Полонез
Песня летит, как птица, вдаль,
Ведь где-то там, в тиши лесной,
Стоит у речки синей дом родной,
Где ждет меня любимая и верная.
Где тихий мой причал,
И вечером в саду из дома
Слышатся лишь звуки полонеза…
Попадая летом в маленький городок, невольно думаешь о том, чтобы бросить всё, продать квартиру, в которой всё равно уже четвёртый год никак не начнётся ремонт, и переселиться сюда. Как здесь хорошо в июле! Чистенькие улицы с маленькими аккуратными домиками. Под каждым окном - кусты роз, ромашки, обычные садовые и жёлтенькие такие, тигровые лилии. Где-нибудь в тени вишни с красно-зелёными бубочками ягод обязательно дрыхнет серый упитанный кот, а то и несколько.
И люди здесь выглядят спокойными и довольными жизнью. Копаются в огороде - мелькнет косынка хозяйки в новенькой теплице - хозяин задумчиво бродит по участку в трусах, постукивая обухом топора по чему ни попадя - дети атакуют бочку с водой силами армии пластиковых китайских игрушек. По воскресеньям, конечно, на рынок или, если какое-нибудь мероприятие, то на гуляния. Все приветливы и улыбчивы, здороваются друг с другом и зовут в гости. По переулкам разливается приятный аромат - кто-то жарит шашлык, кто-то испек пирог.
Этот городок не был исключением и в сочных лучах июльского солнца выглядел очень привлекательно. Однако среди сотен других его всё-таки что-то выделяло… Не описать словами, что именно, но те, кому довелось там побывать, вспоминали город N. с каким-то смутным, не вполне осознанным отвращением. Выйдя из недавно отстроенного здания вокзала, случайный путник любовался яркими клумбами, отмечал чистоту перрона - ни окурка, ни шоколадной обёртки - и вдыхал полной грудью прогретый воздух с запахом шпал. И вот тут-то начиналось.
Внешне всё выглядело благополучно, но после первого же вдоха путник начинал чувствовать себя как-то странно, будто в воздухе плавали капельки жира и мазута. После этого ощущение беспричинной тоски и тревоги, которое сопровождались накатывающейся усталостью - вот-вот упадёшь прямо в траву на обочине, - преследовало до конца визита. Некоторых командировочных с неизменными улыбками, с извиняющимся: «Ну, напоили гостя! Виноваты!» вносили в вагоны обратных поездов буквально на руках и сдавали на попечение хмурых проводниц. Практически сразу, как поезд трогался, оставляя позади городок, командировочные вставали, терли лбы, пили минеральную воду и чувствовали себя намного лучше. И никаких признаков опьянения или даже похмелья.
Разумеется, в городе N. не было вампиров. Также здесь не водились зомби, таинственные монстры типа чупакабры, никогда не было индейского кладбища, а то единственное, что было, отличалось спокойствием, обилием дешёвых искусственных цветов и полным равнодушием своих обитателей к событиям внешнего мира.
Вероятно, феномен города N. заключался в том, что его населяли исключительно неприятные, никудышные людишки, скрывающие собственную гадость от мира и друг от друга под масками улыбок и благопристойности. Они тщательно следили за своими домами и соблюдением обычаев, чтобы никто не заподозрил, что происходит на самом деле.
А происходило чертовски много всего, и всё это - омерзительное и постыдное.
Например, старуха Аглая Степановна, мерзкая старуха, прикармливала соседскую собачонку Тяпу, выражая ей публично всяческую любовь с молчаливого одобрения владельцев. На самом деле, Аглая Степановна с нетерпением ждала того дня, когда сможет незаметно для всех сцапать собачонку, придушить её в подвале, а потом публично плакать, какая хорошая была собачка, и у какого ирода только рука поднялась!
В некоторой степени Аглаю Степановну оправдывает то, что это просто сумасшедшая старуха, которой хочется поплакать и пожаловаться на жизнь, а поводов для этого у неё нет. Пенсию приносят вовремя, мизерную, но на жизнь хватает, в огороде копаться силы есть, дети звонят каждый день. А поплакать так хочется, и спятившая Аглая Степановна любовно стряпает колобочки из фарша для маленькой Тяпы с янтарными глазами в ожидании удачного момента.
Все остальные в этом городе похуже. С кого начнём? Может, с главы администрации Валерьяна Борисовича, попечителя детского дома и растлителя мальчиков? Директор и воспитательницы в курсе, но… если начистоту, лучше уж пусть раз в год-два к нему на дачу уезжает - и не возвращается - один мальчик, но зато у остальных будут деньги и на еду, и на одежду, и полный штат персонала можно набрать, так, что хоть на каплю больше внимания, но детям достанется. Многие из них, между прочим, выходят в люди, а не спиваются.
А вот директор местного торгового центра, Родион Романович. Что бы вы о нем не думали, свои первые деньги он заработал не на старушках, а на каких-то мелких махинациях с металлами в лихие 90-е. Например, он крал с кладбищ всякие интересные штуки из цветных металлов, даже отпилил руку статуе женщины, увековеченной в бронзе её супругом, бывшим скульптором… Всю статую не рискнул увезти из-за трудностей демонтажа и последующей транспортировки. Сейчас он владелец официального торгового центра и неофициальной нарколаборатории. Местный начальник милиции Гришенов, разумеется, в курсе и в доле.
Толстая Рита была удивительно ловкой и скрытной проституткой, которая едва ли не каждый год беременела, а потом избавлялась от детей с выгодой для себя.
Тихий бухгалтер Тихон Павлович жил с парализованной матерью и… нет, об этом даже говорить не хочется.
Вера Павловна, учительница русского языка и литературы, была большой любительницей Есенина, чей портрет висел у неё над столом не только в школе, но и дома, а по совместительству - мелкой пакостницей, которая нередко крала газету из почтового ящика соседей просто так. В школе же она обожала стравливать между собой учеников, нарочито выделяя любимчиков или заставляя писать неожиданные сложные контрольные под лозунгом: «А за это, дети, скажите спасибо своему другу Сидорову, который шумит в классе, не хочет учиться и считает, что вы тоже все знаете, а это мы сейчас и проверим…». И не было для педагога большей радости, чем увидеть потом мелкого обтрёпанного, подвергнутого публичному порицанию Сидорова, затравленно пробирающегося домой.
А, между тем, женщиной она считалась хорошей и уважаемой, и соседи её любили.
Вот так в сети мелких и крупных гадостей и преступлений жили в маленьком городе люди. Среди них были, впрочем, и хорошие, или по крайней мере нормальные, но мало. Со стороны, как уже говорилось раньше, все казались одинаково славными, аккуратными, радушными людьми.
Поэтому, когда в дом неподалёку от ратуши вселилась новая семья, город чуть-чуть занервничал - не испортят ли новички столь славно выстроенную иллюзию благополучия? Тем более, что купленный ими дом был с нехорошей историей. Раньше здесь жил Феофан Геннадьевич, неприятный старик, который слишком часто задумывался и временами посматривал на «меченых» жителей так, будто всё знал. Это было ужасно, поэтому, когда он наконец-то откинулся, все были рады.
Новички показали себя как люди богатые - приехали на чёрном «Мерседесе», а вещи привезли на двух грузовиках. И вещи хорошие. Времена, когда любая заграничная наклейка вызывала трепет, уже прошли, но и по нынешним меркам новая семья не подкачала. Это был добрый знак: богатые намного чаще - не всегда, но часто - без проблем вливались в аморальную инфраструктуру города.
Во время переезда новички улыбались, махали соседям, извинялись глазами и кивали на очередной кожаный пуф или ведро со шваброй: мол, забот полон рот. Это тоже было хорошо - раз идут на контакт, поддерживать положенные добрососедские отношения будет проще. А что делали, хоть и богатые, всю работу сами, так это ничего.
Самое главное - несмотря на описанные выше особенности местного воздуха, соседи держались бодро.
Впрочем, особо пристально за ними пока не следили - прибытие новичков было связано с подготовкой ко Дню города, что занимало жителей гораздо больше.
Разумеется, никаких ритуалов и жертвоприношений в стиле примитивных ужастиков не планировалось, заботы были вполне обыденные, но от этого не менее важные. Валерьян Борисович, не просто администратор, но хороший хозяйственник, лично ездил по городу, следил, чтобы где надо - было покрашено, где надо - починено, и сделано на совесть, а не тяп-ляп. Роман Родионович согласовывал дизайн глянцевых пестрых брошюр с перечнем скидок к празднику, заглядывал в торговые залы, чтобы оценить, как их украсили. Ученики под руководством Веры Павловны писали сочинения на тему «За что я люблю свой город», лучшие из них планировалось прочесть на городском празднике.
В День города всё получилось так, как задумывалось, просто отлично. Прошёл мини-парад, одобренный высокими гостями из столицы и соседних областей (немного вялые, безрадостные, в положенных местах они всё-таки хлопали), были прочитаны очень неплохие стихи и сочинения. Народные мастера разложили деревянные миски, ложки, кованые мангалы и браслеты из бирюзы, какой-то пьяненький дедушка рекламировал пронзительные деревянные свистульки. На специальных площадках бойко торговали сбитнем, квасом, медовухой, «Кока-колой» и другими напитками, в выставленных Романом Родионовичем павильонах люди сидели с удобствами, ели блины, мороженое, беляши, шашлык. Вот ведь поди ж ты - вернувшись домой или придя в гости к соседям, насаживали на мангалы ещё лучший, сочный, домашний шашлык, а всё равно хотелось этого - праздничного, скуповатого, жилистого, чуть пригоревшего, с водкой или коньяком в пластиковом стаканчике… Стайками бегали дети с блестящими шариками на длинных лентах, с поролоновыми ушками и в топорных масках супергероев - под бойкие народные мотивы.
Новичков на празднике никто не видел, но, может, они подошли бы попозже. Во всяком случае, на дворе их не было, а за плотно закрытыми жалюзи домика у ратуши признаков жизни не наблюдалось. Может быть, они куда-то уехали на своём «Мерседесе», а, может, нервно готовились к своему выходу на сцену праздника, понимая, что оценивать их будет весь город.
Однако время подошло уже к четырём пополудни, а они всё не появлялись. Четыре часа - это праздник, поставленный на паузу: продавщицы и народные ансамбли ушли на перекур, перекусить и освежиться. Уехали столичные и областные гости, загрузились, бледные, в служебные автомобили и ослабили галстуки, мечтая скорее оказаться дома и находя в себе силы признать: молодец, Валерьян Борисович, молодец, держит город. Посетители праздника, от души похлопав, тоже расползлись по домам: есть шашлык и пить за праздник, подремать немного, а потом, к восьми часам, снова собраться, уже в парке, где должен состояться фейерверк, а ещё там будут лотки с игрушками, попкорном, столики и разливное пиво.
В семь часов начали выходить из домов самые нетерпеливые, в основном те, кого донимали дети: а вдруг пропустим салют! И они же стали первыми, кто в этот день увидел новеньких. За просторным накрытым столом в зелёном саду - салаты, закуски, огромные бутылки с газированной водой - сидели только они да пьяненький дедушка со свистульками, который, впрочем, уже утих, пообмяк и лишь изредка окунал бороду в свою порцию салата. Мангала видно не было, но, судя по приятным запахам, он явно находился где-то здесь. И ещё маленькая деталь - в сад был вынесен проигрыватель пластинок, и знакомый каждому в городке высокий чистый голос пел о доме, где ждёт любимая и верная, и где в саду из дома слышатся лишь звуки полонеза.
Увидев новичков, семья Петровых - назовём их так - нерешительно притормозила. Петровы, кстати, были на редкость приличными людьми: жили всего-то перепродажей краденого, и убивали только в самых исключительных случаях.
Новички, в свою очередь, очень им обрадовались и замахали руками, приглашая войти. Переглянувшись, Петровы открыли калитку и вошли, причём перед ними влетела счастливая и шумная Тяпа.
- Вот так радость! - заговорил хозяин дома, протягивая руки, будто желая обнять всех Петровых разом (Петрова, Петрову, мать Петровой и двух мелких, и, конечно, Тяпу). Вместо этого он как-то ловко и одновременно рассадил всех за столом, погладил собачку, пожал руки мелким, сунув каждому блюдце с фисташковым мороженым. Это был высокий широкоплечий мужчина неопредёленного возраста, с хорошей стрижкой и приятной простой улыбкой. Его жена, привлекательная женщина лет 30, с абсолютно белыми волосами, скромно улыбалась, раскладывая без спросу по тарелкам аппетитную снедь. Элегантное красное платье её, как с завистью отметила Петрова, было сшито на заказ…
Представились друг другу, но как-то наспех, и уже через пять минут Петров ни за что на свете не смог бы вспомнить имён хозяев. Но это и не требовалось - разговор пошёл лёгкий, дружеский, как будто все знают друг друга уже давно. Выпили и за знакомство, и за праздник, за хорошую погоду и здоровье детей и их родителей. Жена хозяина легко, открыто рассказывала Петровой, какими масками для волос пользуется и какие кремы хороши для жирной кожи, хозяин услаждал Петрова разговорами о футболе, а дедушка смешил малышню.
Вскоре на улице показались и другие жители города. Как оказалось потом, многие из них хотели пойти одной дорогой, а потом услышали музыку - и пошли этой. И не прогадали, ведь оказалось, что хозяева дома у ратуши, постеснявшись прийти на праздник, решили пригласить всех к себе. «Всё-таки это ваш праздник, - объяснял хозяин, разливая по рюмкам коньяк. - Мы тут пока люди новые, вот и решили, чтоб лучше сначала познакомимся так». Петров махал рукой знакомым из-за забора и всё новые и новые люди заходили во двор.
Хозяева охотно рассказывали о себе: бизнес, столичные связи, желание жить в уютном спокойном городке… Им никто не верил, но согласно неписаным правилам этикета правды не требовали, лишь бы история звучала гладко и не возникало проблем, а с этим у ребят, похоже, проблем не возникало.
Американский формат открытых вечеринок с барбекю был не вполне привычен маленькому городу, но возможность выпить и закусить на халяву он сразу оценил. Иванова шепнула своему мужу, человеку, которого побаивался Валерьян Борисович: «Миша, ты только посмотри, сколько они потратили», и тот кивнул.
В обычной ситуации любая раздача бесплатной еды, не говоря уже о спиртном, вызвала бы бешеную, неистовую свалку, перерастающую в драку и членовредительство. Такие, впрочем, при виде халявы устраивали жители не только этого города… Но хозяева, и впрямь не лыком шитые, как-то очень ловко разводили гостей по местам, накладывали мясо и салат, разливали по рюмкам водку или кто чего хотел, и поддерживали премилую беседу. И дедушка всё дудел, дудел своими свистульками, но никто не обращал на него внимания.
Запасы хлебосольных хозяев были неистощимы, при этом они умудрялись угодить каждому. И даже когда сам Валерьян Борисович, которого обычно так близко к народу видели редко, присоединился, ему налили именно то, чего он больше всего хотел - виски, настоящий «Джонни», блек лейбл (о других цветах Валерьян Борисович не знал). Была водка, текила, вина разных сортов… Удивительно, но хозяева успевали налить и чокнуться с каждым, и реки спиртного быстро привели людей в состояние лихое и беззаботное.
Тем временем в парке собирались те немногие люди, которые были не совсем плохими, ждали фейерверка и удивлялись тому, как мало народу. В жёлтой пластиковой палатке с воздушными шариками и карнавальными масками зевала продавщица, а некоторые киоски и вовсе не открылись. Заезжий армянин паниковал за своей тележкой с попкорном: он рассчитывал на хорошую выручку.
Просто все были в гостях. Опьянение быстро накрывало, раздвигая границы, так что временами людям даже мерещилось что-то странное.
Скажем, Валерьян Борисович, отчалив в поисках клозета, наткнулся в кустах малины на троицу мальчиков. Они были очень милыми и хрупкими, и, хотя риск того, что это дети хозяев, был велик, он не смог удержаться и, расстёгивая нетвёрдыми руками только что застёгнутую ширинку, направился к ним. А дети совсем не испугались чужого дяди, они будто манили к себе, смеялись и играли. Размякший Валерьян Борисович протянул к ним руки, и его опухшие красные пальцы оказались как раз в жёлтых зубах, острых и длинных…
Но почему-то криков никто не услышал, хотя кусты малины были совсем недалеко за домом.
Платон Андреев, маньяк и копрофил, на счету которого было три задушенные девушки, пошёл в дом, чтобы нагадить где-нибудь в уголке, пока все развлекаются в саду. Для своей цели он выбрал шкаф, и чёрт его знает, как получилось, что Платона задушило каким-то странным галстуком.
Петровы к тому времени давно уже лежали в сырой канаве на краю участка, набитые - в прямом смысле, как мешки с подарками - старинными монетами, иконами, какими-то брошками и кольцами, а их дети шли в парк, потому что всех их друзья уже были там, а куда делись родители - они не знали.
Бабка Аглая Степановна тёрлась у забора, но зайти почему-то боялась, хотя калитка была приветливо приоткрыта. Что-то её останавливало… и не зря - когда всё-таки решилась войти, неожиданно на дорожку, мощенную камнем, выскочили две огромные собаки. Они не рычали и не гавкали, но в их красных глазах было видно желание сожрать одну мелкую вредную старушонку, которая замышляла убийство одной из их сестёр.
Аглая Степановна слегка обмочилась, но выстояла. Она была крепкой старушкой, прожила ещё долго и, несмотря на то, что больше никогда не видела Тяпу, держалась от собак далеко.
Гостей становилось всё меньше, но никто этого не замечал. А люди в парке, завидев странные красные отблески, решили, что это начался салют.
И да, это был именно он - правда, не со стороны реки, а почему-то со стороны города, будто бы возле ратуши. Красными искорками разлетались грешные злодейские души, им похлопали и разошлись по домам.
На следующий день дом у ратуши выглядел так, будто в нём никто и не жил - заросли борщевика, провалившееся крыльцо, заколоченные окна. В боярышнике - старый граммофон, давно уже пришедший в полную негодность. Проржавевшая игла надёжно впилась в покорёженную пластику, этикетка которой размокла от десятков дождей.
Люди проснулись с ощущением похмелья, ничего не помня. Никогда в городке не было Валерьяна Борисовича, Платона Андреева и никого не учила Вера Павловна. Вещи немногих оставшихся были собраны и упакованы. Взяв детей, своих и чужих, они сели в поезда и уехали в новую жизнь, будто сами так и планировали. А пропитавшийся злом городок осел пыльным облаком, остались лишь кое-где квадраты фундаментов, да и те быстро замело.
Обгоняя поезд, по шоссе мчался чёрный джип. Сидящие в нём мужчина и женщина спорили, мужчина уступал.
- Хорошо, - сказал он, поглядывая на женщину. - В следующий раз сделаем по-твоему. Пусть будет большинство добрых людей.
Она погладила его по голове, провела пальцем по маленьким рожкам.
- Правильно. Давай в следующем городке так и сделаем.
- Хочешь выйти к ним при полном параде и с нимбом?
- Думаю, мы снова сделаем всё тихо, поживём, посмотрим… а потом пригласим в гости и сделаем хорошими.
- Попробуем так…
А дедушка со свистульками сидел на заднем сидении и играл со счастливой Тяпой. С тех пор, как он создал этот мир и передал его сыну и невестке, ему не о чем было беспокоиться.