Тогда решалась - и решилась - судьба мировой революции. Это понимали и мы, и наши враги.
Это было под Казанью.
Молодая, еще неопытная Красная Армия была полна колебаний и страха. Только бесстрашные матросы налетали, как орлы на контр-революционных воронов, разбивая их и вводя в смятение их стаи.
В момент хаоса и беспорядка в армии Троцкий позвал из тыла рабочих, партийных товарищей. Надо было ввести железную организацию, внедрить строжайшую дисциплину, установить в армии революционный порядок. В армии, состоящей почти сплошь из случайных безработных - людей, чуждых революционному долгу, революционной сознательности.
В эту армию пришли рабочие, пришли партийные интеллигенты, для которых победа революции - цель жизни; для которых поражение ее - больше, чем самая мучительная смерть.
Пришли - и армия изменилась. Надо было быть одновременно и суровым начальником, и нежно любящим братом, в дремавшую душу надо было вдохнуть сознание. Надо было сделать, чтобы все эти случайно собравшиеся люди знали за что они идут умирать...
Троцкий угадал. Только рабочие могли выполнить эту задачу. И они выполнили. Политком оказался таким же двигателем революционных побед, как и «Поезд Троцкого». И началось это в то время, когда в лагере врагов революции уже началось ликование, когда им казалось, что {с. 12} все боги улыбаются только им, когда им казалось, что русская, а также и мировая революция уже задушена что уже пора праздновать победу.
У них был «единый фронт». Правый социалист-революционер Борис Савинков сидел на одной скамье с офицером французской службы Лебедевым и полковником Степановым. Русские монархисты курили им фимиам, заседая вместе с ними в белогвардейском штабе, как равноправные члены. Меньшевики призывали под ружье всех граждан Казани, уверяя в своей газете («Рабочее Дело»), что если большевики возьмут Казань, то вырежут «все население и изнасилуют всех женщин», потому что «Троцкий сказал матросам: - Возьмите Казань и делайте с нею, что хотите». Эту ложь до последних пределов раздували буржуазные и черносотенные газеты. И этой лжи верило все. Не верили только казанские рабочие. И когда они, не будучи в силах выносить далее гнет власти «учредительного собрания», под фирмой которого действовали черносотенцы при ближайшей помощи меньшевиков и социалистов революционеров, когда они, эти герои - казанские рабочие - подняли восстание, меньшевики закричали в своей газете, что действия рабочих - измена, и требовали суровой расправы... Такой же расправы требовали и черносотенцы в своей газете и кадеты в «Камско Волжской Речи», очень часто открывавшейся передовыми статьями за подписью: Борис Савинков.
Так вместе с богами улыбались белогвардейцам и правые эсеры, и меньшевики. И, однако, не смотря на то, что белогвардейцам улыбались все боги, меньшевики и правые социалисты-революционеры, - белогвардейский штаб почувствовал, что пришел конец. Надо было что-то придумать. {с. 13} Надо было на что-то решиться, надо было затеять новую авантюру, надо было решиться на новое преступление. Имя овладело отчаяние. И с отчаяния она решились на злодеяние.
Правыми эсерами было организовано покушение на В. И. Ульянова-Ленина. А в это время таже направляющая рука действовала под Казанью. В белогвардейском штабе, в августе 1918 года, был задуман и разработан чудовищный план убийства вождей российского революционного пролетариата. Несомненно, что за спиной этого штаба стояла не только активная контр-революционная русская буржуазия. Там был замешан, конечно, и союзнический капитал, и союзническая дипломатия, представитель которой так же сидел в белогвардейском штабе. Там были замешаны и русские организованные монархисты, и учредительное собрание, представителем которого в белогвардейском штабе был г. Фортунатов. План был задуман широко. В Москве существовала целая организация, руководимая дипломатическими представителями союзников Локкартом и компанией. Нет сомнения, что у нее существовала довольно правильная связь с казанским белогвардейским штабом. И там, и тут разрешался все тот же вопрос - об уничтожении вождей русской революции. Дипломатические представители союзников полагали, что Ленина и Троцкого лучше «взять живьем», увезти в Англию и там предать публичной смертной казни в острастку английским и французским рабочим, «чтобы не смели делать революции». Другие возражали:
- Вы не знаете силы влияния Ленина и Троцкого на рабочих и солдат. Они сумеют дорогой убедить конвой и сбегут вместе с ним...
{с. 14}
Такой исход не удовлетворял. Удовлетворил другой: убить и захватить власть в свои руки. Для осуществления этого плана было решено: на Ленина направить с револьвером полусумасшедшую женщину Каплан, а Троцкого взять живьем вместе с его поездом, стоявшим тогда на станции «Свияжск». Последнее преступление взялись выполнить: правый социалист Борис Савинков, офицер французской службы Лебедев и «учредиловец» Фортунатов.
28 августа 1918 г. все трое стали во главе отборных чехо-словацких кавалерийских отрядов в 500 чел. каждый. Удалось зайти в тыл «Поезда Троцкого» на целых 8 верст. Захватили железно-дорожную станцию «Тюрлема». Взорвали около 50 вагонов со снарядами.
Начался бой. Не бой, не война, а нечто более кошмарное, небывалое. Полторы тысячи отборных всадников наступали. Оборонялись три - четыре сотни матросов и добровольцев. Работали два бронированных поезда.
Это было ужасное, чудовищное сражение.
Большинство наших частей было занято под Услоном и Красной Горкой, где полковником Степановым было приказано повести наступление, чтобы мы не могли оттянуть наши силы. У белогвардейцев откуда-то взялась артиллерия. Перевес был безусловный. У нас - горсть храбрецов. У них сила. Стойкая, привычная к боям, жестокая, твердая, дисциплинированная. Но у нас было два бронированных поезда. Но у нас были политические комиссары, которые не знали - что такое отступление. Но у нас были матросы, которые знали, что если они сдадут, погибнет их вождь, погибнет Троцкий, которого они привыкли видеть каждый день среди их рядов, которого они успели узнать, {с. 15} успели глубоко полюбить. Как брата. Как отца. Как вождя. Такого же неустрашимого, как и они. Это им удалась испытать не раз.
Чехо-словаки дрались с отчаянным ожесточением. Цепи их тянулись из-за холмов непрерывной вереницей. Как траву, косил их пулеметный огонь наших бронированных поездов. В 5-10 минут легло несколько сот. А они все идут. Точно убитые вставали вновь, заползали за холмы и снова выползали с винтовкой наперевес. Потом, казалось дрогнули. Как искра, пробежало замешательство по их рядам.
- Товарищи... сдаюсь.,.
Подняли руки.
Броневики прекратили огонь.
Чехи шли в плен, таща за собою винтовки. Но вдруг, подойдя на расстояние всего нескольких десятков шагов, они легли на землю, как один человек. Мгновение - и затрещали ружейные выстрелы. Чехи расстреливали наших почти в упор.
Ожесточение усилилось, дошло до последней степени.
Напрасно чехи затевали повую провокацию. Напрасно кричали снова: «Товарищи, сдаюсь». Напрасно бросали ружья... Напрасно поднимали руки. Им больше не верили.
Сражение продолжалось непрерывно около 8-ми часов. У наших частей были расстреляны все патроны. Оба броневика были свалены под откос белогвардейской артиллерией. Один пришлось взорвать самим при отходе на новое место. Оставшиеся несколько десятков человек, способных к бою, несколько раз ходили на чехов в атаку без одного выстрела с одними штыками. И, наконец, побежали. И те, и другие в одну минуту, в одно мгновение. Поле {с. 16} сражения было очищено одновременно обоими сторонами. И там, и здесь всякая возможность дальнейшего боя была исчерпана.
В один момент наступила жуткая тишина. На железнодорожной линии, точно два огромных трупа, чернели разбитые броневики. По холмам, в оврагах и рытвинах - всюду валялись трупы, трупы, трупы...
Бой был кончен. Несколько сот отважных матросов грудью своей отстояли своего вождя, отстояли русскую революцию, спасли дело рабочих всего мира. Успех под Тюрлемой удесятерил бы силы наших противников, окрылил бы надеждой не только русскую контр-революцию... Они удержали бы Казань. От Казани они пошли бы дальше, захватили бы целый ряд городов вверх по Волге, организовали бы мятеж в Петербурге и Москве. Но этого не случилось. Под Тюрлемой мы потеряли многое; белогвардейцы там потеряли почти все.
Замысел союзно-русского капитала потерпел полное крушение. Троцкий остался невредим. Ленин выздоровел.
Примечание:
Устинов Георгий Феофанович, 1888-1932.
Русский советский писатель и журналист. Друг Сергея Есенина, автор воспоминаний о нем. Во время Гражданской войны некоторое время был ответственным секретарем и автором статей в газете «В пути», издававшейся в поезде Троцкого.
В продолжение темы Свияжска в августе 1918 г. (см. также: И.В. Смородинов «Возникновение Восточного фронта и организация 5-й Армии. (Воспоминания).»; В.К. Путна «В первые дни»; С.И. Гусев «Свияжские дни (1918 г.)» ; Л.М. Рейснер «Свияжск. (Август-сентябрь 1918 г.)»; Л.Д. Троцкий «Моя жизнь», глава XXXIII (Месяц в Свияжске)) - глава из книги Г.Ф. Устинова «Трибун революции (Л. Троцкий)». М.:Денница, 1920, с. 10-16.
{с. 10}
II. На революционном посту.
В истории революционного движения, а в особенности в истории гражданской войны, большое место будет отведено «Поезду Троцкого». Несомненно, что этот поезд был локомотивом большинства революционных военных побед.
«Поезд Троцкого» и «Политкомы». Это тоже детище Троцкого.
Что такое эти Политкомы?
Передо мной маленькая записная книжечка. Дали в политическом штабе:
- Когда вернетесь в центр, передайте родным тов. Розина. Это - политический комиссар, убит в сражении под Красной Горкой.
Книжечка темная, с порванными листками. Обложка залита кровью. Кровь просочилась и внутрь, расползлась по торопливо исписанным листкам. Засохла на обрезе. Розин убит пулей в грудь. Свежая, горячая кровь залила и одежду, и эту книжечку, лежавшую в грудной кармане.
Я не мог передать книжечку. Не она оживила в моей памяти одну незабываемую картину, один огненный период {с. 11} русской революции, когда на карту был поставлен вопрос не только о существовании Советской России, а нечто неизмеримо большее. Тогда решалась - и решилась - судьба мировой революции. Это понимали и мы, и наши враги.
Это было под Казанью.
Молодая, еще неопытная Красная Армия была полна колебаний и страха. Только бесстрашные матросы налетали, как орлы на контр-революционных воронов, разбивая их и вводя в смятение их стаи.
В момент хаоса и беспорядка в армии Троцкий позвал из тыла рабочих, партийных товарищей. Надо было ввести железную организацию, внедрить строжайшую дисциплину, установить в армии революционный порядок. В армии, состоящей почти сплошь из случайных безработных - людей, чуждых революционному долгу, революционной сознательности.
В эту армию пришли рабочие, пришли партийные интеллигенты, для которых победа революции - цель жизни; для которых поражение ее - больше, чем самая мучительная смерть.
Пришли - и армия изменилась. Надо было быть одновременно и суровым начальником, и нежно любящим братом, в дремавшую душу надо было вдохнуть сознание. Надо было сделать, чтобы все эти случайно собравшиеся люди знали за что они идут умирать...
Троцкий угадал. Только рабочие могли выполнить эту задачу. И они выполнили. Политком оказался таким же двигателем революционных побед, как и «Поезд Троцкого». И началось это в то время, когда в лагере врагов революции уже началось ликование, когда им казалось, что {с. 12} все боги улыбаются только им, когда им казалось, что русская, а также и мировая революция уже задушена что уже пора праздновать победу.
У них был «единый фронт». Правый социалист-революционер Борис Савинков сидел на одной скамье с офицером французской службы Лебедевым и полковником Степановым. Русские монархисты курили им фимиам, заседая вместе с ними в белогвардейском штабе, как равноправные члены. Меньшевики призывали под ружье всех граждан Казани, уверяя в своей газете («Рабочее Дело»), что если большевики возьмут Казань, то вырежут «все население и изнасилуют всех женщин», потому что «Троцкий сказал матросам: - Возьмите Казань и делайте с нею, что хотите». Эту ложь до последних пределов раздували буржуазные и черносотенные газеты. И этой лжи верило все. Не верили только казанские рабочие. И когда они, не будучи в силах выносить далее гнет власти «учредительного собрания», под фирмой которого действовали черносотенцы при ближайшей помощи меньшевиков и социалистов революционеров, когда они, эти герои - казанские рабочие - подняли восстание, меньшевики закричали в своей газете, что действия рабочих - измена, и требовали суровой расправы... Такой же расправы требовали и черносотенцы в своей газете и кадеты в «Камско Волжской Речи», очень часто открывавшейся передовыми статьями за подписью: Борис Савинков.
Так вместе с богами улыбались белогвардейцам и правые эсеры, и меньшевики. И, однако, не смотря на то, что белогвардейцам улыбались все боги, меньшевики и правые социалисты-революционеры, - белогвардейский штаб почувствовал, что пришел конец. Надо было что-то придумать. {с. 13} Надо было на что-то решиться, надо было затеять новую авантюру, надо было решиться на новое преступление. Имя овладело отчаяние. И с отчаяния она решились на злодеяние.
Правыми эсерами было организовано покушение на В. И. Ульянова-Ленина. А в это время таже направляющая рука действовала под Казанью. В белогвардейском штабе, в августе 1918 года, был задуман и разработан чудовищный план убийства вождей российского революционного пролетариата. Несомненно, что за спиной этого штаба стояла не только активная контр-революционная русская буржуазия. Там был замешан, конечно, и союзнический капитал, и союзническая дипломатия, представитель которой так же сидел в белогвардейском штабе. Там были замешаны и русские организованные монархисты, и учредительное собрание, представителем которого в белогвардейском штабе был г. Фортунатов. План был задуман широко. В Москве существовала целая организация, руководимая дипломатическими представителями союзников Локкартом и компанией. Нет сомнения, что у нее существовала довольно правильная связь с казанским белогвардейским штабом. И там, и тут разрешался все тот же вопрос - об уничтожении вождей русской революции. Дипломатические представители союзников полагали, что Ленина и Троцкого лучше «взять живьем», увезти в Англию и там предать публичной смертной казни в острастку английским и французским рабочим, «чтобы не смели делать революции». Другие возражали:
- Вы не знаете силы влияния Ленина и Троцкого на рабочих и солдат. Они сумеют дорогой убедить конвой и сбегут вместе с ним...
{с. 14}
Такой исход не удовлетворял. Удовлетворил другой: убить и захватить власть в свои руки. Для осуществления этого плана было решено: на Ленина направить с револьвером полусумасшедшую женщину Каплан, а Троцкого взять живьем вместе с его поездом, стоявшим тогда на станции «Свияжск». Последнее преступление взялись выполнить: правый социалист Борис Савинков, офицер французской службы Лебедев и «учредиловец» Фортунатов.
28 августа 1918 г. все трое стали во главе отборных чехо-словацких кавалерийских отрядов в 500 чел. каждый. Удалось зайти в тыл «Поезда Троцкого» на целых 8 верст. Захватили железно-дорожную станцию «Тюрлема». Взорвали около 50 вагонов со снарядами.
Начался бой. Не бой, не война, а нечто более кошмарное, небывалое. Полторы тысячи отборных всадников наступали. Оборонялись три - четыре сотни матросов и добровольцев. Работали два бронированных поезда.
Это было ужасное, чудовищное сражение.
Большинство наших частей было занято под Услоном и Красной Горкой, где полковником Степановым было приказано повести наступление, чтобы мы не могли оттянуть наши силы. У белогвардейцев откуда-то взялась артиллерия. Перевес был безусловный. У нас - горсть храбрецов. У них сила. Стойкая, привычная к боям, жестокая, твердая, дисциплинированная. Но у нас было два бронированных поезда. Но у нас были политические комиссары, которые не знали - что такое отступление. Но у нас были матросы, которые знали, что если они сдадут, погибнет их вождь, погибнет Троцкий, которого они привыкли видеть каждый день среди их рядов, которого они успели узнать, {с. 15} успели глубоко полюбить. Как брата. Как отца. Как вождя. Такого же неустрашимого, как и они. Это им удалась испытать не раз.
Чехо-словаки дрались с отчаянным ожесточением. Цепи их тянулись из-за холмов непрерывной вереницей. Как траву, косил их пулеметный огонь наших бронированных поездов. В 5-10 минут легло несколько сот. А они все идут. Точно убитые вставали вновь, заползали за холмы и снова выползали с винтовкой наперевес. Потом, казалось дрогнули. Как искра, пробежало замешательство по их рядам.
- Товарищи... сдаюсь.,.
Подняли руки.
Броневики прекратили огонь.
Чехи шли в плен, таща за собою винтовки. Но вдруг, подойдя на расстояние всего нескольких десятков шагов, они легли на землю, как один человек. Мгновение - и затрещали ружейные выстрелы. Чехи расстреливали наших почти в упор.
Ожесточение усилилось, дошло до последней степени.
Напрасно чехи затевали повую провокацию. Напрасно кричали снова: «Товарищи, сдаюсь». Напрасно бросали ружья... Напрасно поднимали руки. Им больше не верили.
Сражение продолжалось непрерывно около 8-ми часов. У наших частей были расстреляны все патроны. Оба броневика были свалены под откос белогвардейской артиллерией. Один пришлось взорвать самим при отходе на новое место. Оставшиеся несколько десятков человек, способных к бою, несколько раз ходили на чехов в атаку без одного выстрела с одними штыками. И, наконец, побежали. И те, и другие в одну минуту, в одно мгновение. Поле {с. 16} сражения было очищено одновременно обоими сторонами. И там, и здесь всякая возможность дальнейшего боя была исчерпана.
В один момент наступила жуткая тишина. На железнодорожной линии, точно два огромных трупа, чернели разбитые броневики. По холмам, в оврагах и рытвинах - всюду валялись трупы, трупы, трупы...
Бой был кончен. Несколько сот отважных матросов грудью своей отстояли своего вождя, отстояли русскую революцию, спасли дело рабочих всего мира. Успех под Тюрлемой удесятерил бы силы наших противников, окрылил бы надеждой не только русскую контр-революцию... Они удержали бы Казань. От Казани они пошли бы дальше, захватили бы целый ряд городов вверх по Волге, организовали бы мятеж в Петербурге и Москве. Но этого не случилось. Под Тюрлемой мы потеряли многое; белогвардейцы там потеряли почти все.
Замысел союзно-русского капитала потерпел полное крушение. Троцкий остался невредим. Ленин выздоровел.
Примечание:
Устинов Георгий Феофанович, 1888-1932.
Русский советский писатель и журналист. Друг Сергея Есенина, автор воспоминаний о нем. Во время Гражданской войны некоторое время был ответственным секретарем и автором статей в газете «В пути», издававшейся в поезде Троцкого.