«Насильственная» коллективизация через призму статистики
Есть известный антисоветский тезис о том, что колхозы в советской деревне насаждались насильно. Любят избирательно цитировать сводки ОГПУ, где - что умалчивается - практика насильственных мер прямо осуждается, если это материалы прокуратуры или окружных судов - тут же говорится о мерах уголовно-правового характера, которые уже применены к «перегибщикам». В общем, в пропаганде адептов антикоммунистического толка подразумевается, что крестьяне «сгонялись» в колхозы практически под угрозой применения оружия. В качестве примера, можно привести измышления некоего akozmin_7: «Прибегают дураки с маузерами и сгоняют нас всех как стадо в колхозное стойло». И вот, картинки из палаты умалишенных:
В народе на абсурдность подобных фантазий указывалось неоднократно, и, тем не менее, в отечественной исторической «науке» данный тезис принят за неопровержимую истину: достаточно почитать труды Данилова, Ивницкого, Кондрашина и других. Последние по мере чтения их же работ все больше кажутся мне заложниками известной «вилки антисоветчика» (лжец или дурак), в силу их склонности искажать реальность до неузнаваемости. Впрочем, как говорил отец народов, «у нас нет в резерве Гинденбургов», приходится довольствоваться тем, что есть.
Вот и сегодня обратимся к неполживой, демократической диссертации некой И. В. Гончаровой «Крестьянство Центрально-Черноземной области в условиях подготовки и проведения коллективизации в 1928-1932 гг.» 2015 года издания. Надо сказать, по степени наполнения фактами работа действительно хорошая. Введены в оборот масса документов региональных и местных партийных органов, содержание и в принципе существование которых фактически разрушает пущенную тандемом Данилов-Ивницкий еще в 1960-е годы байку о том, что в статье «Головокружение от успехов» тов. Сталин перевел стрелки на какие-то «местные органы». «Местные» это кто? Крайком/обком? Окружком? Райком? Сельсовет? Вот коллективизационные директивы этих уровней Гончарова и показала в своей диссертации. И мы что мы видим? О, ужас! Еще в декабре 1929 года центр в лице Яковлева сказал, что перегибы это плохо (с. 310), 22 февраля Варейкис принимает постановление «Об ошибках Россошанского окружкома» (с. 341), до статьи Сталина 28 февраля 1930 г. он же опять говорит руководству округов, что перегибы это плохо (с. 337). А еще, учитывая тот простой факт, что директиву проводить коллективизацию обком давал округам, округа давали районам, а не получали лично от Политбюро, становятся глупыми какие-то предъявы того же тандема к краткости Постановления ЦК ВКП(б) от 5 января 1930 г. Говорить о том, что на местах вообще не знали, что такое колхоз и обобществление, имея под рукой районы сплошной коллективизации до 1930 г., такой же бред. В общем, как уже было сказано, масса интересных фактов. Что, впрочем, не отменяет попадания диссертанта в вилку антисоветчика. Следуя давней традиции отечественных историков долбиться в глаза (о которой уже писалось в начале поста), Гончарова, естественно, поведывает о повсеместных перегибах при насаждении колхозов, прямо насилием все или почти все создавались, при этом, конечно, ссылаясь на сводки о нарушениях в отдельных районах и отдельных селах. Потребность в корректном употреблении примитивных логических операций, впрочем, дремлет у нее до тех пор, пока она не доходит до документов тех лет, которые повествуют о превосходстве бюджетов отдельных колхозов над бюджетами единоличных хозяйств: «Материалы были предоставлены районными колхозсоюзами без пояснений критериев выборки хозяйств и типичности приводимых примеров. Поэтому использовать их для выведения закономерности повышения доходов в колхозах не совсем правомерно» (с. 363).
Вспоминается также тезис автора журнала hypostratigos, высказанный им " target="_blank">в дискуссии со мной в начале этого года: «Мне, допустим, неизвестно, какую ответственность понесли, например, виновники "перегибов" в ходе Сталиным же объявленного "головокружения от успехов" 1930 года». Так вот Гончарова приводит данные: «по неполным сведениям НКВД РСФСР, к началу июня 1930 г. к судебной и административной ответственности за «перегибы» в ЦЧО было привлечено 3275 человек» (с. 342).
Теперь, наконец, перейдем к заявленной тематике поста. Предварительно, замечу, что мне прежде идея о «насильственности» коллективизации казалась абсурдной по той простой причине, что крестьяне составляют подавляющее большинство населения, и, не обладая сверхспособностями, сделать в отношении них такое, что им не нравится принципиально и категорически, за пару-тройку лет, наскоком нереально. В таких случаях все кончается февралем 1917 г., ибо армия как опора режима - крестьянская, а чекистов по стране - полчеловека на 10 тыс. населения, да и те с басмачами воюют. Результат, который я получил из данных Гончаровой, даже при моей заведомой приверженности этой умозрительной конструкции, меня несколько удивил.
Первым делом, я взял данные о количестве крестьянских хозяйств в ЦЧО: «По данным ЦСУ к весне 1930 г. в ЦЧО насчитывалось 2020,3 тыс. хозяйств» (с. 331). Вполне вероятно, кстати, что до раскулачивания на 1 января 1930 г. их было немного больше.
Далее я взял данные по количеству коллективизаторов в ЦЧО:
«по словам И. Г. Бирна [зам. Варейкиса - прим. totalitarizzm], в деревне летом 1930 г. было 22406 коммунистов, или 41,7% всей организации», при этом, «в ЦЧО насчитывалось 25583 населенных пунктов… деревенских коммунистов… было недостаточно даже из расчета по 1 партийцу на 1 населенный пункт» (с. 318). Отсюда, кстати, становится понятным содержание закрытого письма ЦК ВКП(б) от 2 апреля 1930 г., которое часто любят цитировать антисоветчики:
«Если бы не были тогда немедленно приняты меры против искривлении партлинии, мы имели бы теперь широкую волну повстанческих крестьянских выступлений, добрая половина наших “низовых” работников была бы перебита крестьянами, был бы сорван сев, было бы подорвано колхозное строительство и было бы поставлено под угрозу наше внутреннее и внешнее положение». В деревне было настолько мало представителей власти, что несколько кулацких банд запросто могли их обнулить.
В дополнение к членам партии в деревню направлялись рабочие из города: «В докладе И. М. Варейкиса Я. А. Яковлеву о ходе коллективизации от 2 марта 1930 г. упоминалось о 8 тыс. человек, посланных из города для работы в деревне ЦЧО» (с. 320-321).
Итого, мы имеем:
30 406 чел. представителей советской власти на 2 020 300 хозяйств в ЦЧО. Это примерно 1 коллективизатор на 66 хозяев, здоровых трудоспособных мужиков, у каждого из которых в среднем в довесок был еще 1 здоровый, трудоспособный сын. Т. е. приблизительно 1:66 - 1:132, не считая женщин, детей, стариков.
Ну вот и попробуйте для чистоты эксперимента шестьдесят - сто мужиков загнать в какой-то там колхоз, вооружившись одним маузером. При этом, кто-то из них еще в гражданскую воевал, у кого-то в наличии оружие. Короче, бред он и есть бред. В массовом порядке всякие угрозы ссылки в Сибирь, угрозы расстрела здесь не просто не работают, а опасны для самой власти. Факт, тщательно скрываемый «историками»-крестьяноведами, состоит в том, что компания по коллективизации в большей мере представляла из себя, как тогда говорили, «массовую работу» с населением. То есть кампанию по пропаганде колхозного образа хозяйствования, к которой позже подключилось сочетание налоговых льгот в отношении колхозов и повышения налогового бремени на единоличников.
В народе на абсурдность подобных фантазий указывалось неоднократно, и, тем не менее, в отечественной исторической «науке» данный тезис принят за неопровержимую истину: достаточно почитать труды Данилова, Ивницкого, Кондрашина и других. Последние по мере чтения их же работ все больше кажутся мне заложниками известной «вилки антисоветчика» (лжец или дурак), в силу их склонности искажать реальность до неузнаваемости. Впрочем, как говорил отец народов, «у нас нет в резерве Гинденбургов», приходится довольствоваться тем, что есть.
Вот и сегодня обратимся к неполживой, демократической диссертации некой И. В. Гончаровой «Крестьянство Центрально-Черноземной области в условиях подготовки и проведения коллективизации в 1928-1932 гг.» 2015 года издания. Надо сказать, по степени наполнения фактами работа действительно хорошая. Введены в оборот масса документов региональных и местных партийных органов, содержание и в принципе существование которых фактически разрушает пущенную тандемом Данилов-Ивницкий еще в 1960-е годы байку о том, что в статье «Головокружение от успехов» тов. Сталин перевел стрелки на какие-то «местные органы». «Местные» это кто? Крайком/обком? Окружком? Райком? Сельсовет? Вот коллективизационные директивы этих уровней Гончарова и показала в своей диссертации. И мы что мы видим? О, ужас! Еще в декабре 1929 года центр в лице Яковлева сказал, что перегибы это плохо (с. 310), 22 февраля Варейкис принимает постановление «Об ошибках Россошанского окружкома» (с. 341), до статьи Сталина 28 февраля 1930 г. он же опять говорит руководству округов, что перегибы это плохо (с. 337). А еще, учитывая тот простой факт, что директиву проводить коллективизацию обком давал округам, округа давали районам, а не получали лично от Политбюро, становятся глупыми какие-то предъявы того же тандема к краткости Постановления ЦК ВКП(б) от 5 января 1930 г. Говорить о том, что на местах вообще не знали, что такое колхоз и обобществление, имея под рукой районы сплошной коллективизации до 1930 г., такой же бред. В общем, как уже было сказано, масса интересных фактов. Что, впрочем, не отменяет попадания диссертанта в вилку антисоветчика. Следуя давней традиции отечественных историков долбиться в глаза (о которой уже писалось в начале поста), Гончарова, естественно, поведывает о повсеместных перегибах при насаждении колхозов, прямо насилием все или почти все создавались, при этом, конечно, ссылаясь на сводки о нарушениях в отдельных районах и отдельных селах. Потребность в корректном употреблении примитивных логических операций, впрочем, дремлет у нее до тех пор, пока она не доходит до документов тех лет, которые повествуют о превосходстве бюджетов отдельных колхозов над бюджетами единоличных хозяйств: «Материалы были предоставлены районными колхозсоюзами без пояснений критериев выборки хозяйств и типичности приводимых примеров. Поэтому использовать их для выведения закономерности повышения доходов в колхозах не совсем правомерно» (с. 363).
Вспоминается также тезис автора журнала hypostratigos, высказанный им " target="_blank">в дискуссии со мной в начале этого года: «Мне, допустим, неизвестно, какую ответственность понесли, например, виновники "перегибов" в ходе Сталиным же объявленного "головокружения от успехов" 1930 года». Так вот Гончарова приводит данные: «по неполным сведениям НКВД РСФСР, к началу июня 1930 г. к судебной и административной ответственности за «перегибы» в ЦЧО было привлечено 3275 человек» (с. 342).
Теперь, наконец, перейдем к заявленной тематике поста. Предварительно, замечу, что мне прежде идея о «насильственности» коллективизации казалась абсурдной по той простой причине, что крестьяне составляют подавляющее большинство населения, и, не обладая сверхспособностями, сделать в отношении них такое, что им не нравится принципиально и категорически, за пару-тройку лет, наскоком нереально. В таких случаях все кончается февралем 1917 г., ибо армия как опора режима - крестьянская, а чекистов по стране - полчеловека на 10 тыс. населения, да и те с басмачами воюют. Результат, который я получил из данных Гончаровой, даже при моей заведомой приверженности этой умозрительной конструкции, меня несколько удивил.
Первым делом, я взял данные о количестве крестьянских хозяйств в ЦЧО: «По данным ЦСУ к весне 1930 г. в ЦЧО насчитывалось 2020,3 тыс. хозяйств» (с. 331). Вполне вероятно, кстати, что до раскулачивания на 1 января 1930 г. их было немного больше.
Далее я взял данные по количеству коллективизаторов в ЦЧО:
«по словам И. Г. Бирна [зам. Варейкиса - прим. totalitarizzm], в деревне летом 1930 г. было 22406 коммунистов, или 41,7% всей организации», при этом, «в ЦЧО насчитывалось 25583 населенных пунктов… деревенских коммунистов… было недостаточно даже из расчета по 1 партийцу на 1 населенный пункт» (с. 318). Отсюда, кстати, становится понятным содержание закрытого письма ЦК ВКП(б) от 2 апреля 1930 г., которое часто любят цитировать антисоветчики:
«Если бы не были тогда немедленно приняты меры против искривлении партлинии, мы имели бы теперь широкую волну повстанческих крестьянских выступлений, добрая половина наших “низовых” работников была бы перебита крестьянами, был бы сорван сев, было бы подорвано колхозное строительство и было бы поставлено под угрозу наше внутреннее и внешнее положение». В деревне было настолько мало представителей власти, что несколько кулацких банд запросто могли их обнулить.
В дополнение к членам партии в деревню направлялись рабочие из города: «В докладе И. М. Варейкиса Я. А. Яковлеву о ходе коллективизации от 2 марта 1930 г. упоминалось о 8 тыс. человек, посланных из города для работы в деревне ЦЧО» (с. 320-321).
Итого, мы имеем:
30 406 чел. представителей советской власти на 2 020 300 хозяйств в ЦЧО. Это примерно 1 коллективизатор на 66 хозяев, здоровых трудоспособных мужиков, у каждого из которых в среднем в довесок был еще 1 здоровый, трудоспособный сын. Т. е. приблизительно 1:66 - 1:132, не считая женщин, детей, стариков.
Ну вот и попробуйте для чистоты эксперимента шестьдесят - сто мужиков загнать в какой-то там колхоз, вооружившись одним маузером. При этом, кто-то из них еще в гражданскую воевал, у кого-то в наличии оружие. Короче, бред он и есть бред. В массовом порядке всякие угрозы ссылки в Сибирь, угрозы расстрела здесь не просто не работают, а опасны для самой власти. Факт, тщательно скрываемый «историками»-крестьяноведами, состоит в том, что компания по коллективизации в большей мере представляла из себя, как тогда говорили, «массовую работу» с населением. То есть кампанию по пропаганде колхозного образа хозяйствования, к которой позже подключилось сочетание налоговых льгот в отношении колхозов и повышения налогового бремени на единоличников.