Сердце дури, часть 3.3

[tourelle]

…в которой произойдёт много долгожданных событий - например, Манон таки уломает Бюзо, а Робеспьер заведёт на Дантона отдельную записную книжку с перечнем всех его грехов. Ну и ещё немножечко разгромят Жиронду.

UPD: простите, кому порвала ленту. Кат поставила, посыпаю голову пеплом.

Акт IV (всё ещё продолжение)

Дантон (с трибуны). Я заранее знал, что Дюмурье - контра. Но не спешил с арестом, чтобы не обезглавить армию, не поднять боевой дух противников и не дать повода заподозрить себя в измене. А вы бы как поступили на моём месте?

Наезд камеры. Дантон, Демулен, Робеспьер и Сен-Жюст двигаются по улице Сент-Оноре в сторону дома Дюпле.

Сен-Жюст. Я бы не тянул кота за хвост и арестовал его. Дюмурье, не кота. Кота не за что.

Дантон. Но вы же не знаете положения в армии. Ширше на вопрос надо смотреть, гражданин вундеркинд.

Сен-Жюст. А зачем вы тогда спрашиваете, если вам не нужны наши советы?

Демулен (в сторону). Наконец-то индеец Зоркий Глаз заметил то, что должен был заметить!

Сен-Жюст. Всё. Решено. Я сам еду на фронт и разбираюсь в этом бардаке.

Демулен. Флаг вам в руки и медаль на грудь, кузен.

Робеспьер. Мальчики, не ссорьтесь. Дантон, к вам ни у кого претензий нет, а если есть - скоро не будет.

Сен-Жюст изо всех сил делает вид, что сказанное его не касается. Все входят во двор, затем проходят в дом. Брунт косплеит Цербера, мадам Дюпле безуспешно пытается накормить Робеспьера (кто не ухаживал за лёгочником, тому не понять, как трудно в него что-нибудь запихать), Филипп Леба и Бабетта на правах жениха и невесты шушукаются в своём уголке. Гостиная увешана портретами Робеспьера так густо, что оригинал теряется среди них. В кои-то веки с ним и его соратниками ничего интересного не происходит.

***

Дюмурье арестовывает военного министра и четырёх комиссаров, приехавших призвать его к ответу, и выдаёт их австрийцам. Далее он пытается повернуть войска на Париж, но войска обращают оружие против него. Дюмурье бежит в Австрию, прихватив с собой молодого генерала Луи-Филиппа Эгалите, сына Филиппа, и с облегчением сдаётся в плен.

Робеспьер (с трибуны Конвента). Давайте дадим ход старой китайской практике: за измену Эгалите-младшего отдадим под трибунал всю семью. А заодно и Верньо с Бриссо. Их за что? А докажите, что они не были его сообщниками!

Жиронда (хором, пока к трибуне пробивается Дантон). Я знаю, день настанет, я знаю, миг придёт, когда Жиронда «горцев» на части разорвёт!

Кидаются на Дантона толпой. Дантон доказывает, что может избивать не только женщин, и раскидывает нападающих. Вокруг Филиппа Эгалите на скамьях Горы образуется выразительная пустота.

Марат (поднявшись на трибуну следом за Дантоном). Граждане. Хватит уже страдать фигнёй. Эгалите неподсуден, потому что он депутат. Моё предложение просто как дважды два: давайте отменим депутатскую неприкосновенность.

Депутаты обеих фракций плотоядно разглядывают друг друга, дорисовывая в воображении обрезанные волосы и вырезанные воротники рубашек. Предложение Марата принимается едва ли не единогласно.

Демулен (Дантону). Ну и что нам теперь делать с Филиппом, пока ему не устроили свидание с Сансоном?

Дантон. Найдём ему крепость в какой-нибудь конечной точке географии, и пусть там отсидится. А там станет не до него.

Манон Ролан возвращается из министерской квартиры в родной «скворечник». Там её поджидает Фабр.

Манон. Я вас не звала.

Фабр. А мы припёрлися. Гражданин Ролан дома?

Манон. Гуляет.

Фабр. Как его здоровье? А то мы увидели, что его заявление об отставке написано вашим почерком.

Манон. Это всё, что вы хотели?

Фабр. Не. Я надеялся застать у вас Бюзо. Вы поосторожнее там, а то вас обвинят (похабно гыгыкает) в заговоре.

Бюзо (выходит из шкафа, на ходу поправляя сюртук). Или вы говорите, зачем явились, или я вас с лестницы спущу.

Фабр. Не надо с лестницы! Мы же не враги!

Манон. Марат представил петицию об изгнании из Конвента некоторых депутатов и передаче их Революционному трибуналу. Один из них - мой муж, другой - мой лю… то есть гражданин Бюзо. Петицию подписали девяносто шесть якобинцев. Это вы называете «не враги»?

Фабр. Ого! У Марата, оказывается, есть девяносто шесть друзей! Что до меня, я её не подписывал. И Дантон не подписывал. И Робеспьер.

Манон. А Демулен подписал.

Фабр. Разве я сторож Камилю моему?

Манон. Просто он не имеет предубеждений против Марата. А Дантон и Робеспьер имеют. В ваших рядах разброд и шатания, а мы, депутаты провинций, - единый кулак. Вы не сможете вышвырнуть нас из Конвента. Отними у парижан Трибунал - и что у вас останется? И у нас есть планы насчёт Марата. Так ему и передайте.

Фабр. А если представить на минуту, что вы когда-то давно не нахамили Дантону и теперь смогли договориться с ним…

Манон. Никаких сделок с тем, кто устроил сентябрьскую резню!

Фабр. Печально. Ставки-то возросли.

Манон. Давно пора.

Фабр. Передать Бриссо ваш пламенный привет?

Манон. Не валите нас в одну кучу. У них своя свадьба, у нас своя.

Фабр. Это вы судье расскажете про «свою свадьбу».

Манон. Чтобы судить, сначала надо предъявить обвинение. У вас кишка тонка.

Фабр. Как знаете, как знаете.

Ролан (столкнувшись с Фабром на лестнице). Ваш трибунал был ошибкой. Начинается террор.

Фабр (в сторону). Чёрт, индейца Зоркого Глаза помянули уже дважды, ничего мне не оставили! Ну что за люди!

Акт V

Комитет общественного спасения, более известный как Комитет Дантона, работает под пока ещё редкое лязганье гильотины. Прокурор Коммуны Шометт развлекается тем, что кошмарит девиц из Пале-Рояля. Дантон же днюет и ночует у Демуленов, всё реже облизываясь на Люсиль, потому что её внезапность и противоречивость наконец-то начала действовать ему на нервы. Вина за смерть Габриэли и двоих сыновей терзает его всё больше.

Революционный трибунал заседает через стенку от тюрьмы Консьержери. Его будущего председателя Рене Дюма авторша не любит ещё больше, чем Бриссо, Бийо и даже Элеонору Дюпле, поэтому читателю остаётся только гадать, как на такую высокую должность выбрали беспробудного пьяницу и параноика, а также как под его началом согласились работать присяжные, в числе которых доктор Субербьель и Морис Дюпле. Прокурором же становится тот кузен Камиля, который не крал фамильного серебра. Между прочим автор сообщает, что поначалу трибунал не зверствует и оправдывает даже Марата.

Конвент переезжает в бывший театр Тюильри, и фракционная войнушка продолжается в новых декорациях. Депутаты массово подзабивают на свой внешний вид, и вызывающе аккуратный костюм Робеспьера и Сен-Жюста многих бесит (а автора бесит ещё и серьга Сен-Жюста - наверное потому, что о существовании второй, во втором ухе, она и не подозревает).

***

Демулен навещает выздоравливающего Робеспьера. Тот, вынужденно отоспавшись, выглядит всё ещё как панда, но уже молодая. В комнате пахнет апельсинами и постоянно маячит Элеонора.

Робеспьер. Доктор Субербьель говорит, что апельсины мне вредны, но мне ничего больше не лезет в рот. А ещё Марат прислал мне записку… Дорогая, вы не могли бы принести мне воды? Только очень холодной. (Протягивает Элеоноре графин и ждёт, когда дверь за ней закроется.) Слава богу, прокатило. У меня скоро кончатся предлоги, под которыми её можно вытурить из комнаты. От женщин одни неудобства, я вам всегда говорил.

Демулен (похабно ухмыляясь). Ну, предположим, тогда вы говорили как сугубый теоретик…

Робеспьер. Подвиньте кресло поближе, я не могу напрягать голос. Четвёртый год хожу с больным горлом. А в новом помещении и вовсе будет слышно только Дантона и Лежандра…

Демулен. О, напомнили: мне же сегодня в Якобинском клубе выступать - по поводу моего памфлета против Бриссо.

Робеспьер. Кстати, как там поживают Бриссо и Верньо?

Демулен. Тихушничают.

Робеспьер. Значит, замышляют что-то.

Демулен (прислушиваясь). О. Кажется, пришла Шарлотта. Сегодня подозрительно хорошо слышно, что делается внизу.

Робеспьер. Это Морис запретил работникам шуметь - думает, у меня болит голова. О. Шарлотта ругается с Элеонорой. Заодно и задержит её внизу. Хоть что-то в её визите есть хорошее.

Демулен. Бедная Шарлотта!

Робеспьер. Бедная Элеонора! Вы, пожалуйста, попросите Дантона поменьше перемывать ей кости. Да, мне досталась не самая красивая девушка, но об этом совсем не обязательно знать тем, кто её никогда не видел.

Демулен. Я вам в посланцы не нанимался. Найдите кого-нибудь ещё.

Робеспьер. А почему он сам не навещает меня? Так что передайте, передайте - да, и ещё вот что ему скажите: правительство у нас слабое, Конвент расколот, так что пусть Комитет забирает власть в свои руки. Дантон должен сделать комитет работоспособным!

Демулен. Тихо, что ж вы так орёте! Не сорвите голос!

Робеспьер. Жиронда настраивает департаменты против центра. Пусть каждый департамент ежедневно отчитывается перед ним письменно! Что такого смешного я сказал?

Демулен. Если Дантон возглавит комитет, никто не будет возражать, но его же ещё должны выбрать.

Робеспьер. Захочет - выберут.

Дюпле (входя в комнату, шёпотом). Вот ваша вода. Извините, но Элеонора внизу держит оборону - не пускает к вам вашу сестру. (Демулену, на ухо.) Надо скорее поставить его на ноги. Жаль, что он не сможет прийти вас послушать, а я буду непременно.

Демулен аккуратно, чтобы Дюпле не заметил, пробивает лоб фейспалмом.

Дюпле (Демулену, с порога). Да, и не заставляйте его смеяться! Ему вредно! (Дверь закрывается.)

Робеспьер. Господи, как же это нелепо! (Смеётся.)

Демулен. А что там вы говорили насчёт Марата? Он вам прислал записку?

Робеспьер. Да, тоже болен, сидит дома. Вы слышали о девице Теруань?

Демулен. Кого она на этот раз?

Робеспьер. Да нет, как раз её. Она выступала в саду Тюильри с речью, зачем-то заявила, что она бриссотинка, и толпа «вязальщиц» её отпинала. Марат проходил мимо…

Демулен. И добавил ей от себя?

Робеспьер. И спас её. Думал, они хотят её убить.

Демулен. А жаль, что не. Я ей никогда не прощу Сюло.

Робеспьер. Да, его жаль, но он выбрал неправильную сторону. И она тоже. А возможно, и мы. И нам, быть может, придётся ответить за свои художества. Что, если намерения Бриссо на самом деле честны?

Демулен. Но как же мой памфлет? Я написал в нём, что Бриссо - заговорщик…

Робеспьер. А если вы себя в этом убедили? А это не заговор, а просто раздолбайство, и их надо не наказывать, а просто отстранить?..

Демулен. Так, стоп. Вы ещё в сентябре были не против их смерти. (Кривляется.) «Бриссо, я выбираю тебя», «Бриссо, я выбираю тебя»…

Робеспьер. Думал предупредить этим малым злом большое. Хотел спасти жизни других… С тех пор Дантон меня побаивается.

Демулен. А сейчас вы говорите, что намерения Бриссо могут быть честны…

Робеспьер. Вот только судим-то мы результаты, а не намерения. Даже если он невиновен, я вам не стану препятствовать, но буду рад, если их лишь только вышвырнут из Конвента. Мы ничего не исправим в прошлом, казнив их. Хотя люди думают иначе. Но спасать их намеренно я не буду. Революционер должен всегда быть готов сложить голову, если потребуется. И если придёт моя очередь сделать это, я не буду сопротивляться.

На заднем плане психиатор, хлюпая носом, наигрывает на гитаре мелодию «Gethsemane», к нему присоединяется балалаечник. Демулен, однако, не поддаётся суровой торжественности момента.

Демулен. Угу, легко быть героем, лёжа в тёплой постели. И вообще вы ставите политику впереди разума. Призывать во имя политики к тому, что запрещает мораль, - кощунство.

Робеспьер. Кто бы говорил! Вы, с вашей развращённостью…

Демулен. Деньгами? Я не виноват, что…

Робеспьер. Нет. Развратить может и дружба. Вы сначала обожаете до безумия, а потом до безумия же ненавидите…

Демулен. Может, хватит уже про Мирабо? Он меня использовал, чтобы заражать толпу нужными чувствами, в которые сам не верил. Но и вы ведь меня используете для того же. И тоже не верите в то, что позволяете мне говорить.

Робеспьер. Поймите же вы: мы - только орудия судьбы. Революция свершилась бы и без нас.

Поглаживает стремительно отрастающую седую бороду.

Демулен. Не надо низводить меня до функции. Я на это не согласен. (Подбирает с пола упавшие листки.) О, вот вам идея, как взбесить вашу благоверную: кидайте бумаги на пол и требуйте, чтобы она поднимала. Люсиль в таких случаях сразу уходит. Кстати, Сен-Жюст вас навещает?

Робеспьер. Нет. Он не выносит больных.

Сен-Жюст (незримо присутствующий в этой сцене). Любую ложь мог бы простить гражданке Мантель из снисхождения к слабостям её пола, но эту…

Демулен. А вы с Дантоном неплохо устроились. Мне придётся заикаться в Якобинском клубе, пока вы оба прохлаждаетесь, имея железобетонные отмазки. Если вы - только орудие судьбы, так отдохните без угрызений совести.

Робеспьер. С фатализмом тоже не надо перегибать палку. Если я буду слишком много прохлаждаться, Бриссо, Ролан и Верньо мне голову снимут.

Демулен. А кто только что говорил, что к этому готов?

Робеспьер. Готов. Но до этого момента хочу успеть побольше.

Демулен. Понятно. Святые не отдыхают. Хоть вы что говорите, а я всё равно думаю, что незаменимые - есть. И к ним относимся мы оба. По крайней мере насчёт себя я уверен.

Выходит из дома вместе с рыдающей Шарлоттой: стычка с Элеонорой не прошла даром для её самолюбия.

Шарлотта. Эти женщины Дюпле сделали из него спесивца, помешанного только на себе и том, какой он необыкновенный! Да, он необыкновенный, но зачем на этом циклиться? Прежде он бы не позволил вот так меня выставить, потому что понимал мои чувства!

Демулен приводит её домой, где обнаруживает тёщу. Шарлотта обрадованно присаживается Аннетте на уши, Демулен мандражит перед выступлением, боясь, что будет как в тот раз, когда он вступился за Марата в Конвенте и был позорно изгнан с трибуны бриссотинцами. Дантон же отправляется к соседям сверху с серьёзным разговором.

Папаша Жели. Пожалейте нас! Луиза - наш единственный ребёнок!

Дантон. Жалеть? Да я вас, можно сказать, осчастливил своим предложением!

Мадам Жели. Он хочет её убить, как убил первую жену!

Папаша Жели. Заткнись!

Дантон (мадам Жели). Нет, нет, говорите. Мне прямо интересно, до чего вы договоритесь.

Папаша Жели. Что вы в ней нашли?

Дантон. Я её хочу.

Мадам Жели. Хоть бы соврали, что любите…

Дантон. Поживём - увидим.

Папаша Жели. Нет. Не для вас квиточка цвела. Ей всего пятнадцать.

Дантон. А мне тридцать три. Так не семьдесят же!

Папаша Жели. Найдите себе вдову. Женщину с опытом.

Дантон. Ну не настолько же я ненасытен, как обо мне болтают. Мне и Луизы хватит. Кроме того, она ладит с моими детьми и нормально готовит.

Папаша Жели. Но она не умеет вести себя на всех этих дипломатических приёмах…

Дантон. И кого это будет волновать, если она будет со мной? Я богат, у неё будет всё, что она пожелает…

Папаша Жели. Моя дочь не продаётся!

Дантон. Даже за собственную часовню со своим персональным священником? Присягнувшим, естественно?

Луиза Жели. Кстати, о священнике. Если мы не будем венчаться, причём у настоящего священника, я не согласна. Иначе наш брак будет незаконным.

Дантон. Какое «венчаться»? Ты меня под трибунал подводишь!

Луиза Жели. Как знаете.

Дантон. Когда ты выйдешь за меня, тебе придётся мне подчиняться. Можешь начинать прямо сейчас.

Луиза Жели. Это моё единственное условие.

Дантон. Я не привык, чтобы мне ставили условия!

Луиза Жели. Хе-хе. Можете начинать привыкать прямо сейчас.

Дантон тяжко вздыхает.

***

Жиронда добивается ареста Эбера, которого тут же освобождает Коммуна. Становится понятно, что, кажется, дождь собирается (С), и 31 мая действительно начинается шухер - правда, к шухеру Париж успел привыкнуть.

Бюзо. Манон, уезжайте. Вас арестуют.

Манон. Нет.

Бюзо. У вас же ребёнок.

Манон. Это не должно влиять на моё поведение.

Красиво откидывается на подушку.

Читатель. Ага! Ну слава богу! Они наконец-то…

Автор. Тс-с-с! Ничего не знаю. Здесь же не сказано, какая это подушка. Может, вообще диванная. Вы всё себе выдумали. Не голова, а выгребная яма!

В кармане автора что-то выразительно звенит. Бюзо нервно оборачивается на звук и понимает, что вот-вот спалится.

Бюзо (Манон). Большинство женщин рассуждает иначе.

Манон. Я не му… не большинство! Я не бесчувственная, но мои чувства сейчас неважны. Я не оставлю Париж.

Бюзо. Но секции восстали. Мне стыдно, что так получилось - после всех наших трудов…

Манон. Ничего ещё не кончилось! У нас большинство в Конвенте. Что ему может противопоставить Робеспьер?

Бюзо. Не надо его недооценивать.

Манон. Подумать только, а я его уважала! Считала приличным человеком!

Бюзо. Он вас обманул. А нам - завидует. Зря вы с ним поддерживали отношения. Надо было объединяться с Дантоном.

Манон. С Дантоном! Фу! Он же нас считает ни на что не годными интеллектуалами, а он циник и хищник, поэтому нас презирает.

Бюзо. Нет, Манон, это не так. Он предлагал договориться, а мы его оттолкнули.

Манон. А то вы не знаете, что с ним можно договориться только на его условиях!

Бюзо. Так-то оно так, но теперь это не имеет значения. Мы ему больше ничего не можем предложить, потому что у нас ничего нет.

Манон (непрошибаемым тоном). Значит, у нас ничего не отнимут!

Из-за кадра Женя Лукашин голосом Сергея Никитина подбадривает Манон словами: «И если вы не живёте, то вам и не умирать!».

***

Конвент. Делегаты от секций пришли со списками депутатов, подлежащих изгнанию, - Бюзо, Верньо, Петион, Луве, Бриссо и далее по тексту. Депутаты пытаются выскользнуть из Тюильри и безумно рады обнаружить, что здание окружают санкюлоты с дрекольем и национальные гвардейцы с артиллерией.

Эро де Сешель (генералу Анрио). Будьте любезны, отведите войска, пожалуйста. Очень нервная обстановка. Они нам думать мешают. Мы как будто в плену.

Анрио (глядя на Эро с высоты лошадиного роста). А кто тогда будет сдерживать вот эту толпу добрых патриотов, если не мы?

Эро. Эм… А разогнать их совсем вы не можете?

Анрио. Тут мои полномочия всё.

Эро возвращается в зал заседаний. За ним туда проникают санкюлоты.

Кутон (с трибуны). Граждане, члены Конвента могут не сомневаться, что они свободны. Вы вышли к народу и убедились, что народ добр, щедр и не угрожает безопасности своих делегатов (нервно оглядывается на решётку зала заседаний, за которой беснуется толпа), однако беспощаден к заговорщикам, которые задумали его поработить. Теперь, когда вы отдаёте себе отчёт в том, что вы вольны в своём выборе, я вношу декрет об осуждении разоблачённых депутатов.

Робеспьеру очень хочется сделать фейсволл, но приходится ограничиться фейспалмом.

***

Манон нервничает в приёмной Эро, крутя в руках обращение к Конвенту. Верньо челночит между приёмной и залом заседаний и раз за разом сообщает, что и на этот раз момент для выступления неудачный.

Верньо. Часа через полтора, не раньше. И то вас, скорее всего, закидают обувью. Помидоры-то нынче в дефиците.

Манон. Предупредите наших друзей, чтобы они меня поддержали.

Верньо (вздыхает). Некого предупреждать. Разбежались. Своя рубашка ближе к телу.

Манон берёт экипаж и едет сперва к Луве, которого ожидаемо не оказывается дома, затем к себе. Находит Ролана где-то у соседей.

Ролан. Манон, мы уезжаем. У меня есть друзья, есть планы.

Манон. А кое-чего ещё - нет. А у меня есть, хоть мне и не положено.

Ролан. Я должен спасти себя ради того, чтобы послужить Франции, когда это закончится.

Манон. Понимаю. А я должна вернуться в Конвент. Всё, дорогой, чао.

Ролан. Погоди! Ты мне изменяла? Изменяла?

Манон (очень искренним тоном). Никогда. Я же обещала. Ну всё. За границей не блуди, в чистоте себя блюди, в разговоры не мешайся и знакомств не заводи. Избегай пустых морок, избегай кривых дорог, думай больше о здоровье, ешь сметану и творог.

Уходит, не подозревая, что больше не увидит мужа. Или подозревая. Чёрт её знает, эту загадочную женщину. В это же время Бриссо жмёт в Шартр, а Петион и Барбару - в Кан.

Дантон (Робеспьеру). Мы их упустили! Манон хотя бы под присмотром, но остальные растворились в пейзаже.

Робеспьер. Изгнания достаточно. Жить, всё время боясь, не слишком уютно.

Дантон. Вы наивны, как институтка. Они будут сеять смуту на местах!

Робеспьер. Это кто тут ещё институтка! Провинциальные смутьяны в основном роялисты и поднимут «цареубийц» на вилы при первой же встрече. Хотя и до этого они, конечно, попортят нам немало крови.

Дантон, чувствуя на загривке ещё пока несильное давление каблучка Луизы, идёт исповедоваться к священнику-нелегалу.

Дантон. Вы живёте на чердаке?

Отец Кераванан. Плохо что ли? Хорошо! По крайней мере, лучше, чем в тюрьме. Приступим?

Дантон. Я полжизни не исповедовался. Забыл, как это делается.

Отец Кераванан. Напрягите память. Вам до Альцгеймера ещё жить да жить.

Дантон. У меня была бурная молодость. Всех событий не упомнишь.

Отец Кераванан. Ну давайте я вас по чек-листу прогоню. Ереси?

Дантон. Не смешите.

Отец Кераванан. Признаёте, что Церковь - единственный путь к спасению?

Дантон. Если оно существует, это спасение.

Отец Кераванан. Вы что, в бога не верите?

Дантон. Верю… но с оговорками.

Отец Кераванан. Давайте без подробностей. Первое слово дороже второго. Верите - это уже полдела. Дети крещены?

Дантон. Оба.

Отец Кераванан. Ещё одна хорошая новость. Пойдём по грехам. Убийство?

Дантон. Ну это смотря что считать за убийство.

Отец Кераванан. Блуд?

Дантон. Не хуже, чем у прочих.

Отец Кераванан. Сколько раз?

Дантон. Я до ночи вспоминать буду.

Отец Кераванан (вздыхает). Обо всех эпизодах сожалеете?

Дантон. Да.

Отец Кераванан. Потому что понимаете, что ваши грехи оскорбляют Господа?

Дантон. Потому что моя жена умерла.

Отец Кераванан. Неискренне, значит, раскаиваетесь. Но для зачёта хватит. Вы хотя бы в этом браке изменять не планируете?

Дантон (чувствуя, что давление на шею усиливается). И захотел бы - не стал бы.

Отец Кераванан. Дальше пойдём. Зависть? Гнев? Гордыня?

Дантон. На всех семи смертных грехах ставьте галочки. Было. Только лень вычеркните. Будь я ленив, список грехов был бы короче.

Отец Кераванан (машет рукой и отпускает ему грехи по схеме «всех на всех»). Я вам говорил, что был в тюрьме? Это было в прошлом году в сентябре. Меня пронесло. Так что когда я понадоблюсь - я буду рядом. И не спрашивайте, где здесь логика. Кредо квиа абсурдум эст.

Демулен (Дантону). Вы совсем забили на политику. Если будете продолжать в том же духе, вас не переизберут, а это первый шаг вниз.

Дантон. Не вам меня упрекать. Вы-то небось перед свадьбой тоже ушли в глубокое подполье. Вас ещё Робеспьер стыдил. Но ладно, к делу. По брачному контракту я передаю Луизе всё своё имущество. Пусть его хотя бы не конфискуют, если меня казнят. Вспомните о дипломе и проглядите текст, нет ли там какого-нибудь фатального косяка.

Демулен. Я отказываюсь помогать вам рыть себе могилу!

Уходит, хлопнув дверью. Входит Луиза.

Луиза Жели. Куда он?

Дантон. К Робеспьеру. Всегда ходит ему плакаться, как мы поссоримся. Кстати, душа моя, если хоть раз застану тебя наедине с Камилем - убью.

Луиза Жели. Если вы застанете меня с ним наедине - значит, один из нас в этот момент уже будет мёртв.

Новость о том, что Дантон женился, доходит до самых отсталых слоёв населения.

Робеспьер. Поздравляю, желаю, и что там ещё нужно говорить в таких случаях. Но вспомните наконец о долге! Вы пренебрегаете своими обязанностями уже два месяца!

Дантон. Это мне говорите вы? Вы в последние месяцы больше времени провели на больничном, чем в Конвенте.

Робеспьер. На свои болезни я повлиять не могу.

Дантон. Та же фигня, Джульетта. Мне нужна женщина, и с этим я ничего поделать не могу.

Робеспьер. Но почему это должно отнимать столько времени? Пять минут - и ты свободен!

Дантон. Господи, ну и пошляк вы, оказывается! Я-то думал, вы понимаете, что такое домашний очаг, семейное тепло, уют…

Робеспьер. Напомню: я холост.

Дантон (в сторону). Холост! Что там Луиза говорила про все преимущества брака без каких бы то ни было обязательств? (Робеспьеру.) Хм, мне казалось, вы цените семейную жизнь. Но даже если нет - я-то её ценю. А вы мне не мешайте. Вот уеду в Арси, буду сажать картошку, жарить шашлыки, рыбу ловить и водку жрать, - а вас не позову!

Робеспьер. А я позову. Заходите ко мне перед отъездом. Выпьем. (В сторону.) А дразнить Дантона, оказывается, весело. Теперь понятно, что Камиль нашёл в дружбе с ним.

***

Робеспьер (Демулену). Всё это очень странно.

Демулен (по-хозяйски развалившись на кровати Робеспьера). Ну да. Не понимаю, что он в ней нашёл: ни кожи, ни рожи, ни приданого, так ещё и роялистка-богомолка. А голову потерял.

Робеспьер. Да я не об этом, а о Дюмурье. Но вы продолжайте, продолжайте.

Демулен. Она из него верёвки вьёт и вкладывает ему в голову странные идеи.

Робеспьер. Вы хотите сказать, что он стал роялистом?

Демулен. По крайней мере смягчился. Недавно заявил, что не хочет суда над Антуанеттой. Конечно же, якобы для того, чтобы оставить её в заложниках, и её родня была сговорчивее.

Робеспьер. Антуанетта - отрезанный ломоть, австрийцы ради неё пальем не пошевелят. Если её не судить за измену, то трибунал - фарс.

Демулен. Потом он сказал, что не надо преследовать людей Бриссо… в общем, тут вы с ним согласны.

Робеспьер. Как частное лицо, Камиль. Это моё личное мнение, а не руководство к действию.

Демулен. Всё-то у вас сложно. У меня личные и общественные взгляды не расходятся. Будь моя воля, они бы всей фракцией пошли под суд.

Робеспьер. И воля доктора Марата. Кстати, как там мирные переговоры Дантона?

Демулен. Минус четыре миллиона ливров и никакого продвижения. Скоро речь пойдёт о мире любой ценой, а в остальном, прекрасная маркиза…

Робеспьер (задумчиво листая томик Руссо в красном переплёте). Как думаете, много ли из этих четырёх миллионов осело в его карманах? Нет, я понимаю, не подмажешь - не поедет… боже, что бы сказал Сен-Жюст, если бы услышал, как я оправдываю его взяточничество… Но вдруг мы сумеем спасти Дантона от себя самого? Если выловим часть мелкой рыбёшки…

Демулен. …она потянет за собой крупную. Тогда Дантон ещё, чего доброго, похудеет. Не ставьте ему палки в колёса. Он слишком ценен для нас.

Робеспьер. Я бы и не хотел, но меня беспокоит его брачный контракт. Слишком явный признак, что он боится угодить под суд.

Демулен. Можно подумать, вы мне не заявляли, что при необходимости пойдёте и под суд, и на эшафот!

Робеспьер. Не завтра же. А Дантон забегал уже сейчас. Давайте попробуем избавить его от дурных влияний.

Демулен. Разведём его с женой? Как вы себе это представляете?

Робеспьер. А где они сейчас?

Демулен. В Севре с родителями Габриэли, в месте, о котором никто не знает.

На заднем плане начинают играть вступительные трубы из заставки «Санта-Барбары».

Робеспьер. Зачем он тогда вам об этом рассказал?

Демулен. Так это не он, это Луиза. Она-то знает, что я удержу язык за зубами! Ладно, я пойду. Приглашён на обед.

Робеспьер. К кому?

Демулен. Вы его не знаете У Эбера прочтёте.

Робеспьер. И вы об этом так спокойно говорите?

Демулен. Кого в здравом уме будет беспокоить Эбер?

Робеспьер. Я не о нём. Вам ещё в Конвенте с места орали: «Ты ужинаешь с аристократами!»…

Демулен (вызывающе подбоченясь). У них аристократ - любой, у кого есть ум и вкус.

Робеспьер. Но вы же знаете бывших: вы им просто выгодны!

Демулен. С Артюром Дийоном мы дружим с тех пор, когда до меня ещё никому не было дела.

Робеспьер. Ошибаетесь. Всем, чьим мнением стоит дорожить, всегда до вас было дело.

Демулен. То есть вам?

Робеспьер. То есть мне.

Демулен тает и отчаливает на попойку к Дийону вполне довольным. Робеспьер же садится хорошенько подумать над чужим поведением.

Робеспьер (сам себе). Хорошо, что Камиль - находка для шпиона: если бы не он, я бы не узнал, что Дантон переписал всё на Луизу. Значит, что-то его тревожит. Вина - безусловно: столько лет обманывать несчастную Габриэль… Я думал, он от этого удара никогда не оправится, а посмотрите-ка, полгода не прошло, как женился! Да ещё и посмеялся над моим письмом наверняка, а я ж от чистого сердца!.. Так, спокойно. Надо отделять мух от котлет. Дантон - истинный патриот, остальное неважно. Истинный ведь?

Достаёт новую записную книжку, пишет на первой странице: «ДАНТОН». Записывает то, что запомнил из разговора с Демуленом.