Про санкции...
В изрядно отредактированном К. Адамсом отчете Р. Ченслера о путешествии в варварскую Московию есть любопытный пассаж: «Я могу сравнить русских с молодым конем, который не знает своей силы и позволяет малому ребенку управлять собою и вести себя на уздечке, несмотря на всю свою великую силу; а ведь если бы этот конь сознавал ее, то с ним не справился бы ни ребенок, ни взрослый человек…».
Судя по всему, этот тезис имел весьма широкое хождение в тогдашней Европе (во всяком случае, в той ее части, которая более или менее тесно соприкасалась и контактировала с Московией). Л. Вульф в своей работе «Изобретая Восточную Европу» полагал (видимо, в соответстии с модной в нынешние последние времена гендерной тематикой), что подобные сюжеты (для него - применительно к XVIII веку), связанные с «искусством верховой езды, предполагавшим воспитание серез укрощение и взнуздывание», были важным элементом образа Восточной Европы. Но, похоже, ни Адамс, ни другие его современники, о гендерной проблематике не только не знали, но и не подозревали, а потому образ, выведенный Адамсом, трактовался именно таким образом, каким он представляется на первый взгляд человеком неикушенным и не читающим модной гендерной литературы. Московия, как писал современник Ченслера и Адамса, французский гугенот Губерт Ланге, именно та держава, которой суждено расти в будущем в Европе (а это очень многим в Европе не нравилось - там более или менее устоялсь, и тут на тебе, медведь ante portas!). И то, что она, Московия со своими силами, не растет так быстро, как могла бы, связано было именно с тем, что она пока не осознала свои силы. Ага, ergo, knowledge is power, и хвала Сладчайшему, что эти темные и необразованные московиты (а в том, что они темные и необразованные - сомнений не было) оным knowledge не обладают, и, снова ergo, желательно, чтобы оно, это knowledge к ним не приходило, или, если и поступало, то очень маленькими, гомеопатическими дозами.
Московиты еще со времен Ивана III в общем представляли степень своего отставания (прежде всего военно-технического) от Запада и всеми силами пытались наверстать упущенное. До поры до времени (пока Запад раздумывал над тем, как этого медведя приручить и натравить его - ну хотя бы на Великого Турка) это получалось, но вот со времен Василия III и 1-й Смоленской войны 1512-1522 гг. энтузиазм европейцев малость поостыл, а потом и вовсе испарился. На смену ему пришло настороженное и в общем неодобрительное, если не враждебное, отношение к надменному Московиту. И развитие контактов с Западом стало наталкиваться на препоны, которые становились все более и более труднопреодолимыми (известное дело Шлитте тому пример). Застрельщиками в этом выступали прежде всего Ягеллоны, короли Польши и великия князья литовские, для которых, по словам Сигизмунда II, «Московская сторона - вечный народу и государствам нашим неприятель», а также Ливонский орден, который еще со времен магистра фон дер Борха время от времени поднимал шум по поводу «русской угрозы» всему христианству. Фраза из письма Сигизмунда «пошлой девице» английской, Елизавете I, (1566 г.) весьма примечательна в этом плане: «Мы не можем дозволить плавание в Московию, потому что оно не может быть допущено по причинам, не только до нас лично касающимся, но относящихся к религии и ко всему христианству (эвона как - оказывается, Cигизмунд-то поборник христианства! Thor); ибо, как мы сказали, враг научается посредством пропуска [иностранцев, прибывающих в его страну] что важнее - владеть оружием необычным в его ваварской стране; научается - это почитаем наиболее важным, самими мастерами, так что даже если бы к нему более ничего и не привозили, то уже одними трудами этих мастеров, которые, при существовании этого плавания (нарвского - Thor), будут иметь свободный к нему доступ, легко будет в одно и то же время выделывать в самой варварской стрне его все те предметы, которые требуют ся для ведения войны, и которых даже употребления до сих пор не знают…» (кстати, еще в апреле 1555 г., едва узнав о том, что британский моряк и дипломат Р. Ченслер побывал в Московии и английские коммерсанты намерены проложить путь в Россию, Сигизмунд поторопился отправить Ст. Крыйского в Лондон, с посланием к королеве Марии, в котором содержалась просьба не продавать московитам военного снаряжения).
Московитский купчина
Вот такой вышел у Сигизмунда крик души! И если бы только у него! Сразу после того, как в 1550 г. ливонцы подписали с Московой новый договор о продлении перемирия (чуть подробнее о нем дальше), магистр Ливонского ордена И. фон дер Рекке отправил к императору Карлу V своего посланника Ф. фон дер Брюггена с «суппликацией», в которой сообщал своему сеньору о том, что великий князь московский, угрожая войной, потребовал от него, магистра, обеспечить свободу торговли всякими товарами, в том числе серебром, медью, свинцом, оловом, а также открыть свободный и беспрепятственный проезд служилых и мастеровых людей из Литвы и Германии в Московию. По мнению магистра, выполнить эти условия решительно невозможно, ибо и без того могущество и сила московита чрезвычайно велики и таким образом наводят страх также и на всех граничащих с ним королей и великих князей христианского имени. И если московит захватит Ливонию и закрепится на берегах Балтики, то все другие близлежащие пограничные земли, такие, как Литва, Польша, Пруссии и Швеция, также быстро попадут под его власть. И чтобы избежать этого печального развития событий, довольно будет не снабжать московита оружием и всякими военными материалами, ибо если он не будет получать военных товаров, у него не будет навыков и опыта их применения. Тем самым магистр еще раз подтвердил свою позицию относительно экспорта умов и технологий в Московию, которую он излагал ранее, в связи с делом Шлитте, когда добивался от императора Карла V (и добился таки 12 октября 1549 г.) запрета на поставки оружия, двойных технологий и проезда военных и технических специалистов на службу к Московиту (собственно говоря, а почему тогда магистр удивлялся тому, что Иван угрожает ему войной - недружественный акт, причем в тот момент, когда Россия воевала с Казанью, совершил именно Орден. Выходит, что Орден выступил, пусть и косвенно, но союзником Казани, и реакция Москвы на этот шаг была вполне естественной и легко прогнозируемой).
Карл V
В аналогичном ключе мыслил и шведский король Густав Васа. Еще в 1548 г. он писал рижскому архиепископу Вильгельму (уж не связано ли это письмо было с казусом Шлитте?), что нельзя давать Московиту возможности ознакомиться сновинками западноевропейского военного дела, не пропуская в Россию мастеров-артиллеристов и вообще военных людей. Когда же до него дошли известия о том, что англичане проторили пусть пока узенькую, но тропинку в Московию, он, потерпев неудачу в войне с Иваном Грозным, осенью 1556 г. отписал письмо датскому королю Кристиану III, в котором выразил желание, чтобы его венценосный брат закрыл для англичан путь вдоль норвежского побережья. И, не ограничиваясь этим, Густав тогда же отправил посольство в Англию к королеве Марии, которое должно было доставить ей послание короля. В этом послании Густав намекал ей, к каким неслыханным бедствиям может привести продолжение торговли с Московитом и предлагал ей отправлять своих купцов не в Россию, а к нему, в Швецию, в славный город Эльвсборг. Правда, ни в том, ни в другом случае Густав своего не добился - его корреспонденты вежливо отказали ему в его просьбе (все ж таки бабло побеждает зло, а большое бабло - и подавно!)...
To be continued...
Судя по всему, этот тезис имел весьма широкое хождение в тогдашней Европе (во всяком случае, в той ее части, которая более или менее тесно соприкасалась и контактировала с Московией). Л. Вульф в своей работе «Изобретая Восточную Европу» полагал (видимо, в соответстии с модной в нынешние последние времена гендерной тематикой), что подобные сюжеты (для него - применительно к XVIII веку), связанные с «искусством верховой езды, предполагавшим воспитание серез укрощение и взнуздывание», были важным элементом образа Восточной Европы. Но, похоже, ни Адамс, ни другие его современники, о гендерной проблематике не только не знали, но и не подозревали, а потому образ, выведенный Адамсом, трактовался именно таким образом, каким он представляется на первый взгляд человеком неикушенным и не читающим модной гендерной литературы. Московия, как писал современник Ченслера и Адамса, французский гугенот Губерт Ланге, именно та держава, которой суждено расти в будущем в Европе (а это очень многим в Европе не нравилось - там более или менее устоялсь, и тут на тебе, медведь ante portas!). И то, что она, Московия со своими силами, не растет так быстро, как могла бы, связано было именно с тем, что она пока не осознала свои силы. Ага, ergo, knowledge is power, и хвала Сладчайшему, что эти темные и необразованные московиты (а в том, что они темные и необразованные - сомнений не было) оным knowledge не обладают, и, снова ergo, желательно, чтобы оно, это knowledge к ним не приходило, или, если и поступало, то очень маленькими, гомеопатическими дозами.
Московиты еще со времен Ивана III в общем представляли степень своего отставания (прежде всего военно-технического) от Запада и всеми силами пытались наверстать упущенное. До поры до времени (пока Запад раздумывал над тем, как этого медведя приручить и натравить его - ну хотя бы на Великого Турка) это получалось, но вот со времен Василия III и 1-й Смоленской войны 1512-1522 гг. энтузиазм европейцев малость поостыл, а потом и вовсе испарился. На смену ему пришло настороженное и в общем неодобрительное, если не враждебное, отношение к надменному Московиту. И развитие контактов с Западом стало наталкиваться на препоны, которые становились все более и более труднопреодолимыми (известное дело Шлитте тому пример). Застрельщиками в этом выступали прежде всего Ягеллоны, короли Польши и великия князья литовские, для которых, по словам Сигизмунда II, «Московская сторона - вечный народу и государствам нашим неприятель», а также Ливонский орден, который еще со времен магистра фон дер Борха время от времени поднимал шум по поводу «русской угрозы» всему христианству. Фраза из письма Сигизмунда «пошлой девице» английской, Елизавете I, (1566 г.) весьма примечательна в этом плане: «Мы не можем дозволить плавание в Московию, потому что оно не может быть допущено по причинам, не только до нас лично касающимся, но относящихся к религии и ко всему христианству (эвона как - оказывается, Cигизмунд-то поборник христианства! Thor); ибо, как мы сказали, враг научается посредством пропуска [иностранцев, прибывающих в его страну] что важнее - владеть оружием необычным в его ваварской стране; научается - это почитаем наиболее важным, самими мастерами, так что даже если бы к нему более ничего и не привозили, то уже одними трудами этих мастеров, которые, при существовании этого плавания (нарвского - Thor), будут иметь свободный к нему доступ, легко будет в одно и то же время выделывать в самой варварской стрне его все те предметы, которые требуют ся для ведения войны, и которых даже употребления до сих пор не знают…» (кстати, еще в апреле 1555 г., едва узнав о том, что британский моряк и дипломат Р. Ченслер побывал в Московии и английские коммерсанты намерены проложить путь в Россию, Сигизмунд поторопился отправить Ст. Крыйского в Лондон, с посланием к королеве Марии, в котором содержалась просьба не продавать московитам военного снаряжения).
Московитский купчина
Вот такой вышел у Сигизмунда крик души! И если бы только у него! Сразу после того, как в 1550 г. ливонцы подписали с Московой новый договор о продлении перемирия (чуть подробнее о нем дальше), магистр Ливонского ордена И. фон дер Рекке отправил к императору Карлу V своего посланника Ф. фон дер Брюггена с «суппликацией», в которой сообщал своему сеньору о том, что великий князь московский, угрожая войной, потребовал от него, магистра, обеспечить свободу торговли всякими товарами, в том числе серебром, медью, свинцом, оловом, а также открыть свободный и беспрепятственный проезд служилых и мастеровых людей из Литвы и Германии в Московию. По мнению магистра, выполнить эти условия решительно невозможно, ибо и без того могущество и сила московита чрезвычайно велики и таким образом наводят страх также и на всех граничащих с ним королей и великих князей христианского имени. И если московит захватит Ливонию и закрепится на берегах Балтики, то все другие близлежащие пограничные земли, такие, как Литва, Польша, Пруссии и Швеция, также быстро попадут под его власть. И чтобы избежать этого печального развития событий, довольно будет не снабжать московита оружием и всякими военными материалами, ибо если он не будет получать военных товаров, у него не будет навыков и опыта их применения. Тем самым магистр еще раз подтвердил свою позицию относительно экспорта умов и технологий в Московию, которую он излагал ранее, в связи с делом Шлитте, когда добивался от императора Карла V (и добился таки 12 октября 1549 г.) запрета на поставки оружия, двойных технологий и проезда военных и технических специалистов на службу к Московиту (собственно говоря, а почему тогда магистр удивлялся тому, что Иван угрожает ему войной - недружественный акт, причем в тот момент, когда Россия воевала с Казанью, совершил именно Орден. Выходит, что Орден выступил, пусть и косвенно, но союзником Казани, и реакция Москвы на этот шаг была вполне естественной и легко прогнозируемой).
Карл V
В аналогичном ключе мыслил и шведский король Густав Васа. Еще в 1548 г. он писал рижскому архиепископу Вильгельму (уж не связано ли это письмо было с казусом Шлитте?), что нельзя давать Московиту возможности ознакомиться сновинками западноевропейского военного дела, не пропуская в Россию мастеров-артиллеристов и вообще военных людей. Когда же до него дошли известия о том, что англичане проторили пусть пока узенькую, но тропинку в Московию, он, потерпев неудачу в войне с Иваном Грозным, осенью 1556 г. отписал письмо датскому королю Кристиану III, в котором выразил желание, чтобы его венценосный брат закрыл для англичан путь вдоль норвежского побережья. И, не ограничиваясь этим, Густав тогда же отправил посольство в Англию к королеве Марии, которое должно было доставить ей послание короля. В этом послании Густав намекал ей, к каким неслыханным бедствиям может привести продолжение торговли с Московитом и предлагал ей отправлять своих купцов не в Россию, а к нему, в Швецию, в славный город Эльвсборг. Правда, ни в том, ни в другом случае Густав своего не добился - его корреспонденты вежливо отказали ему в его просьбе (все ж таки бабло побеждает зло, а большое бабло - и подавно!)...
To be continued...