История российской секции Международной Марксистской тенденции всегда была окружена множеством мифов. И первым из них был миф об энтризме. Все, что мы делали, объяснялось «толкователями снов» с этой точки зрения. В 90-х я сталкивался с людьми, которые были твердо уверены, что это слово следует писать по-русски начиная с буквы «и», поскольку проверочным словом к нему является… «интрига». Проблема в том, что интриганами были не мы, а они. В отличие от них, мы никогда не скрывали свою политическую линию и свои намерения. В нашей борьбе за идеи и методы троцкизма мы сталкивались в то время с ожесточенным сопротивлением мелкобуржуазных сектантских элементов в движении. Не имея возможности и желания спорить с нами по существу стоящих перед движением проблем, они систематически фальсифицировали наши идеи и особенно тактику, пытаясь свести идейную и политическую борьбу внутри КРДМС и потом РРП к беспринципной борьбе за лидерство в организации. Между тем наша тактика была прямым следствием наших идей и неизбежным шагом на пути строительства массовой троцкистской партии.
Эта работа охватывает 15-летний период с середины 90-х, до конца нулевых годов. Я не задумывал этот текст как личную политическую биографию, хотя большей частью она и написана от первого лица, чтобы сделать эту историю более интересной и поддержать читателя на долгом пути. Ее основная цель - раскрыть идеи и методы нашей организации.
Идеи
В СССР с середины 30-х слово троцкизм было скорее ругательством, чем политическим определением. Считанные уцелевшие книги Троцкого были надежно спрятаны в спецхранах, а его работы тридцатых годов были практически недоступны даже в «самиздате». Левое крыло диссидентского движения в Советском Союзе было слишкотм немногочисленным, чтобы сформировать среду для распространения идей Троцкого и прежде всего - его анализа сталинского СССР, изложенного в наиболее полной форме в книге «Что такое СССР и куда он идет?», которая более знакома всем нам по названию английского издания «Преданная революция».
В условиях идейной и политической изоляции в позднем СССР коммунистическая оппозиция сталинизму приняла весьма специфические формы. Не имея возможности для широкой дискуссии, отдельные индивиды и небольшие группы развили сотни самобытных теорий, советская система рассматривалась в рамках азиатского способа производства, рабовладения, феодализма… пролетариат угнетали «первые лица», номенклатура и даже таинственная «сапиенсия»; однако, если мы пытаемся привести все это разнообразие к одному знаменателю, то мы обнаружим в нем различные модификации теорий государственного капитализма и бюрократического коллективизма, с которыми Троцкий вел отчаянную теоретическую и политическую борьбу еще в 30-е годы.
Возникла парадоксальная ситуация: с одной стороны, Перестройка вызвала огромный интерес к идеям Троцкого. Я приведу один характерный пример, почти анекдот: когда спартакисты начали строить в конце 80-х свой «форпост» в СССР, то захватили с собой несколько коробок книг «Что такое СССР» Троцкого на русском языке. В тот момент было совершенно непонятно, что уже можно делать, а что - еще нельзя, поэтому, когда коробки «зависли» в таможенной зоне Шереметьево, то их владельцам пришлось изрядно понервничать. После нескольких часов ожидания Виктор Грановский все-таки решился попробовать узнать, что происходит. Каково же было его удивление, когда он увидел, что работа таможни парализована - вся смена читает книги Троцкого! Виктору пришлось подарить им несколько книг, чтобы возобновить работу службы. Поблагодарив за подарок, командир таможенников удивленно заметил: «Надо же, я-то думал, что Троцкий умер давно». - «Так он действительно умер, вернее, его убили». - «Странно, а написано как сегодня!»
Контрреволюция поубавила интерес к печатному слову со стороны широких народных масс, но активисты коммунистических партий продолжали с интересом читать Троцкого. В партийных верхах многие скрывали это «пагубное» пристрастие - именно тогда появился термин «криптотроцкист». Так называли коммунистов, тщетно пытавшихся скрыть то, сколь сильное влияние на них произвели работы Троцкого. Реже встречались и коммунисты, которые открыто заявляли, что согласны с анализом Троцкого.
Это открывало для нас как преемников Левой оппозиции огромные возможности, но в этом уравнении была и другая сторона. Прежде всего, рождавшиеся в эти годы троцкистские группы привлекали совсем других людей. Несмотря на огромное численное доминирование, адепты госкаповских и бюрколлективистских концепций так и не смогли создать своих сколько-нибудь прочных организаций. На учредительном съезде Марксистской рабочей партии в 1990-е годы были сотни делегатов, представляющих 70 городов СССР. Через 5 лет она превратилась в небольшую группу. Сами они никогда не отказывались от своих самобытных теорий, но убедить в них кого-либо еще они уже не могли. Точно также завершились полным фиаско попытки клиффистов создать свою секцию в России. Это неудивительно - помню, как активист SWP Дейв Крауч с укором обвинял меня, забыв от возмущения склонения и спряжения: «Ты защищать русский солдат убивать немецкий рабочий!». Завоевать таким образом рабочий класс России было непросто.
Вступление в КРДМС
Когда мы с Володей Морозовым решали после разрыва с госкаповской группой Жвании весной 1995 года, что нам делать дальше, то главной причиной, почему мы решили присоединиться к КРДМС Сергея Бийца, был ее ортодоксальный троцкизм и явная ориентация на работу в РКРП и Совете рабочих Москвы. Каково же было мое удивление, когда, приехав в Москву на V съезд КРДМС, я стал свидетелем совершеннейшего безумия: съезд был объявлен как объединительный, на него были приглашены руководители МРП. Большая часть из них, к счастью, не приехала, но и тех, кто был, оказалось достаточно. Съезд проходил в большом зале, который располагался в подвале одной из высоток. Мне предложили председательствовать на первом заседании. Я сидел за длинным столом, когда на сцену вышел пожилой человек - один из МРПшников - и начал говорить: «В Советском Союзе было два класса: хомиат и сапиенсия...». Вскоре меня охватило ощущение полной безнадежности и разочарования. Секретаря Курганской областной организации РКРП Бонькина, приехавшего на съезд, чтобы обсуждать свое вступление в КРДМС, тоже. Москвичи были удивлены меньше, и это был плохой знак. Бонькин ушел со съезда в перерыве, обменявшись с нами несколькими ничего не значащими словами. Было видно, что он был очень разочарован. Как и мы.
Вечером Сергей долго объяснял про МРП, Леонова и «Защиту», рассказывал, какая это большая организация. Я же больше думал о том, в какое безумие превратилась бы наша работа, если бы мы действительно объединись. Вскоре я познакомился с остальными членами КРДМС и стало ясно, что она не является в полной мере троцкистской организацией. Несколько человек было откровенными госкаповцами, многие избегали отвечать на прямые вопросы. Из Москвы я привез подшивку газет; читая их, я все больше понимал - что-то идет не так.
Наша работа так или иначе крутились вокруг РКРП и РКСМ, их члены были основными покупателями наших газет, при этом наши статьи в «Рабочей демократии» вряд ли можно было назвать товарищеской критикой. Хуже того, такой же характер носил и теоретический анализ. Так, в 1994 году в проекте резолюции очередного съезда партии можно прочесть:
«Из организаций, происходящих от КПСС, одни (КПРФ, РКРП) окончательно и бесповоротно скатились в лагерь буржуазно-националистической реакции, другие (ВКПБ, РПК, СКП-КПСС) все время колеблются между ней и лагерем революции».
1 Это утверждение не только было очевидно неверно, но, что еще хуже, оно вбивало клин между нами и активом РКРП, саботировало нашу текущую работу. Конечно, были и более взвешенные тексты, но, честно сказать, в этот период «Рабочая демократия» не имела четкой позиции по ключевым вопросам, и, соответственно, КРДМС не имела ясной политической линии. В условиях дефицита кадров мы выпускали газету каждые 2-3 месяца, и нам постоянно не хватало материалов. Статьи, в том числе теоретические, ставились в номер безо всякого обсуждения и дискуссии. Если же дискуссия начиналась, то некоторые товарищи реагировали крайне негативно на любую критику. Особенно славился этим Савченко, также известный как Марлен Инсаров. Именно пародируя его напыщенный стиль, я взял себе псевдоним Иван Лох.
Выборы 1995 и 1996 годов
Парламентские и президентские выборы шли на фоне массовой приватизации, крайне непопулярной Первой Чеченской войны и стремительного роста задолженностей по заработной плате. Задержки зарплат на 3-4 месяца были повсюду, даже в госсекторе. На некоторых предприятиях зарплату не платили по полгода. Ситуация была накалена до предела. Большая часть либеральных лидеров, которых тогда по привычке называли демократическими, была уверена в своем поражении на парламентских и Ельцина - на президентских выборах, прорабатывая различные пути отступления.
РКРП впервые была допущена к выборам. В тот момент это была партия, способная вывести 100 000 человек на Дворцовую площадь в Петербурге в ходе протестов против повышения коммунальных тарифов. Прохождение 5%-ного парламентского барьера было для нее более чем реальной задачей. Несмотря на крайне невнятное выступления Анпилова на предвыборных дебатах партия уверенно набирала голоса. Впервые избиратели могли видеть процесс подсчета голосов по телевизионной трансляции из Центризбиркома. Утром было объявлено, что «Трудовая Россия» набрала 4,53% (3 137 406) голосов по Федеральному списку и провела в парламент одного кандидата по одномандатному в Ленинградской области.
Эти выборы были одними из самых грязных в истории России: против неопытных «первоклассников» играли лучшие американские советники-профессионалы, и все-таки правительству пришлось прибегнуть к прямым фальсификациям. Поражение, а больше - неспособность руководства РКРП дать хоть сколько-нибудь адекватный отпор, привело в кризису и череде расколов в партии. Если бы мы были в партии или хотя бы около нее в этот момент…
Увы, КРДМС не поддержала РКРП на выборах. Почему? Не имея возможности предложить рабочему классу свою позитивную программу (сформировавшая правительство НДР набрала 10,2% голосов), Гайдар и К⁰ сделали ставку на расщепление электората. В выборах приняли участие 43 партии и коалиции, включая даже Партию любителей пива, причем сразу 6 из них набрали между 3,6 и 5%. 3,98% набрала Партия самоуправления трудящихся Святослава Федорова. Перед выборами вокруг партии была сформирована коалиция, включавшая в себя целый ряд независимых профсоюзов, прежде всего НПГ (Независимый профсоюз горняков). Горняки, прежде всего воркутинцы, выступали тогда в авангарде классовой борьбы. Через три года «Рельсовая война» всколыхнет всю Россию! Поэтому, когда профсоюзные лидеры попросили КРДМС о поддержке и даже предложили включить своих кандидатов в избирательные списки, отказать было трудно. Когда Центризбирком не зарегистрировал коалицию по формальным признакам, мы приняли худшее из возможных решений. Чтобы избежать выбора, мы просто призвали голосовать за рабочих кандидатов и по сути дела бойкотировать выборы по партийным спискам. Справедливости ради надо сказать, что тактика бойкотизма имела старые традиции в КРДМС и много ярых приверженцев.
Теперь наша возможность критиковать избирательную тактику РКРП была крайне ограничена. Конечно, члены РКРП и КПРФ меньше всего хотели слушать «мудрые» советы бойкотистов. Почти автоматически эта политика распространилась на президентские выборы 1996, где РКРП, несмотря на все межпартийные распри, решила поддержать Зюганова. Партийную позицию по президентским выборам доверили выразить Борису Стомахину, тогда члену КРДМС.
«Окончательный список кандидатов давно определился. Наиболее левым из них - увы, левым лишь в сравнении с остальными - объективно оказался С.Федоров. „Левое“ крыло заполнено, кроме него, такими весьма жалкими фигурами, как Явлинский и отчасти Шаккум. В правом - вождь „народно-патриотических сил“ Зюганов, отчасти его напарник Тулеев, незабвенный Владимир Вольфович и крайне правая фигура в списке - бывший спортсмен Ю. Власов, кандидат от „Координационного совета радикальных националистических партий“, состоящего из откровенно фашистских организаций вроде лимоновской НБП».
2Сектантство и оппортунизм
В политике есть известный феномен - самый последовательный и непоколебимый «борец с капитализмом», который не готов отступить ни на шаг - даже если это единственный способ оказаться в одной шеренге с массовыми партиями рабочего класса, плечом к плечу с массами - легко капитулирует перед самыми реакционными отрядами буржуазии - фашистами, радикальными националистами, либералами. Ультралиберал Стомахин и недобандеровец Инсаров - лишь два крайних примера такой трансформации. Большинство сектантов не заходит так далеко, ограничиваясь такими формами оппортунизма, как народные фронты с радикалами и даже либералами или растворение в беспартийных «социальных» движениях. Этот парадокс вызван несколькими обстоятельствами. Прежде всего, сектанты не видят движения истории. Рассматривая движение в статике, они неспособны увидеть то, как изменение позиции открывает новые перспективы. Поэтому они долго и очень «принципиально» стоят на одном месте, а когда идиотизм этого стояния становится очевиден всем… стараются сорвать большой куш, пытаясь пойти на крупную сделку с самой «модной» политической силой.
Вторая причина - ориентация на надстройку вместо базиса. Форма для сектанта всегда важнее содержания, так же, как цитаты важней идей, которые за ними стоят. Поскольку большая часть публичной или «реальной» политики - это суета вокруг настройки, то им здесь есть где развернуться. КПРФ поддерживает развязанную Ельциным войну в Чечне, а «Яблоко» выступает против? Значит, «Яблоко» левее КПРФ! То, что, окажись Явлинский на месте Ельцина, он точно также стал бы наводить «порядок» на подведомственном ему рынке и защищать права частных собственников, никого не волнует. Ведь история не знает сослагательного наклонения, не так ли? Именно поэтому «Яблоко» так часто фигурировало в дискуссиях внутри КРДМС как более левая сила, чем КПРФ. Интересно, что, в отличие от КПИ, которая всегда имела ориентацию на левых либералов, и особенно на подмножество левых интеллектуалов среди них, КРДМС, а потом РРП практически никогда не вели с ними политическую работу. Это была своего рода дискуссия ради дискуссии.
Не все сектанты - госкаповцы, но большая часть госкаповцев - сектанты. Виной этому и их готовность классифицировать общественные формации по надстройке, и их крайне негативное отношения к массовым сталинистским партиям, но прежде всего - их непонимание диалектики. Ее систематическое изучение - лучшее лекарство от сектантских и госкаповских болезней.
Алан Вудс
Вскоре после президентских выборов 1996 года мне неожиданно позвонил Сергей и предложил приехать в Москву и поговорить с каким-то английским троцкистом. Это было необычно. После разрыва с КРИ в 1993 году активисты КРДМС демонстративно избегали контактов с западными интернационалами. «Его организация энтрируется в Лейбористскую партию», - добавил Биец. Об энтризме я в тот момент знал только то, что им занимались Пабло и Верник. История про Пабло была что-то вроде «и будет он проклят навек», а Верник называл многовекторным энтризмом свои попытки пролезть в Раду по спискам сразу трех партии. - «Звучит не очень!» - «Но он интересные вещи рассказывает!»
Через пару часов я уже был на Московском вокзале. На следующий день я познакомился с Аланом Вудсом. Оказалось, что он друг и товарищ Теда Гранта, «Антиклифф» которого я к тому времени уже прочел. Сперва мы долго говорили о борьбе с госкапом, необходимости развивать теорию. Алан подарил мне книжку Теда Гранта о СССР. Потом Алан заговорил о КПРФ и о выборах. О РКРП Алан почти ничего не знал, но за политикой КПРФ и ФНПР они с Тедом следили довольно внимательно. Переждав мою длинную и полную возмущения тираду, разоблачающую оппортунизм и национализм КПРФ (Сергей молчал потому, что очевидно выговорился раньше), Алан терпеливо начал объяснять, что рано или поздно молодежь обязательно пойдет в КПРФ, что в КПРФ будет кризис, а наша позиция по выборам совершенно ошибочная. Меня анализ не то чтобы убедил, но заинтересовал. Здесь явно был ответ на давно мучивший меня вопрос.
Почему в нашей организации столько странных в политическом и личном смысле товарищей? Социально адаптированные, здоровые, бесконфликтные и политические активные члены РКСМ и РКРП часто соглашались с нами, но почти никогда не выходили из своих организаций, чтобы вступить к нам. Учитывая, что до распространения интернета у нас почти не было возможности опередить массовые партии, немалая часть наших новых товарищей была людьми, покинувшими сталинистские партии из-за неуживчивости, скверного характера или откровенной политической шизы. Это были совершенно не те люди, которые нам были нужны. Чем дальше, тем больше у нас с Сергеем крепла мысль, что только став частью подлинно марксистского интернационала - КМИ, мы сможем одолеть идейную и тактическую путаницу, изменить тактику таким образом, чтобы завоевывать товарищей на идейной основе и строить из них кадровую организацию.
Алан считал в тот момент, что рано или поздно нам придется работать в КПРФ, но сейчас, в период строительства кадровой организации, нам достаточно четкой ориентации на эту партию. После отъезда Алана мы несколько месяцев спорили с Сергеем и в конечном счете пришли к следующим выводам: нам нужна четкая организация на молодежь сталинистских партий, прежде всего РКРП, нужно больше теоретической работы, прежде всего дискуссий о классовой природе СССР, и нам нужно всерьез поставить вопрос о вступлении в Комитет за Марксистский Интернационал, как тогда называлась ММТ.
Борьба за вступление в Интернационал
Было совершенно непонятно, с чего начать. Большинство членов КРДМС по тем или иным причинам выступали против вступления а Интернационал. Мы начали терпеливую работу по убеждению товарищей. Хуже всего дело шло в Москве. Сергей в этот момент был совершенно изолирован. Попытка агитации не имела никакого успеха и, в конечном счете, уже весной 1997 года это вылилось в деморализацию и полностью парализовало московскую организацию. Летом Алан снова приехал в Россию. На этот раз он побывал и в Ленинграде. Много общался с партийным активом, и было видно, что он тоже настроен очень скептически. Фактически идею вступления в Интернационал поддерживали три человека: я с Володей Морозовым в Ленинграде и Сергей Биец в Москве.
Между тем газета не выходила и работа организации приобретала все более спорадический характер. В Ленинграде тоже были проблемы. Летом у Володи произошло резкое обострение генетической болезни почек, он вышел из больницы лишь осенью инвалидом I группы, привязанным к гемодиализу. Почти сразу же мы выпустили два малоформатных номера газеты (№№40,41). Во втором была статья Троцкого «Азбука диалектического материализма»
3.
Наконец мы приняли решение провести съезд КРДМС 28-29 марта 1998 года в Москве. Мы понимали, что шансов на благоприятный исход немного, но бездействовать было невозможно. Очевидно, что в организации накопилось множество противоречий. Съезд проходил в квартире Сергея Бийца. Заслушав доклады Лагутенко о ситуации в стране и доклады о работе на местах, мы подошли к обсуждению вопроса о вступлении в КМИ. В своем выступлении я критиковал программное заявление КРДМС 1993 года «Вперед, к новому Интернационалу!» Моя аргументация сводилась к тому, что несмотря на все расколы IV интернационал все еще жив, его идеи и программа могут мобилизовать массы. Можно ли всерьёз рассчитывать, что группа из десятка человек, да еще и раздираемая серьезными идейными и тактическими противоречиями, может претендовать не просто на создание очередного V интернационала, да еще и самонадеянно полагать, что он будет лучше чем все существующие осколки IV интернационала? На чем основана эта уверенность?.. Именно на эту реплику Савченко заявил, что я всего-лишь борюсь «за священную цифру IV в противовес нечестивой и дьявольской цифре V», на что Сергей тут же воскликнул: «Да, креститься кукишем я не буду!». Большинству участников съезд запомнился именно этим.
Наши оппоненты всячески отрицали, что наши разногласия имеют идейную природу. Но нам было понятно, что проблема именно в этом. При голосовании наш с Сергеем проект резолюции по международному вопросу получил два голоса. Чтобы развязать себе руки для агитации, мы отказались войти в исполком. VI съезд сыграл в нашей работе важную роль - мы лишились иллюзий. Справедливости ради надо сказать, что товарищеская атмосфера в организации тоже была почти полностью разрушена.
Осенью мы выпустили в Ленинграде второй номер теоретического журнала «Диктатура пролетариата»
4, полностью посвященный дискуссии о классовой природе СССР. В номер вошли, наряду с ключевыми теоретическими работами Троцкого «Мелко-буржуазная оппозиция в Рабочей Социалистической Партии Соединенных Штатов»
5, «Манифест для XXI столетия»
6 Алана Вудса, «Природа сталинизма»
7 и «Марксистская теория государства»
8 Теда Гранта и еще несколько материалов. Напечатанный мельчайшим шрифтом на тонкой бумаге, он допечатывался несколько раз до тиража в 500 экземпляров. В Питере, Москве и Перми шли дискуссии.
Было бы слишком просто связывать появление новых людей в организации только с переменами в нашей работе. Повсюду разгоралась классовая борьба. 6 марта рабочие захватили Выборгский ЦБК. В мае на Кузбассе началась рельсовая война. В июне первые группы горняков из Воркуты поставили палатки на Горбатом мосту перед Белым домом. Там стояла и палатка «Студенческой Защиты», где мы вели свою агитацию. В августе произошел дефолт. Резко упал курс рубля, инфляция отреагировала немедленно. Сперва ценники менялись несколько раз в день, снова в обороте появились доллары. Миллионы людей были отброшены в нищету.
Подъем движения привел к активизации работы. На заводе имени Лихачева в Москве вместе с Шишкаревым из Совета рабочих Москвы, на Ленинградском металлическом заводе с Геннадий Кравченко из профсоюза «Турбостроитель»; по объективным причинам наша работа на ЗиМ в Самаре и ВЦБК носила эпизодический характер, но нас знали и там.
Налаживалась работа в Перми. Большую роль здесь сыграла поездка в Пермь Алана Вудса. Когда я познакомился с основателем и лидером нашей организации в Перми Никоновым, меня поразило, что он не называл коммунистов иначе как… «коммуняками». Казалось невероятным, что можно изменить его позицию, и тем не менее это удалось. Когда мы приняли резолюцию о работе с комсомолами, то дисциплинированный Никонов, зайдя в зал где собирался актив РКСМ(б), по привычке заявил: «Здравствуйте, комсомольчики, мне тут поручили с вами работать…» Это не было издевкой или саботажем, в последующий период он действительно смог собрать вокруг себя молодежь. Еще одним нашим завоеванием в Пермском крае был Игорь Челышев из Соликамска. Горный инженер из семьи ссыльных оппозиционеров, он приватизировал месторождение некондиционной соли и начал его разработку, продавая его в качестве средства для ухода за кожей. По будням после каждой рабочей смены он собирал своих рабочих и в течение получаса читал им лекцию о теории прибавочной стоимости. По выходным же, выпив водки, он шел бить стекла в банке своего брата. Милиция, как это бывает в маленьких городках с такими людьми, относилась с пониманием и ограничивалась увещеваниями. К сожалению, в отличие от Энгельса, Игорь мало того что был изрядным путаником в идеях, так еще и партию поддерживал главным образом розовой солью, которой в квартире Сергея скопилось в тот момент изрядное количество.
Кризис в РКРП и комсомоле
После разрыва между РКРП и «Трудовой Россией» обе партии оказались в кризисе. Особенно хорошо это было заметно в Москве. Там развернулись борьба за власть между несколькими фракциями партийной бюрократии. Наиболее дезориентированная часть комсомола сближалась с анархистами. Одни из наиболее заметной фигур этой фракции стал Андрей Соколов. Сергей познакомился с ним еще до «помидорной акции» против Зюганова весной 1997 года. К сожалению, Сергей Биец всегда был склонен к работе с подобными элементами. Вдесятеро больше это касалось Ильи Романова, который, будучи членом КРДМС, всегда оставался на ⅔ анархистом. При этом надо сказать, что КРДМС, включая МО, твердо выступала против индивидуального террора, однако история РВС, название которой отсылает к Реввоенсовету, и по очевидным причинам - НРА - всегда была тесно связана с московской организацией. Все это выливалось в обыски, конфискацию кучи пыльных склянок, которые Сергей - в прошлом студент-химик и лаборант - держал в стенном шкафу, и допросы. К счастью, в конце 90-х ФСБ меньше всего нуждалась в шумных политических процессах. К сожалению, это было не отдельным эпизодом, а следствием отсутствия у Сергея Бийца той элементарной политической гигиены, которая жизненно необходима в нашей работе.
Пока фракции исключали друг друга из РКРП, а комсомол кололся на РКСМ(б) и ЛКРСМ, вокруг думского депутата Григорьева стал формироваться Информационно-методический центр по рабочему движению, вокруг которого постепенно объединились наиболее здоровые силы в Москве. Теперь у нас было много контактов в обеих комсомолах РКРП, троцкистские идеи проникали в ряды молодежи. В Москве к нам вступил Егор Колмаков, в Питере мы познакомились с Борисом Игнатовым, который был полностью согласен с нами в идеях, но считал необходимым оставаться в комсомоле.
Для меня было очевидно, что будущее за фракцией Игнатова-Шапинова. Также как и то, что в какой-то момент их разрыв станет неизбежным. Собственно, так и произошло. Активисты обеих фракций не нашли себя в РКРП. «Экстремисты» после исключения создали РМП, их старшие союзники были вытеснены из партии и деморализованы. Шапинов успел побывать помощником Тюлькина во время его депутатского срока, а после исключения из комсомола и партии уехал на Украину. Борис Игнатов работал на ЛМЗ, организовал профсоюз, издал пару книг и… ушел из политики. Мы получили из нашей работы гораздо меньше, чем могли бы. Вмешались и фатальные обстоятельства: Егору проломили череп, когда он поздним вечером возвращался из Москвы домой в Подольск. Но в целом наша неудача была результатом нашей неспособности занять правильную сторону в этом конфликте. Ошибочной ориентации на «радикальное» крыло.
Создание Российской секции Интернационала
Одним из самых странных наших «приобретений» был бывший член ВКПБ Борис Стомахин. За два года он прошел путь от полусталиниста до упертого либерала, что впрочем не помешало ему остаться политическим сектантом. В августе 1998 года Стомахин, который был в этот момент членом исполкома КРДМС, написал для «Рабочей демократии» провокационную статью «Ленин, фашисты и свобода сексуальных меньшинств». Мы решительно выступаем против дискриминации по признаку сексуальной ориентации, однако намеренно провокационная форма статьи была неприемлема и деструктивна. Я, как и остальные товарищи, был против публикации этой статьи, однако то, как быстро отвернулись от Стомахина его вчерашние союзники, меня изрядно удивило. Регулярная работа и появление новых товарищей в Московской организации - тут необходимо отметить в первую очередь Михаила Дороненко - оздоровило ситуацию.
7-9 января 1999 в Москве прошел Седьмой (и последний) съезд Комитета за рабочую демократию и международный социализм. Начался он очень «по-КРДМСовски». Товарищ, который договорился об аренде помещения, оказался… в запое, а без него нас долго не пускали в уже оплаченный зал. Однако дальше заседание пошло в очень рабочей атмосфере. Был принят ряд важных решений: мы приняли документ о желании вступить в КМИ, переименовали КРДМС в Революционную Рабочую партию, объявили о проведении широкой дискуссии о классовой природе СССР, разработке программы партии, приняли резолюции «За революционное преобразование профсоюзов»
9 и «Об отношении к комсомолам и работе с молодежью». Кроме теоретического журнала мы создали перед съездом и сайт в интернете на площадке geocities. Наконец, Стомахин был исключен из партии решением съезда. Это было первое исключение в истории организации.
Резолюция о профсоюзах была направлена на расширение нашей работы в массовых профсоюзах, в первую очередь - ФНПР. Массовые протесты и недовольство членов профсоюзов максимально способствовали этому. В резолюции показывалось, как в этих условиях руководство традиционных профсоюзов теряет контроль над ситуацией. За пару лет до этого в институте, где я работал, задолженность по и так нищенским зарплатам достигла четырех месяцев. На собрании профсоюзной организации обсуждался вопрос о однодневной забастовке. Вместо этого я предложил продать легковые автомобили, находящиеся в распоряжении дирекции, и выплатить из этих денег часть заработной платы. Решение было принято почти единогласно. Хотя директор института - депутат Думы из фракции «Наш дом Россия» - перемещался на иномарке из парка Смольного, его возмущению не было предела. На следующее утро сотрудникам выплатили зарплату за два месяца. Это лишь один пример из множества подобных ситуаций, которые возникали в те неспокойные годы.
В конце января на Международном исполкоме было принято решение о создании Российской секции, которое летом 2000 года было утверждено Международным конгрессом. На Исполкоме я познакомился с Тедом Грантом. Почти сразу же у нас разгорелась дискуссия о возможности стабилизации капитализма в России и восстановлении экономики после кризиса. Интересно, что Тед, известный критик концепции «последнего кризиса капитализма», очень скептически относился к перспективам режима Ельцина. Он считал вероятным военный переворот; уже не помню, прозвучала ли в нашем разговоре фамилия Рохлин - кажется нет, но сейчас, после признаний Алксниса, этот прогноз выглядит много более обоснованным. Я же тогда твердо полагал, что российская экономика способна выйти из кризиса, используя драматическое снижение уровня жизни масс, хотя не очень понимал, что будет политическим выражением этого. Конечно, никто из нас тогда и представить не мог, что стабилизация режима пойдет через Дагестан и Каширку. За полгода до своего триумфа Путин занимал незначительную должность в президентском аппарате.
Меня очень удивило то, как проходил Исполком Интернационала. Начался он с очень напряженной двухдневной дискуссии о мировой экономике. Я изрядно удивил собравшихся, заявив, что неизбежным следствием торможения экономики станет, на мой взгляд, усиление протекционизма. В 90-е это казалось почти невозможным, тем не менее, дискуссия шла очень корректно и основательно. Это был хороший знак. Рассказ о нашей работе в России вызвал большой интерес, но также и критику нашей тактики, которая и правда, как я писал выше, была несвершенна.
Полностью:
http://1917.com/XML/zrDMsRgqkgU2NJ0CRRkADGm3RMY.xml