оставлю это здесь
Мой неведомый правнук, если сможешь, прости мне,
Что под небом иным, на иных берегах
Твой покой бережу я прошедшим далёко на севере ливнем,
Нашептавшим забытое имя страны, что доселе в бегах.
Где-то там Китеж-град, царь-горох, рыба-кит и бел-горюч камень...
Сам узнаешь где сказка, где быль, где банальная ложь,
Когда встанут берёзы по-над косогором воскресшими вдруг полками
А ты, царь православный, в шлеме серебряном в сечу их поведёшь.
Мой нечаянный правнук, тебе, знаю, приснится
Дивный край, где с разбойничьим посвистом воют ветра,
Где в оконных проёмах, как с икон потемневших, взирают раскаявшиеся убийцы
И тоска, ниоткуда вдруг взявшаяся, раздирает ворот до нутра.
Да, там скрежет зубовный и всеобщее скотство,
Но куда там не плюнь - сплошь святые места.
Ты не веришь? Уверуй, - в переходе метро на Новослободской
Героинщица-елеуса побирается ради Христа.
Мой непрошеный правнук, прадед твой - плут и пропойца,
Неприкаянный пасынок этой слишком большой несчастливой страны,
Где всё и всегда объясняют банальным отсутствием солнца, -
Потому и младенцы родятся с предчувствием скорой страшной войны.
Там, на диких просторах Великой равнины,
Где шалелые звёзды глядят, отражаясь, стылым волчьим огнём
На божественный снег, смерть поправ, непригляден, в обличьи зверином
Бродит русский Христос с золотым кистенём.
Мой непонятый правнук, заражённый наследственной стыдной русской болезнью,
Нарядись скоморошьей козой, собери в узелок всё, что плохо лежит,
Поезжай в те края, слушай там мертвецов, что поют свои мёртвые песни
Про как любо им, мёртвым, любо, братцы, им жить.
Леденящей пургой отцветают и сыплются вишни.
Где-то зреют цитроны, но не дремлет незримый конвой:
Не затем русский ад так любовно украсил Всевышний,
Если здесь вертят жопой под "американ бой".
Триединые Совесть, Авось и Смекалка,
От хуйни отвратите и лютый отсрочьте Пиздец
На распутье завис очарованный сталкер:
Об елабужском грезит, наверное, священном гвозде.
Что под небом иным, на иных берегах
Твой покой бережу я прошедшим далёко на севере ливнем,
Нашептавшим забытое имя страны, что доселе в бегах.
Где-то там Китеж-град, царь-горох, рыба-кит и бел-горюч камень...
Сам узнаешь где сказка, где быль, где банальная ложь,
Когда встанут берёзы по-над косогором воскресшими вдруг полками
А ты, царь православный, в шлеме серебряном в сечу их поведёшь.
Мой нечаянный правнук, тебе, знаю, приснится
Дивный край, где с разбойничьим посвистом воют ветра,
Где в оконных проёмах, как с икон потемневших, взирают раскаявшиеся убийцы
И тоска, ниоткуда вдруг взявшаяся, раздирает ворот до нутра.
Да, там скрежет зубовный и всеобщее скотство,
Но куда там не плюнь - сплошь святые места.
Ты не веришь? Уверуй, - в переходе метро на Новослободской
Героинщица-елеуса побирается ради Христа.
Мой непрошеный правнук, прадед твой - плут и пропойца,
Неприкаянный пасынок этой слишком большой несчастливой страны,
Где всё и всегда объясняют банальным отсутствием солнца, -
Потому и младенцы родятся с предчувствием скорой страшной войны.
Там, на диких просторах Великой равнины,
Где шалелые звёзды глядят, отражаясь, стылым волчьим огнём
На божественный снег, смерть поправ, непригляден, в обличьи зверином
Бродит русский Христос с золотым кистенём.
Мой непонятый правнук, заражённый наследственной стыдной русской болезнью,
Нарядись скоморошьей козой, собери в узелок всё, что плохо лежит,
Поезжай в те края, слушай там мертвецов, что поют свои мёртвые песни
Про как любо им, мёртвым, любо, братцы, им жить.
Леденящей пургой отцветают и сыплются вишни.
Где-то зреют цитроны, но не дремлет незримый конвой:
Не затем русский ад так любовно украсил Всевышний,
Если здесь вертят жопой под "американ бой".
Триединые Совесть, Авось и Смекалка,
От хуйни отвратите и лютый отсрочьте Пиздец
На распутье завис очарованный сталкер:
Об елабужском грезит, наверное, священном гвозде.