Сердце дури, часть 5.2

[tourelle]

…в которой наконец-то пройдёт незамеченным суд над дантонистами.

***

Дантон всё же вновь оказывается в Париже, и к нему заявляется Альбертина Марат, до ужаса похожая на покойного старшего брата.

Дантон. Чем обязан?

Альбертина. Нанеси удар прямо сейчас.

Дантон. Но…

Альбертина. Робеспьер сейчас в Конвенте.

Дантон. Я не хочу его крови!

Альбертина. Или ты, или тебя. Иди в Конвент, Дантон. Разведай обстановку и подготовься сражаться.

Дантон. Ты ошибаешься. Никто из Комитета не осмелится выступить против меня.

Альбертина. Ошибаюсь? Мы никогда не ошибались. Запомни это.

Улица Сент-Оноре.

Робеспьер. Хватит! Эро и Фабр уже за решёткой, даю вам добро ещё на Филиппо и Лакруа. И всё.

Сен-Жюст. Или вы, или вас! Если вам так не терпится расстаться с головой…

Робеспьер. Остыньте. Я знаю Дантона. Он привык сначала взвешивать ситуацию и не станет пороть горячку, если его не спровоцировать. Пусть знает, что мы собираем доказательства. Он, конечно, будет всё отрицать…

Сен-Жюст. Будет отрицать, разумеется! Силами армии! Спросите Филиппа Леба, спросите кого угодно другого из Комитета общей безопасности, любого патриота из Якобинского клуба! (Встряхивает головой, волосы красиво разлетаются, серьги-колечки ловят отсвет свечи.)

Робеспьер (в сторону). Любуется собой! Фу, как некультурно!

Сен-Жюст. Дантон - изменник! Убийца! Он никогда в жизни не шёл на компромиссы!

Робеспьер. Так, стоп. Сначала вы говорите, что он вступал в заговор со всей контрой, от Лафайета до Бриссо. Теперь вы говорите, что он никогда не шёл на компромиссы. Где логика?

Сен-Жюст. Не цепляйтесь к словам! Вы на самом деле считаете, что в Республике место Дантона - на свободе?

Робеспьер (в сторону). А ведь Антуан говорит о Республике духа. Это вам не Республика добродетели, это совсем другой уровень абстракции. Ещё неизвестно, достаточно ли хорош для этой республики я сам, а он меня про Дантона спрашивает… (Сен-Жюсту.) Я не уверен. Я не могу решиться.

Филипп Леба (внезапно появляясь на пороге). Идёмте. Тут как раз рояль в кусты дотолкали. Он вам поможет решиться.

Робеспьер. Что-то новое от Вадье?

Леба. От Бабетты. (Робеспьер слегка подвисает, переваривая информацию.) Ну же, идёмте! Вы спрашивали, достоин ли Дантон жить. Сейчас поймёте. (Выходит из комнаты, в дверях нагнувшись гораздо ниже, чем требует притолока.)

В гостиной вот-вот готово начаться тревожно-унылое семейное партсобрание. Отдельно от остальных сидит Бабетта, хорошенькая и беременная.

Робеспьер (целует Бабетту в лоб и обводит взглядом гостиную). Что случилось?

Дюпле. Вы были нам сыном. Для женщины это тяжёлое испытание.

Робеспьер. Почему «были»? (Косится на пятимесячный животик Бабетты.) Вы что, хотите обвинить меня в авторстве? Да что здесь происходит? (Филиппу). Хоть вы мне можете объяснить?

Бабетта. Я в политике не разбираюсь, мне не положено. Но я кое-что могу сказать про Дантона.

Робеспьер. Говори. И не ссылайся на то, что ты женщина. Женщины не глупее мужчин.

Сен-Жюст закатывает глаза - и быстро отводит взгляд от видения нависшей над ним сковородки.

Бабетта. Помните, прошлой осенью я ездила в Севр? Мама решила отправить меня проветриться, я поехала с гражданкой Панис в качестве дуэньи.

Робеспьер. Помню-помню. Это было где-то в октябре или в ноябре?

Бабетта. Да. Гражданин Дантон был там с Луизой, я пошла её навестить, чтобы ей хотя бы было с кем поговорить. Ей несладко замужем.

Робеспьер. Что ты имеешь в виду?

Бабетта. Ну… одни говорят, что гражданин Дантон женился на ней по любви, другие - что для того, чтобы она занималась детьми и хозяйством, пока он занят гражданкой Демулен. (Мстительным тоном.) Хотя большинство считает, что та предпочитает генерала Дийона…

Леба. Бабетта, ближе к делу.

Бабетта. Так вот, я пришла к ним, но Луизы дома не оказалось, а гражданин Дантон был дома. Он был вежлив, приятен, попросил составить ему компанию.

Леба. Она не знала, что он один дома.

Бабетта. Откуда мне было знать? Мы просто разговаривали.

Робеспьер. И чем это кончилось?

Бабетта (делая щенячьи глаза). Вы очень рассердитесь?

Робеспьер. Да нет же! Прости. Получается, гражданин Дантон сказал что-то такое, что ты сочла нужным мне пересказать? Это действительно твой долг, никто тебя не осудит…

Мадам Дюпле (в сторону). Милое летнее дитя… Слишком уж он хорошо думает о людях.

Робеспьер. Бабетта, продолжай!

Леба. Ну же! Расскажи всё!

Бабетта (тяжко вздыхает). Он положил руку мне на талию, а я растерялась… Потом он залез рукой мне под платье, а я подумала, что он при всех трогает гражданку Демулен, но держит себя в руках… а ещё он держал меня крепко, я не могла вырваться, а слова, которые он говорил… нет, я не решусь пересказать.

Робеспьер (жёстко). Придётся.

Бабетта. Он сказал, что хочет показать мне, как хорошо может быть с мужчиной, который знал многих женщин, а не одну старую деву-гордячку. Я боролась… А он сказал, что, мол, зато твоя сестрица Элеонора не такая недотрога, знает, чего хотим мы, республиканцы… А потом я лишилась чувств.

Элеонора (в сторону). Стесняюсь спросить, а откуда, по твоей версии, Дантон знает о моей уступчивости? И с какого перепуга он предлагает сравнить себя с Максом, а не с Филиппом? Я чего-то не знаю не только о Максе, но и о себе?

Леба. По-моему, тут всё понятно. Хватит. (Становится за креслом Робеспьера.)

Робеспьер (нервно дёргаясь). Филипп, ну-ка, встаньте так, чтоб я вас видел! (Леба не двигается с места.) Бабетта, когда ты пришла в себя? Где ты находилась?

Бабетта (дрожащим голосом). В той же комнате. Моя юбка была…

Робеспьер. Это уже лишние детали.

Бабетта. Больше в комнате никого не было. Я выбежала через парадную дверь.

Робеспьер. То есть ты утверждаешь, что Дантон тебя изнасиловал?

Бабетта. Я боролась, сколько было сил… (Начинает плакать.)

Робеспьер. И что тебе сказала жена Паниса?

Бабетта. Она сказала никому не говорить, потому что последствия могут быть ужасными. И я никому не рассказывала. А сегодня поняла, что должна… (Снова заливается слезами.)

Робеспьер. А где были слуги Дантона, когда это случилось? Должны же были в доме быть слуги…

Бабетта. Я не знаю. Я кричала, плакала, но ко мне никто не пришёл на помощь.

Мадам Дюпле. И это мы ещё не говорили о последствиях…

Сен-Жюст (кивает на Робеспьера). Он до девяти считать умеет.

Робеспьер (после ошарашенной паузы). Стоп. Ты уверена?

Бабетта. Нет. Быть может, я тогда уже была беременна, но не знала об этом. Надеюсь, что это так. Что это не его ребёнок.

Робеспьер. Послушай, Бабетта, это очень важно. Кто-нибудь надоумил тебя рассказать мне об этом?

Бабетта (очень искренним тоном). Нет. До сегодняшнего дня о ней никто не знал.

Робеспьер. Видишь ли, если бы мы были в суде, я бы задал тебе много вопросов.

Дюпле (встаёт). Это не суд. Это ваша семья.

Робеспьер (сникая под пристальным взглядом девяти пар глаз). Да.

Мадам Дюпле обнимает Бабетту, та снова начинает всхлипывать.

Сен-Жюст. Я прошу прощения, но через час у нас совместное заседание с Комитетом общей безопасности. Вынужден похитить у вас гражданина Робеспьера. Я составил предварительный доклад по Дантону, но теперь вижу, что он неполон.

Робеспьер (Дюпле). Вы же понимаете, что это обвинение не дойдёт до суда? Одна сломанная судьба перед судьбами Республики для суда - ничто. И я скажу Фукье, чтобы исключил вас из списка присяжных. Вы не сможете оставаться беспристрастным.

Сен-Жюст (Робеспьеру). Да, кстати, пока мы не ушли, вы не подниметесь за своими записными книжками? Что-то мне подсказывает, что они нам пригодятся.

Час спустя, в Тюильри.

Вадье. Вы не можете не согласиться, что Дантон - сильный и могущественный человек.

Робеспьер. Да.

Вадье. И изменник.

Робеспьер. А это уже трибунал решит, изменник он или нет.

Вадье. Но судить его опасно. Поэтому надо принять меры. Давайте-ка продумаем на шаг вперёд.

Робеспьер. Давайте.

Вадье. И первым делом надо арестовать его подпевалу Демулена.

Робеспьер. … (звуки сверчков).

Вадье. Посудите сами: с какой стати ему уходить от ответственности? Он знался со всеми предателями, от Бриссо до Фабра. Он служил Мирабо, когда тот вынашивал идею заговора. Он внезапно разбогател и стал приближённым герцога Орлеанского. Он был секретарём Дантона, пока тот творил свои злодеяния…

Робеспьер. И он двенадцатого июля поднял народ на восстание - и Бастилия пала.

Вадье. Как вы можете оправдывать преступника? Всё из-за того, что пять лет назад ему заплатили, чтобы он толкнул речь?

Сен-Жюст (коварным тоном). Вы не понимаете, это личное. А личное для гражданина Робеспьера, похоже, выше процветания Республики.

Робеспьер. Это клевета! На свете нет ничего, что я ставил бы выше процветания Республики!

Вадье. Это уже дело десятое. Примите как данность: вы остались в меньшинстве. В одиночестве. Вам придётся подчиниться - или уйти.

Сен-Жюст. Гражданин Вадье, подпишите ордер на арест и передайте по кругу.

Бийо-Варенн выхватывает у него ордер и подписывает первым.

Ленде (Бийо). Давно на него зуб точили?

Вадье (подписывает). Рюль?

Рюль мотает головой.

Колло. Совсем из ума выжил, старый. Его надо в отставку отправить.

Рюль. Я, может, и старый, но в своём уме. Я не верю, что Дантон изменник, поэтому не подпишу.

Леба. Дайте мне! Время Республики дорого.

Карно (меланхолично крутит ордер перед носом). Я, конечно, подписываю, но не от всего сердца. (Подписывает, передаёт бумагу Леба.) Когда через пару недель или месяцев вы захотите, чтобы Дантон навёл порядок в столице, вы ещё побежите за некромантом.

Незримо присутствующая в сцене мадемуазель Ленорман спешно увязывает в узел карты и хрустальный шар, оставляет на двери табличку «Ушла на базу» и улепётывает в неизвестном направлении. Она, конечно, некромантией не баловалась никогда, но поймают, подкуют - потом докажи, что не верблюд.

Колло (выхватывает, подписывает). Время дорого, граждане. Давайте, Сен-Жюст, быстрее.

Ленде (не глядя передаёт ордер соседу). Нет.

Сен-Жюст. Объяснитесь.

Ленде. Не обязан.

Вадье. Тогда мы будем вынуждены предположить худшее.

Ленде. Очень жаль. Я здесь, чтобы кормить патриотов, а не убивать.

Сен-Жюст. А нам и не нужно единодушное мнение. Было бы желательно, но и так сойдёт. Гражданин Лакост, вы следующий, и подвиньте чернильницу гражданину Робеспьеру.

Квартира Дантонов.

Дантон. Дорогая, это Фабрис Парис, мой старый друг, чиновник Трибунала.

Парис. Очень приятно. Ваш муж меня на эту должность и устроил.

Дантон. И поэтому вы здесь. Видишь, Луиза, я внушаю людям преданность.

Парис. Давайте без церемоний. Я забираю в Комитете общественной безопасности ордера на арест каждый вечер. Вчера они заседали при закрытых дверях, но я смог подслушать. Сен-Жюст обвинял вас. Они говорили, что выдвинут вам обвинение в Конвенте в вашем присутствии.

Дантон (потирает руки). Как раз то, что мне нужно! Я заставлю этого самодовольного юнца плакать и звать мамочку! Когда мне рукоплескали толпы, он ещё от её юбки не отлип!

Сен-Жюст (незримо присутствующий в сцене). О да. Попытался отлипнуть - сел в воспитательный дом на полгода. Вы ещё не знакомы с моей матушкой. От неё только в депутаты и получилось сбежать.

Луиза. Я тебе принесу перо и бумагу.

Дантон. Не суетись. Все слова у меня в голове. (Парису.) Я надеюсь, Камиля он не упоминал?

Парис. Я не дождался конца доклада.

Дантон. Сегодня в Конвенте я видел, как Камиль мило беседовал с Робеспьером. Так что ему ничего не угрожает. Значит, я спущу на Сен-Жюста ещё и его. Только представьте себе рожу гражданина вундеркинда! Пойду к Камилю… а, нет, не пойду. С утра договоримся. Не буду беспокоить его лишний раз. У него мать умерла.

Парис. Соболезную. И, главное, в такое неподходящее время! Дантон, а нельзя придумать что-нибудь менее рискованное?

Дантон всем своим видом даёт понять, что его план надёжен, как швейцарские часы.

Тем временем в квартире Демуленов царит подавленно-смятенная атмосфера.

Демулен (Люсили). Почему они мне не сказали, что она больна? Отец же был здесь недавно, приезжал поздравить меня с успехом «Старого кордельера». И хоть бы словечком обмолвился! У всех родители как родители. У Жоржа мать - чёртова старая хрычовка, но они прекрасно друг друга понимают. Как и вы с Аннеттой.

Люсиль (ядовито). Да что уж там, мы с ней практически один и тот же человек.

Демулен. А я всю жизнь был в своей семье как приёмный. Что бы я ни делал, для отца это было недостаточно. В десять я читал Аристофана - молодец, но почему ты заикаешься? Бесишь. Я сдал все экзамены - молодец, но почему ты ещё не зарабатываешь? Бесишь. Я начал революцию, о которой отец толковал последние двадцать лет, - молодец, но мы тебя не для этого растили. Бесишь. Я полжизни грохнул на переписку с ним, и всё впустую! Лучше бы что-нибудь полезное сделал вместо этого!

Некоторое время сидят молча.

Люсиль. Почему Эро не сбежал? Он же знал, что его арестуют.

Демулен. Гордость.

Люсиль. И Фабр. Ещё Лакруа собираются арестовать - это правда?

Демулен. Правда. И Филиппо. Он и в самом деле полез на рожон. Комитет нельзя забодать в одиночку.

Люсиль. Но Камиль, ты ведь тоже бросил Комитету вызов! И не раз!

Демулен (горделиво). У меня +5 к неуязвимости. Из-за Макса меня тронуть не посмеют. Потому что они без него не смогут.

Квартира Дантонов. Полночь.

Депутат Панис. За вами скоро придут.

Дантон. Не придут. Разведка донесла, что Сен-Жюст хочет навалять мне перед Конвентом. Пускай попробует. Когда он ушибёт лапку о моё лицо, будет забавно.

Панис. А разведка - это кто?

Дантон. Парис.

Панис (в сторону). Он специально, что ли, чтобы нас путали? (Дантону.) Его же на заседании не было. А Ленде был. Это он меня к вам отправил. На вас уже выписали ордер.

Дантон (после секундной паузы). Ё… (косится на Луизу) …рш твою медь! Но Парис говорит, что слышал, как Сен-Жюст сам сказал, что…

Панис. Сказал. Старшие товарищи отговорили. Он взбесился, вылетел из комнаты и… ой, не могу! Бросил в камин свою шляпу. Хорошо занялась.

Дантон и Панис ловят взгляд друг друга и принимаются хохотать.

Дантон (внезапно осознав, что шутки кончились). Так. А Робеспьер подписал ордер?

Панис. Да. Собирайте вещи и уходите в леса. А я пошёл предупредить Камиля.

Дантон. Да пусть спит, узнает с утра. Ему завтра меня ещё отбивать в Конвенте. Пусть выспится лучше.

Панис. Господи, да вы что, не поняли? Ордер выписан и на него.

Дантон и Луиза (хором). Твою мать…

Два часа ночи.

Ленде. Я надеялся, что вас уже не застану. Вы что, задумали самоубийство?

Дантон. Я в это поверить не могу. Ещё днём он беседовал с Камилем как с другом, улыбался! А вечером подписал ордер на его арест! Проклятый Иуда!

Луиза (в сторону). Господи, это надо пережить, это надо пережить! Потом год траура - и свобода! А можно как-нибудь моргнуть и открыть глаза через год?

Дантон. Неужели никто не напомнил им, что Конвент ещё должен лишить нас, действующих депутатов, неприкосновенности?

Ленде. Робеспьер и напомнил. Бийо ответил, что никто не мешает это сделать, когда вы уже будете за решёткой.

Дантон. Но что он сказал про Камиля?

Ленде. Мне было его даже жаль. Его поставили перед выбором. Он счёл, что ради Республики должен остаться в живых сам. Много же радости ему принесёт такая жизнь!

Дантон. Хорошо же! Марата трибунал оправдал…

Ленде (в сторону). Это был совсем другой трибунал. Теперича не то, что давеча.

Дантон. …и мне рта не заткнут. Вы ещё увидите, как я их размажу по стенке.

Квартира Демуленов, три часа ночи.

Демулен. Да, не так я видел свою смерть за свободу. Быть казнённым за то, что ты какой-то неправильный патриот, - какая пошлость! Вы поможете мне бежать?

Ленде. Поздно.

Демулен. Я знаю, что поздно, но вы мне поможете?

Ленде (направляясь к двери). Чем мог - помог. Мне своя шкура дорога. (Уходит.)

Светает. В квартиру Демуленов входят жандармы.

Демулен. Ну, и что вы не спрашиваете у меня, кто я?

Офицер. Вас тут и так каждая собака знает. Вот ордер, идёмте.

Демулен. Могу я попрощаться с сыном?

Офицер. Только под нашим присмотром. А то знаю я вас. Один пошёл поцеловать дочь и застрелился. Другой выпрыгнул из окна четвёртого этажа, насмерть.

Демулен. Да, непонятно, чего ради делать за государство его же работу…

Офицер. Но-но. Не создавайте нам проблем. Шевелитесь, время вышло.

Люсиль. Нет!

Бросается мужу на шею, целует его. Их грубо растаскивают. Люсиль бьёт офицера в челюсть и тут же после этого оказывается на полу с лёгким сотрясением мозга. Очнувшись, осознаёт, что единственное, что ей осталось, - заставить весь мир вертеться вокруг Камиля ещё быстрее, чем раньше.

Дантон (глядя на ордер). Ты глянь-ка. Действительно подписал, артуазский пёс. (Целует Луизу в макушку.) Я скоро.

Люксембургская тюрьма, бывший Люксембургский замок.

Эро (свежим арестантам). Приходите с нами жить, не тужить. Мы тут ведём светскую жизнь, какой у нас со времён старого режима не было. Очень приятная компания, изысканные интерьеры, рояль… то есть клавесин в кустах. Дамы трижды в день меняют туалеты. Купить можно всё, кроме оружия. Только следите за тем, что говорите, а то тут каждый третий - полицейский осведомитель. Если бы не это, здесь был бы просто курорт. Проходите, отобедайте, чем бог послал.

Демулен поводит носом и ловит волну запахов блюд столь изысканных, что подобных он не может припомнить со времён попоек у герцога Орлеанского.

Демулен. А это вкусно?

Дийон (с набитым ртом). Это всем не хватит.

Тюильри.

Фукье. Вызывали?

Сен-Жюст. Вызывал.

Эрманн. А где Робеспьер?

Сен-Жюст. Я за него. Слушайте внимательно, я по два раза не повторяю. Сегодня утром мы арестовали четверых: Дантона, Демулена, Лакруа, Филиппо. Начинайте готовиться к суду, отложив всё прочее. Это дело первостепенной важности.

Эрманн. Стойте, а как же процедура? Конвент не давал разрешения на их арест!

Сен-Жюст. Вы намерены со мной пререкаться?

Эрманн. Намерен! Дантон сверг Капета, провозгласил республику и спас страну от австрияков! Что вы ему собираетесь предъявить?

Сен-Жюст подвигает к нему бумаги.

Эрманн (читает). Да тут всё сфабриковано!

Фукье (читает). Угу, связь с Мирабо, герцогом Орлеанским, Капетом, Бриссо… Всё по рецептам дела Жиронды. Рецептам Камиля, между прочим.

Эрманн. А что делать, если Дантон начнёт заигрывать с публикой?

Сен-Жюст. Заткнём ему рот. Ещё увидите, как.

Фукье. Все четверо обвиняемых - адвокаты. Да, весёленький процесс намечается.

Сен-Жюст. Я в вас верю. Камиль Демулен вам, кажется, родственник?

Фукье. Как и вам.

Сен-Жюст (в сторону). Нафига родня такая, лучше буду сиротой! (Фукье, выразительно глядя ему в глаза.) Но вы ведь будете беспристрастны?

Фукье. Служу Французской Республике!

Сен-Жюст. Вот и славно.

Фукье. Но вы моими родственными связями не трясите на публике, пожалуйста.

Сен-Жюст. А вы, что, его любили?

Фукье. А зачем вы спрашиваете?

Сен-Жюст. Просто так. Можете не отвечать. Итак, дело срочное. Суд должен начаться завтра, край - послезавтра, но в этом случае я буду сильно расстроен.

Фукье. А вчера вам его не начать? Где доказательства обвинения?

Сен-Жюст указывает на отчёт, лежащий на столе.

Эрманн. А свидетели?

Сен-Жюст. Организуйте как-нибудь. Да, свидетелей защиты не вызывайте. От них одна морока.

Эрманн. Можно маленький вопросик? Почему бы вам просто не отравить их, пока они сидят под арестом? Возни меньше, а результат один. (Видя лицо Сен-Жюста, спохватывается.) Боже упаси, я не дантонист, но это не процесс, а прямое убийство!

Сен-Жюст. Хватит. Вы всё жалуетесь, что времени мало, а сами заняты светским трёпом. Процесс будет публичным - и это уже не убийство. Итак, вместе с ними перед судом предстанут Эро и Фабр, так?

Фукье (кисло). Бумаги готовы.

Сен-Жюст. Шабо, Базир, Делоне…

Эрманн. А, ну да, отличная компания, чтобы дискредитировать тех четверых.

Фукье. Правильно, пусть публика решит, что, если эти - жулики, то и остальные не лучше!

Сен-Жюст. Я могу продолжать? (Фукье и Эрманн молчат.) Спасибо. Также несколько иностранцев: братья Фрей, Гусман, Дидерихсен, д'Эспаньяк. Обвиняются в заговоре, мошенничестве, сокрытии товара, спекуляциях, связям с врагами Республики за границей - на ваше усмотрение. Доказательств против этих людей у нас выше крыши.

Фукье. Только против Дантона их нет.

Сен-Жюст. Я выкрутился, теперь ваша очередь. Кстати, знаете, что это такое?

Показывает Фукье и Эрманну пустые бланки ордеров на арест, подписанные Комитетом.

Фукье. Знаю. Опасная практика, позвольте заметить.

Сен-Жюст (в сторону). Да, это они. Летр де каше на новый лад. Спасибо, матушка, за науку, век её не забуду! (Вписывает в два бланка имена.) Это ваш, гражданин Фукье, а это ваш, гражданин Эрманн. На случай, если на суде что-то пойдёт не так. (Прячет оба во внутренний карман сюртука и обворожительно улыбается.)

Конвент. То же утро. На трибуну с боем прорывается Лежандр. Его, конечно, никто и не думал туда не пускать, но просто так подниматься на трибуну, когда творятся такие дела, а кулаки чешутся, скучно.

Лежандр. Я требую, чтобы арестованные депутаты предстали перед Конвентом, и нам дали их осудить - или оправдать! Я убеждён, что руки Дантона так же чисты, как мои! (В сторону.) Чисты, чисты, я не помню, когда в последний раз разделывал тушу!

Входят члены правительственных комитетов. На трибуну поднимается Робеспьер.

Робеспьер. Мы довольно позволяли Дантону пользоваться особым отношением к себе. Более никаких поблажек никому не будет. Если идолы прогнили, они должны быть повержены. (Бросает на Лежандра такой взгляд, что тот вскакивает на ноги, лепеча что-то невнятное.) Всякий, кто выказывает страх, виновен. (Сходит с трибуны.)

Сен-Жюст зачитывает доклад о заговоре дантонистов, написанный в расчёте на противостояние с обвиняемыми, поэтому многие фразы повисают в воздухе. В разгромленной после обыска квартире Демуленов Люсиль и Луиза снабжают служанку письмами к каждому члену правительственных комитетов, кроме Сен-Жюста (quia absurdum est), и отправляются к Робеспьеру искать правды.

Бабетта. Он занят. У него сейчас много уважаемых патриотов.

Люсиль. Но проследите хотя бы, чтобы это письмо попало к нему в руки. Хотя бы из сострадания.

Бабетта. Бесполезно. Он уже принял решение.

Луиза (мстительным тоном). А хотите спойлеров насчёт того, что будет через четыре месяца?

Бабетта, Элеонора, Виктория, Жанна-Мари и мадам Дюпле (хором). НЕТ!

Автор. Так, стоп! Девочка, ты чья? Я тебя тут в первый раз вижу!

Жанна-Мари (оправляя косынку поверх округляющегося животика). Я кузина Жака. Можно сказать, невеста.

Автор. Geez… Пора сворачивать лавочку, раз она вот-вот выйдет из-под контроля.

Робеспьер нервничает у себя в комнатушке в гордом одиночестве. Тем временем адвокатом Демулена назначают Шово-Лагарда - должно быть, чтобы парень вовремя понял, что юриспруденция - это не его. Люсиль и Аннетта гуляют по Люксембургскому саду с Орасом на руках.

Люсиль (напряжённо разглядывая ряды окон тюрьмы). Сынок, где папа? Покажи папу!

Демулен (в своей камере, отрываясь от написания защитной речи). Да тут папа, тут. Но если я подам вам знак, ещё неизвестно, что с вами сотворят эти ироды.

Некоторое время спустя, в коридоре всё той же Люксембургской тюрьмы.

Робеспьер (Фукье). Говорит, знал, что я приду. Не надо было мне сюда ходить… но я не смог совладать с собой.

Фукье. Значит, никакой сделки?

Робеспьер. Никакой. Он говорит, мол, Дантон даёт нам три месяца.

Фукье. Слова, слова, слова.

Робеспьер. Мне кажется, он решил, что я хочу устроить ему побег до суда.

Фукье. Ему бы следовало знать, что вы не способны на такое.

Робеспьер. Правда, что ли? Впрочем, всё равно. Доброй ночи. (Из-за двери раздаётся громовой смех. Очень знакомый.) Дантон? Но… как он может смеяться?

Фукье (конвоирам). Переведите их в Консьержери. Там им тряпки жечь не дадут. (Робеспьеру, неожиданно задушевно, дав волю своему северному акценту.) Ничего, земеля. Перетерпим. Перетрём.

Во Дворце правосудия снова аншлаг. И у Дворца правосудия - тоже. И на прилегающих улицах.

Фукье (двум своим заместителям). Вы сами видите обстановку. Толпу сейчас может раскачать кто угодно, она заряжена, как лейденская банка. Держите ухо востро.

Флёрио-Леско. Жаль, что с ними нельзя было разобраться иным способом! (Делает руками движение, словно сворачивает голову курице.)

Фукье. У Республики таких полномочий нет. Всё должно быть публично. Впрочем, мы хотя бы прессу можем не пустить. Отчёт гражданина Сен-Жюста - политический документ.

Льендон. То есть враньё от первого до последнего слова?

Фукье. Ну вот же в третьей строчке слово «знамя»! Но в основном - да. Ситуация аховая: Дантон за жизнь натворил всякого штук на десять смертных приговоров, но у нас нет времени, чтобы доказывать его реальные дела, и нет свидетелей, которые не могли бы ляпнуть что-нибудь неудобное… (Разводит руками и тут же роняет их.)

Флёрио. Вы что-то приуныли.

Фукье. А вам-то что нужно? Вас приставили шпионить - вот и шпионьте по-тихому. Может, вам ещё дадут пострелять из маузера Дзержинского. А наша работа - обеспечить всему этому безобразию видимость законности. Теперь обсудим противоположную сторону.

Льендон. Вы хотели сказать, сторону защиты?

Фукье. Да какая там защита! Перед Дантоном любой адвокат будет иметь бледный вид и тоненькие ножки. Фабр сдулся, он нам проблем не доставит, а кроме того, его вина очевидна. Вот Эро - другое дело, он может быть опасен, потому что у нас против него ничего нет.

Льендон. Вы говорили, у вас есть документ насчёт жены Капета.

Фукье. Видите ли, я его своей рукой правил и не горю желанием его обнародовать.

Флёрио. А я вашего кузена боюсь.

Фукье. Разведка донесла, что Камиль тронулся умом. Утверждает, что гражданин Робеспьер тайно посетил его в тюрьме и пообещал жизнь и реабилитацию в обмен на сотрудничество с обвинением.

Льендон. Да, точно тронулся. Его бы в Шарантон… но кто ж нам даст?

Фукье. Поэтому какая у нас будет тактика? Бесить его и запугивать. И не давать защищаться, потому что людей, которые ещё помнят восемьдесят девятый год, полно. Итак, кто на нашей стороне?

Флёрио. Время.

Фукье. Точно. Если после трёх дней заседания присяжные заявят, что удовлетворены, суд можно будет завершать - такова теперь процедура. Что это значит?

Льендон. Значит, надо выбирать присяжных с умом.

Фукье. Так. Пойдём по самым искренним патриотам. Морис Дюпле?

Флёрио. Робеспьер наложил вето на его участие.

Фукье (вычёркивает). Никогда не понимал этого человека. Ладно, вот эти граждане точно подойдут… (Ставит галочки против нужных фамилий.)

Льендон. А Субербьель?

Фукье. Он друг Дантона и Робеспьера.

Флёрио. Но он правильно понимает ситуацию! Ну или мы ему поможем её правильно понять.

Фукье. А в противовес ему добавим Ренодена.

Флёрио. Это который в своё время набил морду вашему кузену Камилю в Якобинском клубе?

Фукье. Он самый. Да, придётся напомнить: на суде моего кузена называть - гражданин Демулен. Других слов не говорить. Особенно слова «кузен». (Снова смотрит на список.) Всего семерых накопал, несчастье какое-то! Как нужны верные люди - так где они?

Одиннадцать утра. Скамья подсудимых.

Лакруа (Филиппо). Кто все эти люди, с которыми мы в заговоре?

Юний Фрей (Филиппо). Рад знакомству. Что вы натворили?

Филиппо. Критиковал Комитет. (Считает по головам.) Нас тут четырнадцать. Они собираются вынести решение по делу Ост-Индской компании. По-хорошему, тут месяца на три работы. А у нас три дня.

Демулен (встаёт). Отвод! (Тыкает пальцем в присяжного Ренодена.) Он угрожал моей жизни. У меня весь Якобинский клуб свидетелей!

Эрманн. Несущественное возражение.

Фабр, растёкшийся по креслу, постоянно кашляет. Заслушивают сторону обвинения.

Дантон. Хватит! Я требую разрешения написать Конвенту! Я требую созыва комиссии! Мы с Камилем Демуленом желаем осудить диктаторские методы Комитета общественного…

Завершение фразы заглушают аплодисменты, возгласы одобрения и «Марсельеза». Эрманн, подождав, пока орущие сорвут голоса, объявляет, что заседание откладывается.

Второй день суда. На скамье подсудимых оказывается бывший обер-прокурор Парижского департамента, которого вообще-то вызывали в качестве свидетеля. Эрманн в конце концов решает не подавать виду, а потом оправдать его за недостаточностью улик, чтобы не палить, в обстановке какого адского бардака готовился суд. Ещё к подсудимым подсаживают генерала Вестерманна.

Вестерманн. Кто фсе эти люти?

Эро. Карманники. И вы состоите с ними в заговоре.

Вестерманн. Я? С ними? Я фам не пальтцем теланный, я атфокатом был то рефолюции! Гте мой атфокат? Гте претфарительное расслетофание? Гте обфинение?

Эрманн. Это всё формальности, не придирайтесь.

Дантон. Мы все здесь ради формальности.

Общее довольное ржание, пение «Ça ira» и крики «На фонарь!» заглушают колокольчик председателя.

Эрманн. Я вынужден призвать вас к порядку!

Дантон. А я вынужден призвать вас соблюдать приличия! У меня есть право говорить! Чёрт побери, я сам учреждал этот трибунал, я знаю, как он работает!

Эрманн. Вы глухой, что ли? Не слышите колокольчика?

Дантон. Колокольчик - это формальности, не придирайтесь.

Следующие четверть часа публика не даёт продолжать заседание. Фабру очевидно плохо.

Филиппо (Эрманну). Ему нужен врач!

Эрманн. Его врач занят. Он вас судит.

Некоторое время спустя.

Эрманн. Дантон, Конвент обвиняет вас в заговоре с Дюмурье с целью восстановления монархии.

Дантон. Могу я ответить?

Эрманн. Нет. Гражданин Парис, зачитайте доклад гражданина Сен-Жюста.

На скамье подсудимых политические стараются сидеть подальше от уголовников - видимо, чтобы не зашквариться: даже один день в тюрьме вколачивает понятия в подкорку. Демулен психует, Дантон и Лакруа держат его с обеих сторон, чтобы он поменьше дёргался. После доклада Эрманн неожиданно для всех даёт Дантону высказаться. И… далее можно поверить автору на слово, что Дантон жжёт напалмом, а можно и прочесть протокол судебного заседания, но, увы, не в этой книге. Напалм продолжается несколько часов, пока голос Дантона не слабеет, и Эрманн не успевает вставить слово.

Эрманн. Свидетель устал! Судебное заседание переносится на завтра!

Дантон. Как-как вы меня назвали? (Медленно поворачивает голову к четвёртой стене.)

Автор. Ой, всё! Вы попробуйте такой кирпич написать и ни разу ничего не перепутать!

Редактор английского издания. А вы попробуйте такой кирпич привести в приличный вид в те сроки, которые ставит издательство, и ничего не пропустить!

Переводчик. А вы попробуйте…

Дантон садится под аккомпанемент полутора десятков фейспалмов.

Комитет общественного спасения. Робеспьер выглядит совершенно деревянным. За его левым плечом маячит Колло.

Робеспьер (Фукье). И это всё, чего вы добились?

Фукье. Увы. Дантон постоянно обращается к толпе и её заводит.

Робеспьер. Почему они его так любят? Ведь не должны любить, по всему выходит, что не должны! Впрочем, ладно. Вы, конечно, зря дали ему слово.

Колло. Заткните его.

Фукье (мотает головой, потому что ему чудится, будто рука Колло уходит под фрак Робеспьера на спине). Сделаем.

Робеспьер. Если завтра дела будут не лучше, пришлите нам записку. Мы процедуру изменим. Затягивать процесс смерти подобно.

Фукье. Сделаем.

Сен-Жюст. И надо обезвредить женщину Демулена.

Фукье. Какой-такой от неё вред? Не понимаю.

Сен-Жюст. У неё есть деньги и связи. И она ходит по городу с самого дня ареста. Явно что-то замышляет, если ещё не перешла к действиям.

Робеспьер (Фукье). Начните завтра в десять. Запутайте зрителей.

Фукье (тяжко вздыхает). Сделаем.

Третий день процесса.

Фукье. Для допроса вызывается обвиняемый Эммануэль Фрей.

Дантон. Так. Я не понял, где мои свидетели?

Фукье. Но мы должны ещё выслушать ваших сообщников.

Дантон. Сообщников? Не смешите! Я с этим чудилой из Нижнего Тагила только в зале суда познакомился!

Лакруа. А где мои свидетели, кстати? Вы ни одного свидетеля защиты не вызвали!

Демулен (гордо встаёт). Я. Внёс. В мой. Список. Свидетелей. Робеспьера. Где МОЙ свидетель? Вы его вызовете, Фукье? (Откидывает волосы с лица.)

Фукье (после паузы). Так, хватит. Вы позорите трибунал. Я запрошу у Конвента инструкции, как вести этот суд.

Дантон (Лакруа, на ухо). Вот тут-то нам и дадут возможность выступить. Я знаю, что говорю. У меня много друзей в Конвенте.

Филиппо. Друзей? Вы, наверное, о тех, кто вам денег должен. А им не проще подождать ещё немного, чтобы их уже не пришлось возвращать?

Пока Фукье толкает паническую речь перед Конвентом, Робеспьер и Сен-Жюст принимают у себя в Комитете сексота Лафлотта.

Сен-Жюст (потирает руки). Какой удачный рояль! И как раз в наших кустах! Раз - новый заговор. Два - минус Демуленова баба. Я в Конвент. Народ имеет право знать.

Робеспьер. Вы что, в этот заговор верите? Откуда вы знаете, что Лафлотт всё это не выдумал? Или, что ещё хуже, выдумал не Лафлотт? С чего вы взяли, что это правда? (Подозрительно смотрит на юного падавана.)

Сен-Жюст. Правда или нет - узнаем в суде. По крайней мере, это правдоподобно. Её всё время видят в городе, словно она что-то замышляет. К тому же, Дийон - её любовник.

Робеспьер. У неё нет любовников. Он - просто близкий друг Камиля.

Сен-Жюст. Хорошо, тогда Дийон - его любовник, какая разница? Не придирайтесь к словам.

Робеспьер. Я от вас такого не ожидал. Вы превзошли сами себя.

Сен-Жюст. Галактика… тьфу ты, Республика в опасности! Мне до лампочки (изящно уклоняется от второго тапочка незримой мадам Дюпле) их художества! Трибунал может с ними покончить раз и навсегда, а вы упираетесь!

Робеспьер (ледяным тоном). Вы всё сказали? А теперь слушайте. Да, назад пути нет. Любое наше замешательство приведёт к тому, что мы сами окажемся на их месте. Поэтому идите в Конвент, расскажите ему про заговор в тюрьме, в котором замешаны Артюр Дийон и Люсиль Демулен, попросите его издать декрет, лишающий обвиняемых слова, и можете спать спокойно. Но любви от меня больше не ждите.

Сен-Жюст (жестом фокусника выхватывает ордер на арест Люсили Демулен). Подпишите. Это придаст делу убедительности.

Робеспьер (подписывает не глядя). Это уже не важно. Она всё равно не захочет жить. И вот ещё, гражданин Сен-Жюст. Когда Камиль будет мёртв, я не хочу слышать от вас ни слова о нём. Я буду оплакивать его в одиночестве.

Сен-Жюст (выходит в коридор, двигаясь несколько механически). EXTERMINATE! EXTERMINATE! EXTERMINATE!!!