Докладываю
Ходила я вчера адна савсэм адна на "Щелкунчика" вашего - по-немецки "Tschelkuntschik" (шютка. Петр Ильич употребил рассказ Е.Т.А. Гофмана, так что "Щелкунчик" это родной "der Nussknacker," конечно). Девочку Мари (она же Клара, она же Маша) танцевала та же самая балерина, что и Золушку в прошлый раз, ХелЕн Буше. Я буду ее фанатом, видимо - у нее длинные конечности словно на шарнирах, огромный дефицит веса и танцует она без всякого видимого усилия. Все было очень красиво, костюмы и атмосфэра как в начале книги "Дорога уходит в даль," только Дроссельмаер был не обергерихтсратом, а балетмейстером u скорее как из фильма "La Cage Aux Folles," но Джона Ноймаера мы любим в том числе и за это.
Но в антракте, все же озадачившись происходящим, я таки разорилась на программку за четыре евро. Ибо как-то не было видно ни мышиного короля, ни вообще каких-либо элементов изначальной истории. Из происходящего я поняла, что девочка Мари очень хочет танцевать как ее старшая сестра балерина, и ей снится сон, что балетмейстер Дроссельмаер какволшебник ведет ее в царство классического балета, а учащиеся в школе Ноймаера имеют шанс показать ей и уважаемой публике все па-де-де и гран плие, которым они уже успели научиться.
Программка (вернее, целая брошюра на глянцевой бумаге) подтвердила мою проницательность и легкость, с которой я понимаю язык танца. Оказывается, это старая постановка аж 1971-го года, Ноймаэр забраковал чуть ли не все содержание Щелкунчика, и сделал из него "hommage классическому балету." Апологии этого его сомнительного решения и была посвящена вся безосновательно четырехевровая брошюра. Мышиный король не предвиделся.
Покачиваясь от некоторого разочарования и начинающейся премерзкой простуды (лайфхак заболевающим на представлении: сморкаться во время аплодисментов!) я вернулась на свое место в партер, под неблагочестивые взгляды престарелых мужчин, чтобы дальше штудировать брошюру (да и на ногах находиться уже было сложновато из-за болезни). Эмоциональное состояние от похода на балет в гордом одиночестве находится где-то между быть одной в кино (крайне комфортно) и быть одной в ресторане (крайне некомфортно). Когда мимо меня протиснулась гламурная юная парочка (она в чем-то шелково-леопардовом и в черной короткой шубке, он в костюме не по возрасту и с дорогими часами), я даже чуть загрустила, но потом злобно подумала, что если у них и дальше все будет хорошо, через пару лет они не только не смогут вместе ходить на балет, они есть даже будут по очереди! (ибо такова реальность с маленькими детьми).
Второй акт я уже провела без иллюзий. У меня, наверное, примитивный вкус, но я словила неимоверный кайф от глубоко знакомых мелодий в сочетании с классическим танцем в классических же костюмах. Только вот Гюнтер, предводитель кадетов, меня заинтриговал нехорошим образом. Я первый раз в жизни видела талантливого и супермегатренированного (как все они) танцовщика балета с фигурой "груша." Зад Гюнтера был необъятен и бугрист. Это не зад, это круп. Как он может так высоко прыгать с таким задом? Почему у него бедра шире плеч? Как бы он выглядел, если бы был нормальным смертным, а не танцовщиком с литыми мускулами (тут я содрогнулась)? Мне было стыдно за все эти мысли, но они роились все время пока Гюнтер был на сцене.
Потом были бурные и продолжительные аплодисменты, и я предвкушала последний хайлайт вечера - метание букетов на сцену. Заядлые и опытные балетоманы приносят маленькие круглые букеты, полностью упакованные в целлофан, с приклеенными пост-итс, чтоб не дай бог не попали кому не надо. И потом метают их на сцену из третьего-четвертого ряда партера, а балерины жадно ловят их на лету. И да, все это было, и я пошла домой даже почти не страдая от простуды. Но сегодня мне хуже.
