ЗАКОН ПРОТИВОФАЗЫ
Поэзия и общепринятый социальный порядок - это две естественные противоположности. Они - как маятники, качающиеся в противофазе. Цель любого социального устройства, без исключения - создать стабильную структуру: линейную, предсказуемую и приземлённую. Цель поэзии - указывать, что существует другой порядок, другое измерение - нелинейное, трансцендентное, высшее.
«В сем наихристианнейшем из миров поэты - жиды» - сказала Марина Цветаева. Почувствуйте, что скрыто за этой метафорой, и тогда станет понятно, каковы взаимоотношения между поэтом и миром, в котором он вынужден существовать.
Поэт - всегда бунтарь, изгой или пророк. Он всегда под подозрением у обывателей и властей, и всегда вне закона. Трудно представить себе поэта, который был бы согласен с властями и довольствовался бы тем, что просто плыл по течению. Непонятно тогда, зачем ему вообще быть и какой смысл в его существовании?
«На твой безумный мир //Ответ один - отказ!» - слова той же Цветаевой.
Поэзия, как и любое другое настоящее искусство существуют на той границе, где встречаются «да» и «нет». Если общество, власть и рутинный порядок вещей говорят «да», например они говорят: «Давайте строить светлое будущее!», то, даже если поэт изо всех сил будет стараться с этим согласиться, внутренний закон искусства, закон противофазы, заложенный в нём, скажет «нет». Это топливо, на котором работает искусство. Если вам встречается человек, который называет себя поэтом и пишет стихи, сливаясь в экстазе с существующим жизненным укладом - спокойно закройте книжку и сдайте её в макулатуру: это не поэт, вероятно, вас пытаются обмануть. Или, по крайней мере, эти его стихи - не поэзия. Закон противофазы - это универсальный закон, столь же непреложный, как закон тяготения. Поэт не может оставаться поэтом и хотеть того же, чего хочет царь, за тем редким исключением, когда царь сам - поэт (случай Марка Аврелия).
Вся история русской литературы, по крайней мере, начиная с 19 века - это одно большое тому подтверждение. Какого большого поэта или писателя ни возьми - он всегда в противофазе с современным ему обществом.
Пройдёмся по хрестоматии.
Пушкин, всю жизнь проживший в немилости у царя и у церкви, начиная с юношеской хулиганской «Гавриилиады», и до последних дней. Невыездной (ему запрещено покидать Россию), странный, находящийся под наблюдением человек.
С Лермонтовым даже доказывать ничего не надо, это слишком очевидно. Не вылезал из ссылок в самые «горячие» точки, включая Чечню.
Гоголь, который постоянно уходил от социальной рутины в мир гротеска и фантазии (еще один способ сказать миру «нет»). Первый том «Мертвых душ» в этом смысле вещь ничуть не менее причудливая, чем «Вий» или «Записки сумасшедшего». Мёртвая душа, Чичиков, пытающаяся собирать мёртвые души и выгодно их продать другим мёртвым душам - чем не адская картина? Когда же, во втором томе «Мёртвых душ» Гоголь попытался сказать «да» и найти смысл в том, в чем с точки зрения поэзии, смысла нет и быть не может - в социальном укладе и формальной религии, он потерпел неудачу и быстро угас, просто физически: умер.
Достоевский, с его кружком Петрашевского, гражданской казнью и длинной серией героев, так или иначе выпавших из общества или пытающихся его изменить: Раскольников, князь Мышкин, братья Карамазовы, «бесы» - это яркий писатель противофазы.
Или Толстой, под конец жизни отлученный от церкви и ушедший пешком искать истину.
Фет - причудливый случай. Поэт, создававший чудесную лирику - на одном краю своей души. А на другом краю - всю жизнь болезненно добивавшийся признания собственного дворянства и домогавшийся камергерского чина. Одновременно и ангел, и подлец.
Тютчев, работавший дипломатом и писавший пресные стихи на политическую злобу дня на одном краю души, а на другом, как бы между делом, для себя, творивший шедевры.
Поэты - это, воистину, поле битвы Бога и Дьявола, выставленное на широкое обозрение.
Даже такой, казалось бы, очевидный случай «поэта, работающего на власть», как Маяковский - это не опровержение, а доказательство закона противофазы. Маяковский, несомненно, был поэтом. Это легко можно почувствовать по той энергии, которая пульсирует в его стихах. Он начал бунтовать ещё задолго до революции. Когда революция произошла, он в своей подростковой наивности продолжал бунтовать вместе с ней и сражаться против прежних врагов: буржуазии и буржуазности, пошлости, застоя в мозгу и в теле и т.д., и не заметил, как его, что называется, «сделали». Коммунистическая социальная машина, преследовавшая вполне меркантильные интересы, подключила его к себе и стала использовать, как батарейку. А когда он почувствовал это, было уже поздно. Разогнавшись в этом потоке, он зашел уже так далеко, что не нашёл иного способа «отключиться» от него, кроме как уйти из жизни.
Когда мы наблюдаем, насколько закономерно и постоянно проявляется противостояние поэта (писателя) и социума, возникает логичный вопрос: а ради чего все это? Или, как вопрошал агент Смит в финале «Матрицы»: «зачем вставать? Зачем продолжать сражаться?» Ведь в итоге поэт всегда погибает, а общество всегда продолжает катиться вперед, как танк по цветочной клумбе.
А действительно - зачем? Ведь сам по себе бунт - это довольно бесплодное занятие, он не может быть самоцелью. Может прозвучать парадоксом, но даже песня «Интернационал» первоначально несла на себе явную печать поэзии, но затем очень скоро была взята на вооружение практичными большевистскими дельцами. «Весь мир насилья мы разрушим до основанья...». Ну, хорошо, а что будет «затем»?
Дело в том, что за каждым «нет», которое произносит поэт, всегда стоит «Да» более высокого порядка, некая позитивная программа. Она может быть осознанной или нет. Степень осознавания этой позитивной посылки, собственно говоря, и является мерилом величия поэта. Рильке осознавал её, Шекспир - безусловно осознавал; Лермонтов, Цветаева, Мандельштам - остро чувствовали. Пастернак, Толстой - всю жизнь пытались найти.
За миром видимостей и условностей есть несравненно более широкий и тонкий мир, скрытый от нас завесой наших собственных воображаемых ценностей, социальных привязанностей и убеждений и т.д. Этот мир существует независимо от нашего знания или неведения о нем, он просто есть.
Каковы его черты?
Он всеобъемлющ и един, он движется, живёт и не заботится о выгоде. Его единственная выгода в самом процессе бытия в его гармонии и единстве. У него нет вкуса, цвета и запаха. Он не знает границ и ограничений.
Поэт появляется на свет с врожденным знанием об этом мире. И в момент осознавания поэтом себя, его, так сказать, духовной инициализации, когда он осознает, что мир за окном, и он сам, настроенный на иную волну - это совершенно разные вещи - в этот момент вступает в силу закон творческого отрицания, закон противофазы.
Поэт знает, что такое настоящее Да, и поэтому на все искусственные и временные «да», «вперед!» «ура!» «даешь!» и проч., приходящие извне, он из самых глубин своего существа отвечает: Нет. А когда крики и суета умолкают, он смотрит на солнце, смотрит на небо, слушает ветер, вбирает в себя Вселенную и отвечает: Да.
«В сем наихристианнейшем из миров поэты - жиды» - сказала Марина Цветаева. Почувствуйте, что скрыто за этой метафорой, и тогда станет понятно, каковы взаимоотношения между поэтом и миром, в котором он вынужден существовать.
Поэт - всегда бунтарь, изгой или пророк. Он всегда под подозрением у обывателей и властей, и всегда вне закона. Трудно представить себе поэта, который был бы согласен с властями и довольствовался бы тем, что просто плыл по течению. Непонятно тогда, зачем ему вообще быть и какой смысл в его существовании?
«На твой безумный мир //Ответ один - отказ!» - слова той же Цветаевой.
Поэзия, как и любое другое настоящее искусство существуют на той границе, где встречаются «да» и «нет». Если общество, власть и рутинный порядок вещей говорят «да», например они говорят: «Давайте строить светлое будущее!», то, даже если поэт изо всех сил будет стараться с этим согласиться, внутренний закон искусства, закон противофазы, заложенный в нём, скажет «нет». Это топливо, на котором работает искусство. Если вам встречается человек, который называет себя поэтом и пишет стихи, сливаясь в экстазе с существующим жизненным укладом - спокойно закройте книжку и сдайте её в макулатуру: это не поэт, вероятно, вас пытаются обмануть. Или, по крайней мере, эти его стихи - не поэзия. Закон противофазы - это универсальный закон, столь же непреложный, как закон тяготения. Поэт не может оставаться поэтом и хотеть того же, чего хочет царь, за тем редким исключением, когда царь сам - поэт (случай Марка Аврелия).
Вся история русской литературы, по крайней мере, начиная с 19 века - это одно большое тому подтверждение. Какого большого поэта или писателя ни возьми - он всегда в противофазе с современным ему обществом.
Пройдёмся по хрестоматии.
Пушкин, всю жизнь проживший в немилости у царя и у церкви, начиная с юношеской хулиганской «Гавриилиады», и до последних дней. Невыездной (ему запрещено покидать Россию), странный, находящийся под наблюдением человек.
С Лермонтовым даже доказывать ничего не надо, это слишком очевидно. Не вылезал из ссылок в самые «горячие» точки, включая Чечню.
Гоголь, который постоянно уходил от социальной рутины в мир гротеска и фантазии (еще один способ сказать миру «нет»). Первый том «Мертвых душ» в этом смысле вещь ничуть не менее причудливая, чем «Вий» или «Записки сумасшедшего». Мёртвая душа, Чичиков, пытающаяся собирать мёртвые души и выгодно их продать другим мёртвым душам - чем не адская картина? Когда же, во втором томе «Мёртвых душ» Гоголь попытался сказать «да» и найти смысл в том, в чем с точки зрения поэзии, смысла нет и быть не может - в социальном укладе и формальной религии, он потерпел неудачу и быстро угас, просто физически: умер.
Достоевский, с его кружком Петрашевского, гражданской казнью и длинной серией героев, так или иначе выпавших из общества или пытающихся его изменить: Раскольников, князь Мышкин, братья Карамазовы, «бесы» - это яркий писатель противофазы.
Или Толстой, под конец жизни отлученный от церкви и ушедший пешком искать истину.
Фет - причудливый случай. Поэт, создававший чудесную лирику - на одном краю своей души. А на другом краю - всю жизнь болезненно добивавшийся признания собственного дворянства и домогавшийся камергерского чина. Одновременно и ангел, и подлец.
Тютчев, работавший дипломатом и писавший пресные стихи на политическую злобу дня на одном краю души, а на другом, как бы между делом, для себя, творивший шедевры.
Поэты - это, воистину, поле битвы Бога и Дьявола, выставленное на широкое обозрение.
Даже такой, казалось бы, очевидный случай «поэта, работающего на власть», как Маяковский - это не опровержение, а доказательство закона противофазы. Маяковский, несомненно, был поэтом. Это легко можно почувствовать по той энергии, которая пульсирует в его стихах. Он начал бунтовать ещё задолго до революции. Когда революция произошла, он в своей подростковой наивности продолжал бунтовать вместе с ней и сражаться против прежних врагов: буржуазии и буржуазности, пошлости, застоя в мозгу и в теле и т.д., и не заметил, как его, что называется, «сделали». Коммунистическая социальная машина, преследовавшая вполне меркантильные интересы, подключила его к себе и стала использовать, как батарейку. А когда он почувствовал это, было уже поздно. Разогнавшись в этом потоке, он зашел уже так далеко, что не нашёл иного способа «отключиться» от него, кроме как уйти из жизни.
Когда мы наблюдаем, насколько закономерно и постоянно проявляется противостояние поэта (писателя) и социума, возникает логичный вопрос: а ради чего все это? Или, как вопрошал агент Смит в финале «Матрицы»: «зачем вставать? Зачем продолжать сражаться?» Ведь в итоге поэт всегда погибает, а общество всегда продолжает катиться вперед, как танк по цветочной клумбе.
А действительно - зачем? Ведь сам по себе бунт - это довольно бесплодное занятие, он не может быть самоцелью. Может прозвучать парадоксом, но даже песня «Интернационал» первоначально несла на себе явную печать поэзии, но затем очень скоро была взята на вооружение практичными большевистскими дельцами. «Весь мир насилья мы разрушим до основанья...». Ну, хорошо, а что будет «затем»?
Дело в том, что за каждым «нет», которое произносит поэт, всегда стоит «Да» более высокого порядка, некая позитивная программа. Она может быть осознанной или нет. Степень осознавания этой позитивной посылки, собственно говоря, и является мерилом величия поэта. Рильке осознавал её, Шекспир - безусловно осознавал; Лермонтов, Цветаева, Мандельштам - остро чувствовали. Пастернак, Толстой - всю жизнь пытались найти.
За миром видимостей и условностей есть несравненно более широкий и тонкий мир, скрытый от нас завесой наших собственных воображаемых ценностей, социальных привязанностей и убеждений и т.д. Этот мир существует независимо от нашего знания или неведения о нем, он просто есть.
Каковы его черты?
Он всеобъемлющ и един, он движется, живёт и не заботится о выгоде. Его единственная выгода в самом процессе бытия в его гармонии и единстве. У него нет вкуса, цвета и запаха. Он не знает границ и ограничений.
Поэт появляется на свет с врожденным знанием об этом мире. И в момент осознавания поэтом себя, его, так сказать, духовной инициализации, когда он осознает, что мир за окном, и он сам, настроенный на иную волну - это совершенно разные вещи - в этот момент вступает в силу закон творческого отрицания, закон противофазы.
Поэт знает, что такое настоящее Да, и поэтому на все искусственные и временные «да», «вперед!» «ура!» «даешь!» и проч., приходящие извне, он из самых глубин своего существа отвечает: Нет. А когда крики и суета умолкают, он смотрит на солнце, смотрит на небо, слушает ветер, вбирает в себя Вселенную и отвечает: Да.