100 лет назад. Блюмкин, Сталин, Троцкий и "Огонёк"
Яков Блюмкин (1900-1929)
С 1 апреля 1923 года в Москве начал выходить массовый иллюстрированный еженедельник «Огонёк». Первым его редактором был Михаил Кольцов. В первом же номере появился любопытный репортаж под названием Я. Сущевского «День Троцкого» (приводится ниже). Но не менее любопытна расшифровка псевдонима «Я. Сущевский», которую дал в своих мемуарах родной брат М. Кольцова знаменитый художник-карикатурист Борис Ефимов. Он рассказывает о своём знакомстве с Яковом Блюмкиным - тем самым знаменитым террористом, бывшим левоэсером, чекистом, убийцей германского посла графа Мирбаха.
«Я увидел его впервые в 1923 году в редакции только что возникшего журнала «Огонек». Смотрел на него, конечно, с любопытством - у него как будто на лбу было написано: «Я - тот самый Блюмкин, который убил Мирбаха!» Он был весьма словоохотлив и подробно рассказывал, что недавно вернулся с Кавказа, где принимал участие в подавлении каких-то мятежей против советской власти. При этом высказался с каким-то смаком: «Мы их там шлёпнули, тысячи две». (Я впервые тогда услышал этот залихватский термин «шлёпнули», означавший «расстреляли».) Вернувшись в Москву, Блюмкин начал работать в секретариате Троцкого, тогда председателя Реввоенсовета республики. Блюмкина, видимо, потянуло на литературную деятельность, и он пришел в редакцию «Огонька» предложить очерк о работе этого секретариата. Как раз при мне редактор нового журнала Кольцов прочел очерк и сказал:
- Ну, что ж, мы это напечатаем. А как подписать? Вашей фамилией?
Блюмкин подумал.
- Нет, - сказал он, - пожалуй, как-нибудь иначе.
Кольцов оглянулся вокруг, и взгляд его упал на стоявший в углу несгораемый шкаф, на дверце которого была надпись «Сущевский завод».
- Вас устроит подпись «Я. Сущевский», товарищ Блюмкин?
Тот согласился, и очерк под названием «День Троцкого» за подписью «Я. Сущевский» появился на страницах «Огонька». Надо отдать справедливость автору - написан он бойко, образно, хорошим литературным языком».
История эта имела продолжение. Михаила Кольцова вызвал Генеральный секретарь ЦК РКП(б) И. В. Сталин. Снова предоставим слово Ефимову:
«Его вызвали в ЦК. Он поднялся на пятый этаж в секретариат Сталина, постучался и был несколько удивлён, что дверь ему открыл сам Сталин. Они прошли в кабинет, сели, и Генеральный секретарь ЦК сказал:
- Товарищ Кольцов, «Огонёк» - неплохой журнал, живой. Но некоторые товарищи члены ЦК считают, что в нём замечается определенный сервилизм.
- Сервилизм? - удивился Кольцов. - А в чём это выражается?
- Да, сервилизм. Угодничество. Товарищи члены ЦК говорят, что вы скоро будете печатать, по каким клозетам ходит товарищ Троцкий.
Кольцов, конечно, был в курсе острой конфронтации между Сталиным и Троцким, но такая грубая откровенность его ошеломила. Ведь Троцкий был членом Политбюро ЦК, председателем Реввоенсовета республики, народным комиссаром по военным и морским делам, виднейшим политическим деятелем страны.
- Товарищ Сталин, - сказал брат, - «Огонек» - массовый журнал, рассчитанный на широкий круг читателей, и мы думали, что в наши задачи входит рассказывать народу о деятельности его руководителей. И мы давали очерки: «День Калинина», «День Рыкова», «День Троцкого». А недавно мы дали в журнале фотографию окна, через которое в Баку в тысяча девятьсот втором году бежал товарищ Сталин, когда полиция нагрянула в организованную им подпольную типографию.
...Сталин посмотрел на брата и холодно произнёс:
- Товарищ Кольцов. Я вам передал мнение товарищей членов ЦК. Учтите в дальнейшей работе. Всего хорошего.
Рассказав все это, брат со смехом добавил:
- По сути дела, я получил строгий выговор от Генерального секретаря партии».
Такие дела. Ну, а теперь, зная эту подоплеку, в то время оставшуюся для читателей «за кадром», можно почитать очерк «Я. Сущевского», он же Яков Григорьевич Блюмкин.
День Троцкого
У кондуктора, у чернорабочего, у любого советского служащего есть восьмичасовой рабочий день, окарауливаемый ВЦСПС и Кодексом Труда.
У Л. Троцкого этого дня нет.
Его рабочий день переваливает за восемь часов и, по состоянию времени, день - ночью может быть ещё в самом разгаре.
По времени так было все эти пять лет. Но содержание дня, его, так сказать, внешний стиль и внутренний смысл, конечно, зависели от того, что переживала сегодня Советская Республика.
По нервности, напряжённости, историческим последствиям, подвижности, по количеству произнесённых речей, характеру действия, дни Л. Троцкого в пределах 21-22 годов отличаются от дней 18 или 19 годов. Теперь - «и стих и дни не те».
На путях Николаевского вокзала отдыхает поезд Троцкого - революционный бродяга, со скоростью тигра покрывший не раз страну - и горячечные дни Л. Троцкого, выскочившие из обычного темпа, теперь вернулись к нему. Вместо железнодорожных узлов, дивизионных халуп, областных городов, шоссе, поездных салонов они сосредоточились на старой пустынной Знаменке, в бессолнечных дортуарах царского военного училища.
Военных фронтов нет - это верно. Но есть фронты - промышленный, художественный, алкогольный, вшивый, пуговичный, авиационный, морской, церковный, французский фронт в Коминтерне, и мысль, энергия Троцкого объезжает, ревизует, направляет эти фронты, как раньше военные, создаёт на них переломы и добивается побед не менее - значительнее боевых, хотя не в пример им лишённых патетических реляций и пронзительных, сладостных фанфар.
Л. Троцкий начинает с газеты. Она служит ему средством бытовой связи и деловой информации. Он её читает, словно доклад выслушивает, и очень часто газетные сведения влекут за собою его спешные запросы, многочисленные различные мероприятия.
Очень часто телеграммы «Роста», репортерская заметка, заезжее интервью прокладывают дорогу какому-нибудь принципиальному решению, одобрению, хлёсткому порицанию, теоретическому анализу, сделанному тут же по свежим следам происшествий.
В этом утилитарном, служебном отношении к газете, как средству ориентировки в дне сказывается высокая культурность - и политическая и журналистская - вождя революции и публициста революции.
Затем, в разное время дня и ночи Троцкий читает и диктует.
Что читает?
Всё, что может быть адресовано Наркомвоену РСФСР и что может интересовать международного социалистического публициста, по выражению Шоу, короля памфлета. - Всё: от субординированного военного рапорта с эпитетами «вышеозначенный и подлежащий» - странички штабной хрестоматии - до математических результатов обследования заработной платы крупнейших предприятий, - нашей астрономической статистики; от частного захолустного прошения - грустной житейской слезницы до изысканной дипломатической шифровки - мировой коммерции; от газетной передовицы - политического забияки - до книги Каутского об усопшей в России демократии - старческого, талмудического препирательства по поводу марксистской ижицы; от томика Ветлугина - кокаина-романа - до томища Ландау - бесконечной философской эпитафии умирающей Европы: от доклада о бандитизме - фантастической русской летописи - до сводок Коминтерна о международной революции, о движении - свистопляске целых капиталистических континентов. - И Шпенглера с Эйнштейном, и «Таймс» с «Таном», и «Дни» с «Рулём», регулярно получаемые вместе со всей европейской прессой.
На его столе военная тактика гениального чудака и балагура Суворова познала книжное соседство с тактикой Маркса, чтобы прихотливым образом соединиться в голове одного человека, обслуживающей запросы, проблемы, тактику революции.
Читает с карандашом в руке, который держит, как хирург зонд, подчёркивает, размечает, нумерует мысли авторов, ассоциирует, делает полемические замечания - и книга возвращается с его анатомического стола, как препарированный труп.
Что диктует?
Запросы, резолюции, ведомственные назидания, приказы, статьи, брошюры, дружеские и саркастические письма, отписки, воспоминания - короткие и длинные, сухие и пылающие, стилистически-тщательные, блестящие, являющиеся образцом эпистолярного стиля и памфлетической реплики, восторгавшей Брест-Литовскою удальца гр. Чернина, все точное, ясное, деловое. Диктует по всем адресам и направлениям - на Лубянку, на Покровку, в Париж, подпольным друзьям.
Да, Париж, в шестнадцатом году изгонявший Троцкого и теперь трижды блокированный и забронированный от того же Троцкого контрразведкой Пуанкаре, в Париж, - ибо кабинет Троцкого - небоскрёб мировой политики.
И недаром меньшевистскому коммивояжеру Дану агенты Троцкого мерещатся в Париже до того, что он в последнем номере «Социалистического вестника» божится, что его освистали на недавнем докладе Парнаса не рабочие, а комсомольцы, организованные Московскими агентами, в столице Франции.
Отряд самокатчиков и мотоциклистов в течение дня и ночи с фронтовой быстротой развозит во все концы бесконечной Москвы эту государственную деловую литературу Наркома - итог его дня - критическую саранчу, которая пожирает не одну ошибку, не одну глупость на трудовом Советском поле.
В деятельности Троцкого в течение дня - становясь постоянной в нём, вырисовывается прежде всего, черта утилитарного деспотизма.
Он читает и скальпирует книги, газеты, доклады не для себя, - он стремится обобрать до нитки их каждую строку, страницу, отыскать в ней карандашом хотя бы микроб пользы для Советской Республики, русского и международного пролетариата, которые для него не абстракция, а живые, постоянно ощутимые факторы работы.
И пускай за недостатком времени он физически не присутствует на рабочих собраниях, он бывает на них мысленно, постоянно остро ощущая малейшее колебание массовых настроений. Точно так же он умеет с неослабным вниманием, ставшим сознательным инстинктом, со своей вышки следить за нынешней Красной армией, её внутренними переживаниями и усилиями, приходить им на помощь и следить за каждым шорохом на внешних границах.
В течение дня тишину его скромного, перестроенного из угла казарменного зала- кабинета, осаждают телефонные звонки, звучащие разрывами снарядов. По телефону, в котором он ценит - экономнейшее средство общения, им делается едва ли не половина дела. С Реввоенсоветом, со Штабом РККА, размещёнными тут же в здании, с необозримыми по числу государственными учреждениями он решает все возникающие вопросы - по телефону.
Внешние дни монотонны, не суетны, сосредоточенны. Лишь в период Съездов Советов, партии, конгрессов Коминтерна, они снова, как бы выходят из темпа, заполняются заседаниями, лихорадочным, тщательным штудированием материалов, переговорами, приёмами, которых обычно мало, и частными скачками машины. Но текущая работа не прекращается, а лишь отодвигается на второе место в рабочей очереди.
Как организационно работает Троцкий?
Метод работы всегда один. В основу его положен принцип разделения труда, вплоть до поручения синтаксической правки речей и подготовки книг к печати из огромного литературного имущества прошлой эпохи - другим, и математический учёт времени, т.е. принципы тейлоризма.
В своей работе Троцкий делает только то, что он один должен и может делать, все остальное доведут до конца другие, - его сотрудники. Он диктует, шагая и бегая по кабинету, другие перепишут, педантически поставят запятые и двоеточие, подпишут, сдадут самокатчику, проследят судьбу пакета до конца.
Он пишет статью, другие - библиотекари - найдут нужную цитату из Маркса, из Блока, из Энгельса и Клаузевица, перепишут, обозначат, а иногда и сами включат в оставленное для неё по мысленному расчёту место, в продиктованной статье.
Троцкий готовится к решающему, правительственному или партийному докладу, - библиотека, по заданиям, найдёт всестороннюю литературу, секретариат соберёт материалы у ведомств, подаст в кабинет толстые папки, которые вернутся в результате использования и обработки, как бы после Мамаева побоища, карандашей и ножниц.
Аппарат Троцкого состоит из комбинации простых, но всемогущих вещей стенографиста, телефонного коммутатора и хорошего автомобиля - всего, что сокращает движение, содействует усилию экономить энергию. В этом смысле, говоря полушутливо Гастеву [Гастев Алексей Капитонович (1882-1939) - революционер, поэт и писатель, теоретик научной организации труда и директор Института труда, деятель Пролеткульта. Член ВКП(б) с 1931 года], если бы это было возможно, не мешало бы устроить экскурсию Института Труда... в кабинет Троцкого.
Так же как и Кропоткин [Кропоткин Пётр Алексеевич (1842-1921) - князь, русский революционер, учёный, публицист, один из самых влиятельных теоретиков анархизма], Троцкий отдыхает или переходом к другой работе, или сменой темы и объектов, или в спорте.
Статьи о художественной литературе, сопровождавшиеся огромным чтением десятков книг, сборников, статей и диктовавшиеся летом 22-го года, насколько нам известно большей частью по телефону с дачи, были специальной работой, но в то же время и отдыхом от обычной работы.
Иногда, очень устав, Троцкий охотится, бегает на лыжах, удит рыбу, играет в крокет и шахматы.
Так работает Троцкий, этот - вчера политический скиталец, изгнанник буржуазных государств, социалистический теоретик, сегодня, овладевший искусством государственного управления в огромной стране в переломную эпоху, универсальный человек, представляющий универсальное средоточие высоких человеческих интересов - вождь революции».