Сердце дури, часть 5.1

[tourelle]

…в которой Робеспьер надрывается, таща из болота бегемота, то есть Камиля из бездны политической ереси. На этот раз всё обойдётся - хотя, может быть, лучше бы и не обходилось.

***

В Комитет попадают бумаги, доказывающие вину Фабра в махинациях Ост-Индской компании, которые он сам и расследовал последние два месяца.

Робеспьер (сам себе). Какой позор… Почему я, столь зорко следя за всем вокруг, (поправляет очки) проглядел столь очевидное…

Сен-Жюст. Вы и теперь станете утверждать, что ваш Камиль был не при делах?

Робеспьер. Но он защищал друга! Хотя, конечно, должен был рассказать, мне.

Сен-Жюст (коварным тоном). А представляете, как он теперь торжествует, сознавая, что обвёл вас вокруг пальца!

Робеспьер. Но хотя бы заговор, о котором он заявлял, оказался настоящим. А вы, помнится, утверждали обратное.

Сен-Жюст (делая вид, что не услышал последнюю фразу). Да, оказался. И все замешанные повели себя ровно так, как Фабр и рассказал. Не могу понять, какие ещё доказательства его причастности вам нужны.

Робеспьер. Но теперь-то он показал своё гнилое нутро.

Сен-Жюст. Он всегда поддерживал Дантона.

Робеспьер. И что?

Сен-Жюст. Вот только не надо строить из себя наивную послушницу!

Робеспьер. Я исключу Фабра из Якобинского клуба на следующем же заседании. Я ему доверял, а он выставил меня на посмешище!

Сен-Жюст. Они выставили вас на посмешище всем кагалом, не забывайте!

Робеспьер (делая вид, что не услышал последнюю фразу). Увы мне, грешному, горе мне, окаянному! Я слишком доверяю людям!

Сен-Жюст. У меня есть доказательства…

Робеспьер. Слишком, но не настолько же! А то я не знаю, что сейчас считается доказательством. Любая чушь сойдёт, если нести её с уверенным видом!

Сен-Жюст (опирается на стол обеими руками и нависает над Робеспьером). Ну что, будем и дальше упорствовать в ере… тьфу ты, в заблуждении?

Робеспьер (смотрит на него снизу вверх). А всё-таки жаль, что у вашей матушки не хватило решимости запихнуть вас в семинарию против вашей воли. У вас же есть все задатки инквизитора. Ладно, mea culpa, mea culpa, mea maxima culpa: я ошибался. Я доверял их словам, а должен был заглянуть им в душу. Но теперь я выведу заговорщиков на чистую воду.

Сен-Жюст. Не просто заговорщиков, а всех заговорщиков. Несмотря на прошлые заслуги. Революция оледенела. Они тормозят её своими разговорами об умеренности. Стоять на месте - значит откатываться назад!

Робеспьер. Какая каша из метафор!

Сен-Жюст. Какие ко мне претензии? Я уже шесть лет как не литератор! Я способен на большее, чем просто заниматься словоблудием!

Робеспьер. Дался вам Камиль! Его ввели в заблуждение.

Сен-Жюст. Мне? Это мнение всего комитета. Он должен ответить за свои поступки. И этому не должна помешать ваша к нему привязанность.

Робеспьер. В чём вы меня обвиняете?

Сен-Жюст. В слабости.

Робеспьер. Будь я слаб, мы бы сейчас с вами здесь не разговаривали!

Сен-Жюст. Так докажите это!

Робеспьер. Хорошо. Его действия будут расследованы на общих основаниях. (В сторону.) Господи, как я надеялся этого избежать! (Горько вздыхает.)

Пятый выпуск «Старого кордельера», как правильно догадался гражданин Сен-Жюст, оказывается посвящён нападкам на Эбера и эбертистов, а также, до кучи, на Барера и Колло.

Председатель Якобинского клуба. Тишина, приди в третий «А»! Зачитываем пятый выпуск вслух, по рядам!

Голос из зала № 1. Да его и так все уже прочли!

Голос из зала № 2. Да, и мне стыдно, что я прочёл памфлет аристократов!

Голос из зала № 3. Эберу правда глаза колет!

Эбер. Нет-нет, давайте зачитаем! Гражданин Демулен облыжно обвиняет меня в хищении общественных средств, чтобы отвлечь внимание от себя!

Демулен. У меня доказательства на руках!

Эбер (в сторону). Он точно не успокоится, пока не спляшет на моей могиле!

На другом заседании всеобщий объект для пинков и насмешек меняется.

Председатель. К доске пойдёт Камиль Демулен. Послушаем, что он нам скажет в оправдание своего поведения.

Голос из зала № 4. А его нет.

Голос из зала № 5. Вот Робеспьер-то рад небось!

Председатель. Я по два раза не повторяю, потому что повторяю трижды!

Голос из зала № 6. Купите уже дрессированного петуха, который умеет кричать три раза по команде, это будет хотя бы красиво!

Председатель. Демулен, к доске!

Голос из зала № 4. Да нет его, говорили уже!

Робеспьер. Предлагаю вместо этого обсудить…

Демулен. Да здесь я. (Пробирается к трибуне.)

Робеспьер (громко, пытаясь схватить Демулена за шкирку). …преступления британского правительства!

Голос из зала № 7. Вечнозелёная тема.

Поздно: Демулен уже взобрался на трибуну, и скатывание дискуссии в приятный и ни к чему не обязывающий срач откладывается, если не отменяется.

Демулен. Я так понимаю, вы решили заявить, что я совершил ошибку. Возможно. Например, я заблуждался насчёт мотивов Филиппо. (В сторону.) Я вообще о его существовании узнал несколько страниц назад! (Снова залу.) Я действительно запутался. Направьте меня.

Голос из зала № 8. Струсил!

Голос из зала № 9. Заюлил!

Голос из зала № 10. О, Робеспьер уже вскочил!

Робеспьер. Я требую слова!

Демулен. Не лезьте ради бога!

Робеспьер. Спокойно, Камиль, сейчас говорить буду я.

Голос из зала № 11 (Демулену). Сядьте, а то наговорите лишнего.

Голос из зала № 12 (Демулену). И то верно, дайте Робеспьеру вас вытащить.

Робеспьер (с трибуны, торопливо и энергично). Граждане, Камиль Демулен был неправ и обещал признать свои ошибки. Да, его памфлеты угрожают общественному порядку, но давайте всё же разделять автора и его сочинения. Намерения Камиля были чисты, но тиражи и лживые похвалы аристократов вскружили ему голову. С кем из творческих личностей не бывает? Это не повод исключать его, ведь он твёрдо решил исправиться. (Демулену.) Камиль, в доказательство этого отрекитесь от своих памфлетов и сожгите оставшийся тираж. (Громким шёпотом.) Ради меня. Ну пожалуйста!

Демулен. Сжечь - не значит ответить! (Гордо откидывает волосы со лба под звук фейспалма во многие десятки рук.)

Голос из зала № 13. Ха-ха, это же слова Руссо!

Голос из зала № 14. Робеспьер поражён своим же оружием!

Робеспьер. Как вы можете защищать писания, которые стали просто-таки подарком аристократии? (Громким шёпотом.) Мы вас и так уже тянем из последних сил, и то потому, что вы - это вы!

Демулен (Робеспьеру). Мои памфлеты, как тут уже верно заметили, читал весь клуб - и весь Конвент. И вы некоторые выпуски просматривали в гранках. (Клубу.) Выходит, вы все тоже аристократы?

Дантон. Тихо! Ша! Кто тут давит свободную прессу? А вы зна-аете, кто будет жечь книги через сто пятьдесят лет?

Робеспьер (ледяным тоном). Хорошо. Никто ничего не жжёт, раз гражданин Демулен с таким упорством цепляется за свои ошибки. Возможно, его никто в заблуждение и не вводил, а мы скоро увидим, под чью диктовку написаны его памфлеты… Д'Эглантин! Звонка с урока не было!

Фабр (поняв, что его попытка к бегству провалилась). Я всё объясню…

Якобинцы (хором). На гильотину его!

Люсиль пишет паническое письмо Фрерону, прося его вернуться и собрать как можно больше старых кордельеров, ибо Фабр арестован, а Дантон теряет хватку, но и Робеспьер один в поле не воин. Дантон же пытается убедить Конвент выслушать Фабра и не может понять, почему ему в этом отказывают.

Дантон (Люсили). Это Робеспьер при первой неудаче валится на спину и притворяется мёртвым. Я привык вставать, отряхиваться и побеждать. Как только Комитет моргнёт, я войду в его состав.

Люсиль (в сторону). Слова, слова, слова. После смерти Габриэли Жорж потерял былую жёсткость. Как не вовремя! Робеспьер, конечно, унижался и плакал на трибуне, и добился восстановления Камиля в Якобинском клубе, над чем теперь потешается Эбер в своей помойной газетёнке. Зато клуб кордельеров пытается запретить Камилю упоминать своё название в памфлетах, но издатель всё равно отказывается их печатать. Как бы тут пригодилось прежнее умение Жоржа сказать «Ша!» и стукнуть кулаком по столу!

Дантон. Пойдёмте к Робеспьеру. Хватайте малыша в охапку, надавим его крёстному на все слабые места. Он растает, Камиль трогательно извинится, Макс ляпнет что-нибудь назидательное, и инцидент будет исчерпан.

Люсиль. Камиль не пойдёт. Он пишет «Тайную историю революции».

Дантон. Зачем? Что он собирается с ней делать?

Люсиль. Наверное, сжечь. Она больше ни на что не годна.

Дантон всё же отправляется к Робеспьеру, пусть и в одиночку. Застаёт его с книжечкой Руссо в красной обложке.

Робеспьер. Отмежуйтесь от Фабра. Иначе я ничего для вас сделать не смогу. Если же вы согласитесь и примете главенство комитета, я смогу гарантировать вам безопасность.

Дантон. Чего? Вы мне угрожаете?

Робеспьер. Я - нет. А вот Вадье, Колло и Сен-Жюст - могут. И будут.

Дантон. Тогда я сам обеспечу свою безопасность. У меня есть способы.

Робеспьер. Ваши способы погубят вас ещё скорее. Смотрите, чтобы они не погубили Камиля.

Дантон (вспыхивает). А вы смотрите, чтобы Камиль не погубил вас!

Робеспьер. Что вы имеете в виду?

Дантон. Эбер разгуливает по городу и рассказывает всем встречным-поперечным о том, что ваша дружба с Камилем особенная. Не забывая гнусно хихикать.

Робеспьер. Ну разумеется, она особенная! Мы знаем друг друга с коллежа!

Дантон (всматривается в лицо Робеспьера, пытаясь понять, косит ли он под дурачка или действительно ничего не понимает). Эбер продолжает расследовать частную жизнь Камиля. (Робеспьер делает жест «обожди» одной рукой.) Вот! Вот в этой позе вам и поставят памятник!

Грампи Кэт (глядя в зеркало; далее следует вольный перевод с кошачьего). Хе-хе, а на самом деле памятник ему поставят вот в таком виде. По верхнюю пуговицу. Совсем без рук. Не надейтесь. (Луизе, также незримо присутствующей в этой сцене.) Руки убрала, громадина! Я тебе не «кыс-кыс-кыс»!

Дантон (продолжает). Вы не застали времена, когда Камиль волочился за Аннеттой Дюплесси, но просто поверьте мне на слово: днём он домогался её, а вечером отправлялся на остров Сите разнообразно развлекаться. Кстати, вы не знакомы с мэтром Перреном? Он был не единственным, чтоб вы знали. Ну-у, расслабьте лицо, все знают, что вы не в его вкусе. Ему нравятся высокие некрасивые мужчины, причём желательно охочие до женского пола. (С удовлетворением отмечает, что Робеспьер хочет, но не решается произнести «То есть вы?».) Он вечно хочет того, чего не может получить.

Всё, всё, гомофобов можно звать обратно, больше их ничто не побеспокоит.

Робеспьер. Дантон, вы пьяны?

Дантон. Не больше, чем обычно в это время дня, а что?

Робеспьер. Это объяснило бы ваши слова. И вообще мы отклонились от темы. Вернёмся к нашему Фабру. Что вы решили?

Дантон. Я не отрекусь от него, ну что вы как маленький! Он мой друг.

Робеспьер. Вот как! Но на кону безопасность государства. Патриот должен ставить её выше жены, детей и друзей. (В сторону.) Поэтому у меня нет ни первой, ни вторых, ни… чёрт! (Дантону, который внезапно принимается рыдать.) Это лишнее. Слезами горю не поможешь.

Дантон. Я говорил, что вы импотент? Так вот, я беру свои слова назад. Вы не просто импотент. В вас совсем нет жизни. Вы вообще не человек из плоти и крови. Вы деревянный!

Старые пионеры (хором). Скажите, как его зовут? Бу! Ра! Ти!..

Замолкают, едва Дантон оборачивается к ним с выражением лица «я злой и страшный серый волк», и разбегаются из кадра кто куда.

Робеспьер. Ошибаетесь. Я живой. Но вот такой, какой есть. (Разводит руками.)

В половине шестого утра к дому Дюплесси подъезжает чёрная карета, запряжённая вороными конями. Раздаётся стук в дверь. Спустя какое-то время в спальню к Аннетте, пытающейся его игнорировать и спать дальше, вламывается едва одетая служанка-бретонка.

Элиза. Мадам, пришли люди из округа. Хотят знать, где ваш любовник, говорят, нечего нам зубы заговаривать, мы не вчера на свет родились.

Аннетта. Элиза, ты как за одну ночь французский выучила? Ты ещё вчера вечером разговаривала в стиле «моя твоя понимай нет»!

Элиза выразительно кивает на четвёртую стену.

Аннетта. Погоди-погоди, как ты сказала? «Мой любовник»? Они что, Камиля ищут?

Элиза (ухмыляясь). Вас никто за язык не тянул, мадам.

Аннетта (выбирается в прихожую, где её уже ждёт с полдюжины мужланов, которые топчут ковры, плюются, матерятся и воняют чесноком). О-о… Фрол взял кол, Устин взял дрын, Игнат взял ухват…

Один из санкюлотов (кивая, в том же тоне). Ты мне, вашеблагородь, брось горячку-то пороть. (В сторону.) Я ещё и Маяковского знаю!

Единственный прилично выглядящий молодой человек. Братский привет, гражданка. Мы из секции Муция Сцеволы, у нас ордер на арест гражданина Дюплесси, а ещё на обыск и изъятие подозрительных бумаг.

Аннетта. Что за глупость? В чём его обвиняют?

ЕПВМЧ. В заговоре. А что, бывают другие обвинения?

Аннетта. Ну вы бы ещё в три часа ночи приехали!

Один из санкюлотов. В три мы ещё заседали.

Другой санкюлот. Папаша Дюшен сказал: «Надо!» - секция ответила: «Есть!».

Аннетта. Ах вот что! Папаша Дюшен! Хотите сказать, он не посмел тронуть Камиля, поэтому прислал вас запугивать мою семью? Только не в мою смену! Ну-ка, показывайте ордер!

Тянется к бумагам, ЕПВМЧ отступает, далее случается небольшая заварушка без членовредительства, однако кто-то из официальных лиц, неловко схватившись, стаскивает шаль с её полуобнажённой груди. Шесть здоровых мужиков тут же заливаются краской и начинают разглядывать обои и ковёр. Аннетта, пылая гневом, вновь закутывается в шаль.

ЕПВМЧ. Вы и есть Дюплесси?

Клод (из-за плеча жены). Вы мне?

Из комнаты за его спиной пахнет жжёной бумагой.

ЕПВМЧ. Не задерживаем людей, гражданин. Им ещё обыск проводить, надо до завтрака управиться. Собираем вещи.

Аннетта. Клод! Помни, я люблю тебя!

Клод, пока визитёры гогочут над сказанным Аннеттой и упражняются в остроумии, ныряет в комнату и там запирается на ключ, однако замок пасует перед напором двоих из представителей секции. Один из оставшихся санкюлотов слегка домогается Элизы.

Аннетта. А ордер на то, чтобы заигрывать с моими служанками, у вас есть? Это произвол! Я до Конвента дойду! У меня зять депутат, если кто забыл!

Выводят Клода. Тот одевается нарочито медленно.

Клод. Представь себе, меня обвинили в том, что я сжёг свои бумаги. Какая нелепость! И ещё внизу под окном стоит гражданин с пикой. Как будто человек моих лет будет прыгать со второго этажа! Ну, не плачь, дорогая. Сообщи Камилю.

Эбер (из кареты, припаркованной у дома напротив). Какая жаль! И ради этого я встал ни свет ни заря! Ловили-ловили любовника, а поймали законного мужа! Но Демулена это всё же всполошит. Интересно, у кого он спрячется на этот раз?

Аннетта (у Демуленов). А ещё всё перерыли. И Элизу облапали. Она, конечно, хамка и лентяйка, но никто не посмеет трогать МОЮ служанку в МОЁМ доме! Люсиль, принеси мне коньяка. На трезвую голову это вынести невозможно!

Люсиль выходит.

Аннетта (зятю). Клод успел сжечь бумаги. Боюсь, что и ваши письма полетели в камин. Всё лучше, чем если бы их прочёл секционный комитет, но…

Демулен. А пусть бы и читали. Они были довольно невинными.

Аннетта. Но как я буду без них жить?

Демулен. Я вам ещё напишу.

Аннетта. Но мне нужны те! Как мне спросить Клода, сжёг ли он их? Но… если он сжёг их, значит, знал, где они лежат. Значит, знал, о чём они! Думаете, он их прочёл?

Демулен. Нет. Он благородный человек, не то что мы с вами. (Улыбается.) Я его спрошу, когда мы его оттуда вытащим.

Люсиль (вносит коньяк). Ты выглядишь бодро, дорогой.

Аннетта (в сторону). Всё ему как с гуся вода. (Резко выдыхает, опрокидывает в себя стакан и вытирает выступившие слёзы краешком косынки.)

Демулен и Дантон поднимают Конвент по тревоге, не забыв пнуть Эбера. Затем Демулен выдёргивает с заседания Комитета общей безопасности Вадье и Робеспьера - с заседания Комитета общественного спасения, не забывая пнуть Эбера ещё и ещё. Окружающие начинают понимать, что на свободе бывшему кассиру остаётся гулять считаные дни, если не часы, и лучше раньше, чем позже. Клод Дюплесси выходит из тюрьмы, отделавшись лёгким испугом и потерей архива.

Тем временем Эбер шхерится по переулкам и закоулкам и не ночует дважды в одном месте, пока одним прекрасным утром не сталкивается нос к носу с патрулём.

Эбер. Не трогайте меня! Я в домике… тьфу ты, во внутренней эмиграции!

Жандарм. Ну и дурак. Значит, как эмигранта заметём.

Эбер. На помощь! Добрые патриоты! Папаша Дюшен в беде!

Улица молчит. Эбера от ареста спасают лишь выброшенная на смывку шестёрка и всё ещё хорошая физическая подготовка.

***

Фабр коротает дни в Люксембургской тюрьме, всё яснее осознавая, что Дантон его не вытащит. От тюремщика он узнаёт, что Демулен помирился с Робеспьером, дай бог здоровья последнему, потому что как же мы без него.

Фабр (разглядывает себя в зеркало). Ма… гражданка Мантель, но ведь обычный туберкулёз так быстро не прогрессирует! А скоротечная чахотка выглядит не так! И вообще я диагноз у Робеспьера не воровал, мне его подкинули, так и запишите!

Робеспьер (с трибуны Конвента, в сторону). А хоть бы и украл, мне от этого не легче. (Конвенту.) Так на чём я остановился? А, точно. Какие средства мoгут исцелить этo злo? Мы не знаем инoгo средства, крoме развития oбщей для всей республики дoбрoдетели… (Вытирает пот со лба, второй рукой держась за трибуну.)

Неделю спустя на рассвете Элеонора обнаруживает Робеспьера на полу без сознания. Доктор Субербьель прибывает спустя пару часов.

Субербьель. Я вам говорил. И не вам тоже. Если вы хотели убиться о работу, вам это почти удалось. Я сделаю всё, что в моих силах, но не отвечаю за последствия.

Робеспьер (шёпотом). Мне диктовать завещание?

Субербьель (оглядывает комнатушку, пожимает плечами). А вам есть что завещать? В общем, подождите с этим. (Отзывает в сторону Дюпле и Элеонору.) Жить будет, но ему нужно минимум месяц отлежаться, и чтобы его не дёргали по делам. Если он вернётся к работе раньше, я за последствия…

Дюпле. Не отвечаете, мы уже поняли.

Колло и Ленде. Здрасьте, мы к гражданину Робеспьеру. Он совсем забыл о своём долге.

Элеонора. Анжелика, стойте! Как вы там говорили? Vaffanculo, а дальше? И как руками делать, покажите!

Робеспьер (коллегам). А где Сен-Жюст?

Ленде. На фронте он, забыли? Вернётся через десять дней.

Робеспьер. А Кутон?

Ленде. Тоже болеет.

Робеспьер. А кто же тогда в лавке остался? (Перебирает в уме фамилии и пытается вскочить с кровати - впрочем, безуспешно.) Дантон!

Ленде. Ну да, а вы что, против?

Робеспьер. Только не он! В нём совсем нет добродетели!

Ленде (меланхолично). Как скажете. Только рук-то у нас не хватает.

Робеспьер. На время я не с вами. А после я с вами во все дни.

Демулен (незримо присутствующий в сцене). Кто молодец? Я молодец! Я первый это заметил!

Колло. Лежите, лежите. Рано вас ещё обожествлять. (Отзывает в сторону Элеонору.) Гражданка, мы, конечно, все надеемся на лучшее, но в случае чего вас будут считать его вдовой. Все всё понимают, все люди взрослые. Ну или давайте мы вас распишем, пока он не сильно соображает, что происходит, - чтобы вам спокойней было. Симона-то, бедняжка, как издёргалась…

Элеонора. Типун вам на язык, гражданин Колло! (Тихонько вытирает слёзы.)

Несколько дней спустя с фронта возвращается Сен-Жюст, и он возмутительно - с точки зрения автора - хорош собой, здоров и полон надежд на будущее.

Сен-Жюст. Комитет справляется. Кроме Дантона, никто за мир не топит, раз победа так близка. Я тут, пока мне не спалось, набросал план будущего устройства республики и реформы системы образования. Мальчиков надо воспитывать в коллективе с пяти лет, родители из них ничего хорошего не вырастят.

Робеспьер. А девочек?

Сен-Жюст. А кому нужны девочки? Пусть остаются дома с родителями. (Делает вид, что не замечает, как за кадром суровая артуазская дева Анриетта Леба выразительно помахивает сковородкой, а не менее суровая пикардийская женщина Тереза Торен одобрительно показывает ей большой палец.)

Робеспьер изъявляет желание видеть Демулена, и они проводят вечер, натужно вспоминая коллежские годы и смеясь через силу. Оставшись один, Робеспьер мечтает о Республике добродетели, в которой всё разумно, просто и инстаграмно*… то есть красиво, а главное - все почитают Верховное существо. Психолог наверняка сказал бы на этот счёт что-нибудь умное и полезное, но, увы, в распоряжении Робеспьера есть только коллеги по Комитету.

Ленде. Вот такой у нас сейчас хлеб. (Вытряхивает из разворота «Папаши Дюшена» кусок хлеба из муки вперемешку с махоркой, спитым кофе и семенами лебеды.) А молока и мяса нет совсем. Вы тут одними апельсинами питаетесь и ничего не знаете…

Робеспьер. Вообще-то можете сходить на кухню и посмотреть, какой хлеб едят в нашей семье. И попробовать найти хоть одно отличие. Но я не понимаю, что происходит. Земля родит, а люди вновь голодают, как при старом режиме.

Ленде. Дантон считает, что мы заигрались в регулирование. Добром крестьяне продукты в города не везут, чтобы не пойти под трибунал за спекуляцию, а продразвёрстка не работает. Если верить людям Дантона, стоит снять ограничения, и продукты появятся как по волшебству.

Робеспьер (в сторону). Появятся, разумеется, только один круг хлеба будет стоить недельного жалования санкюлота, если не больше. Не хочешь - не покупай, тебя никто не неволит. Походи по булочным, может, дешевле найдёшь. Это рынок, детка. (Ленде.) А вы-то сами что думаете?

Ленде. Агитаторы в секциях говорят, что иного пути, чем сохранение контроля, нет. А я ничего не думаю. Я жду вашего совета.

Робеспьер. А что там Эбер говорит?

Ленде (расправляет газету). Читайте сами.

«Папаша Дюшен». Мясников, которые держат санкюлотов за собак, заставляя глодать голые кости, следует гильотинировать как врагов простого народа!

Робеспьер. Конструктивно, нечего сказать.

Ленде. Основная масса санкюлотов застряла в восемьдесят девятом и не понимает, что эти методы не работают.

Робеспьер. Бунтуют?

Ленде. Бунтуют. Уже не требуют ни свободы, ни прав, ни освобождения подозрительных. Только еды. Военные фабрики на грани забастовки. Армия и так плохо обеспечена. Сен-Жюст и Вадье как-то контролируют ситуацию, но, если не принять решения на самом высоком уровне, смуты не избежать. Эбер развяжет мятеж, если у него получится. Тогда правительство падёт.

Робеспьер. Только вы не забывайте, что Эбер - единственный, кто уравновешивает влияние Дантона. Стоило отвернуться на секунду - и всё уже разваливается без моего присмотра! Разве люди не верны Комитету, который спас их от иностранного вторжения?

Ленде (достаёт заранее заготовленный листок, стараясь не слишком торопиться). Как я вам не хотел этого показывать…

Листок оказывается графиком работы государственных мастерских, завизированным шестью членами Комитета общественного спасения. Ниже нацарапано красным карандашом: «ЛЮДОЕДЫ. ВОРЫ. УБИЙЦЫ».

Робеспьер (выронив листок). Так не честили даже Капета! Эти бедные люди жестоко обмануты. Мой долг - найти тех, кто их обманул и вложил в их головы гнусные мысли. Отныне я не выпущу революцию из своих рук!

Ленде уходит. Входит Элеонора. Походя наводит в комнате порядок. Подходит к кровати и с нежностью касается щеки Робеспьера.

Элеонора. Тебе лучше?

Робеспьер (в сторону). Глазам не верю! Неужели она наконец-то стала настоящей? (Элеоноре.) Гораздо лучше. (Улыбается.)

Элеонора (садится у него в ногах и закрывает лицо руками). Мы думали, ты умираешь. Когда я тебя нашла, ты выглядел как мёртвый. Что бы мы тогда делали? Никто из нас не пережил бы твоей смерти.

Робеспьер. Но я не умер. И теперь ещё яснее вижу, что нужно делать. Завтра я иду в Конвент. Это решено.

На следующий день.

Ленде (Дантону). Увы, перевыборов в этом месяце не будет. Конвент продлил Комитету мандат, и никто не возражал.

Демулен (бегая кругами по потолку). А кто бы возражал? У нас сейчас в Конвенте такое трогательное единодушие, аж тошно. И сплошь люди Комитета на галерее. С расписанием аплодисментов.

Ленде. И ничего-то нельзя изменить. Но казнь Эбера вас наверняка порадует.

Дантон. Это дело решённое?

Ленде. Кордельеры призывают к мятежу. Эбер - тоже. Ни одно правительство за последние пять лет не пережило мятежа.

Демулен. Но тогда в их составе не было Робеспьера.

Ленде. Вы правы. Он задушит мятеж в зародыше или подавит войсками.

Дантон (хохотнув). Робеспьер - человек действия.

Ленде. Вы тоже когда-то таким были.

Дантон (горделиво). Я теперь оппозиция.

Ленде. Робеспьер запугал Колло. Он теперь боится подпевать Эберу.

Дантон. А как он поступит со мной?

Ленде. Вы должны понимать, что он прислушивается к Сен-Жюсту, а тот говорит, что, если уйдёт Эбер, должен уйти и Дантон, чтобы был соблюдён баланс фракций.

Дантон. Я вам не какая-то фракция! Я и есть революция!

Людовик XIV (незримо присутствующий в сцене). Гнусный плагиатор!

На заднем плане снова начинает играть «Да здравствует Генрих IV!» - на этот раз в мажоре, - но обрывается по взмаху руки Дантона.

Ленде. Сен-Жюсту это скажите. Он считает вас изменником, верит в это, на полном серьёзе ищет доказательства ваших связей с врагами! А Колло-Варенн и Бийо д'Эрбуа…

Колло и Бийо (незримо, но синхронно закатывают глаза). Опять!..

Ленде. …его во всём поддерживают.

Демулен. Но мнение Робеспьера важнее!

Ленде (Дантону). Мне показалось, что вы в вашу последнюю встречу поссорились. Он не нападает на вас, но больше и не защищает. И наблюдает. Наблюдает всё время. Если Эбер падёт, вам придётся бежать.

Дантон. И это всё, что вы мне можете предложить?

Ленде. Я хочу, чтобы вы остались в живых. Робеспьер - мечтатель, он не способен управлять республикой. Когда он умрёт, а это дело ближайшего времени, кто встанет у руля?

Дантон. Мечтатель? Да-апустим. Но если я решу, что он против меня злоумышляет, я сверну ему шею.

Ленде (Демулену). Может, вы заставите его задуматься? Вас-то он ещё пока защищает, даже перед Барером, а вы знаете, какой это упё… настойчивый человек.

Дантон. Ничего не попишешь, пора обращаться к народу. Он имеет право знать, что за правительство им управляет.

Ленде. Обращениями к народу злоупотребляет Эбер. А Комитет считает это призывами к мятежу.

Дантон. Где Эбер и где я? Что позволено Юпитеру…

Ленде. Боюсь, Юпитеру уже тоже не позволено. Народу это без разницы. Люди устали. Они ходят в суды как в цирк. Чья кровь прольётся - неважно, лишь бы пролилась.

Демулен. А я смотрю, вы приуныли, дружище.

Ленде. Я не имею права унывать. Я занимаюсь продовольственным снабжением по поручению Комитета, то есть имею перед ним обязательства. Поэтому вы меня здесь больше не увидите.

Дантон. Ленде, если мы одержим верх, я не забуду вашу службу.

Ленде (в сторону). А если и забудете, мне до этого нет дела. Ничего уже не жду от этой жизни, кроме возможности умереть от старости.

Сен-Жюст наконец-то зачитывает перед Конвентом доклад о заговоре Эбера, и по душу «Папаши Дюшена» приходят жандармы. Увы, на этот раз на смывку выпадает единица.

Робеспьер (Дантону). Зачем вы пришли? Кто вас послал?

Дантон (издевательски спокойным тоном). Ну и как продвигается суд?

Робеспьер. Надеемся завтра завершить. А, или вы не про Эбера? Фабра и Эро призовут к суду через несколько дней. У Фукье спросите, если вам нужна точная дата.

Дантон. Вы меня что, запугать пытаетесь?

Робеспьер. Я ничего не имею против вас лично. Но я вас просил об одном: отрекитесь от Фабра. Некоторые утверждают, что его следует судить вместе с вами.

Дантон. А вы-то что думаете?

Робеспьер. Вы с Лакруа натворили дел в Бельгии. Но сделаем вид, что он виновнее.

Дантон. Камиль…

Робеспьер (вскидывается). Никогда больше не заговаривайте со мной о нём. Вы оскорбляли его во время нашей последней встречи. Говорили о нём с презрением.

Дантон. Воля ваша. В декабре вы соглашались, что террор надо смягчить, что невиновные…

Робеспьер. Кто есть невиновные? Те, кого вы по тем или иным причинам оправдываете? Но вину определяет суд. Если вы согласны с этим утверждением, то до сих пор ни один невиновный не пострадал.

Дантон. Да что вы несёте?

Робеспьер. Вы сейчас опять собираетесь разрыдаться? Фабру это хотя бы к лицу.

Дантон. Я обращаюсь к вам в последний раз. Этой страной можем управлять только мы с вами. И, по счастливому стечению обстоятельств, не подозреваем друг друга в заговоре. Давайте усложним жизнь тем, кто хотел бы, чтобы мы сожрали друг друга, и объединимся.

Робеспьер. Я ненавижу фракции, как и насилие. Но не лучше ли при помощи насилия уничтожить фракции, чем смотреть, как в неправильных руках извращаются идеи революции, и осознавать, что ты ничего не в силах с этим поделать?

Дантон. В неправильных руках? Это вы про меня?

Робеспьер. Вы только и говорите сейчас, что о невиновных. Где они, эти ваши невиновные? Я их не встречал.

Дантон. Да вы вину у кого угодно разглядите! Даже стол можете обвинить в том, что он коварно замышляет сунуться вам под ногу, чтобы вы ударились об него!

Робеспьер. Если бы я исповедовал вашу мораль, мир перевернулся бы. Не стало бы ни преступников, ни преступлений.

Дантон (хватаясь за голову). Какой заяц?! Какой оpёл?! Какая блоха?! Всё, с меня хватит! Я увожу Луизу с детьми в Севр. Понадоблюсь - ищите меня там.

Севр.

Анжелика. А где Камиль с семейством? Могли бы и стариков своих захватить.

Луиза (в сторону). Угу, скажете Аннетте Дюплесси, что она отныне старуха, или жить ещё не надоело?

Франсуа Шарпантье. И как мой старый друг Дюплесси пережил это испытание?

Дантон. Жив, цел, орёл, но седых волос у него прибавилось. Впрочем, с таким зятем, как Камиль, это немудрено.

Шарпантье. А теперь посмотри на мою голову, сынок.

Погода портится. В следующие несколько дней к Дантону постоянно кто-то приезжает в гости, запирается и о чём-то с ним переругивается, но никто из посетителей не остаётся на ночь. Анжелика, встревожившись, вызывает зятя на беседу.

Дантон. Всё просто. Мне предлагают военный переворот. А я не хочу крови. Я больше не верю ни во что, ради чего стоило бы рисковать человеческой жизнью. И этого мои парижские друзья не понимают.

Анжелика. Я каждый день молюсь за тебя и за Камиля, чтобы Господь смилостивился над вами.

Дантон. Э нет. Я ещё не готов отправляться к Господу на ковёр. Лучше молитесь за Робеспьера. Хотя, думаю, у него в небесной канцелярии свои подвязки.

Во время очередного ливня к дому Шарпантье подъезжает карета, из которой прямо в середину лужи вываливаются Лежандр и Демулен.

Лежандр. Мы к вам по делу. Робеспьер хочет вашей крови.

Демулен (достаёт бумагу). Смотрите, здесь тринадцать фамилий тех, кого укоротили на голову четвёртого жерминаля. Вожаки кордельеров, Проли, пара левых людей и сам Папаша Дюшен. Как и ожидалось, визжал от страха и валялся у Сансона в ногах.

Лежандр. Но-но. Вы бы на его месте вели себя не храбрее.

Демулен. И я бы визжал. Но я ещё не собираюсь расставаться с головой.

Лежандр (Дантону). Он ужинал с Робеспьером.

Дантон. Отлично. Я бы не смог. Меня бы стошнило в его присутствии.

Демулен. А Шабо пытался отравиться.

Лежандр. У него в камере нашли аптечную склянку с надписью «Не для внутреннего употребления». Пустую.

Дантон (испускает смешок). Он даже сдохнуть не сумел как полагается!

Лежандр. Слушайте, ну кончайте уже хохмить! Времени нет. Сен-Жюст клюёт темечко Робеспьеру денно и нощно. Уговаривает подписать ордер на ваш арест.

Дантон. И что он предлагает мне вменить?

Лежандр. Всё. От заговора с герцогом Орлеанским до попыток спасти королеву. На прошлой неделе я бы ещё посоветовал вам драться, но сейчас времени на это нет. Хватайте тревожный чемоданчик - и удирайте.

Дантон. Камиль?

Демулен (вздыхает). Робеспьер был очень мил и даже перебрал, что с ним бывает редко. Я спросил, почему он избегает говорить о вас, а он ответил, что, мол, вы под судом. Бегите за границу, пока есть возможность.

Дантон. Э нет. Я уже бежал в Англию в девяносто первом. Здесь мой народ, и я останусь здесь. Разве можно унести Родину на подошвах сапог?

Читатель (криво улыбается и мысленно ставит галочку).

Демулен. Потомки вас по этой фразе и запомнят.

Виктория Дюпле (незримо присутствующая в сцене). У него и правда чуйка! Какая прелесть!

Тем временем в Париже Сен-Жюст набрасывает доклад со списком обвинений в адрес Дантона и не может избавиться от ощущения, что за плечом стоит Демулен и потешается над его грамматическими ошибками.