"Окончательное решение".

Jul 27, 2012 20:58

Оригинал взят у dobryjmax в "Окончательное решение".



Я, конечно, отойду скромно в сторону, но не держите ли вы меня за дурака? Если так, то мой вам совет - никогда мне об этом не говоритесь, а то я расстроюсь. Так что лучше бы вы действительно маскировались - вы не представляете себе, что я есть такое, когда расстроенный. Это тихий ужас. Моя мама даже поговаривала: "Яша, прекращай плакать, а то у тебя не глаза, а два яйца в бульоне!" Понимаете - у меня с рождения сенная лихорадка, и я практически всегда вынужден чихать и глаза чешутся. И не лечится! Я всё пробовал - даже натирание чесноком и салом, хотя сало не кошерно. Но кого в конце концов волнует, что я ем сало в ЭТОЙ стране?! Да если бы не сало - я бы умер с голоду, так что господь простит - моя мама говорила в середине 90-х, на мясо пенсии её не хватало, а кому нужен выпускник педагогического факультета Львовского университета: "Яша, кушай сало, и не сиди у открытого окна, а то продует" И знаете что? Меня действительно продуло однажды. Как сейчас помню - мне было 17 лет. У меня до сих пор в шее стреляет. А ещё у меня астма.


          Но я отвлёкся. О чём вы спросили? Да, я педагог - учился у дедушки Беренбайма. Золотой был человек! Вы представляете - мог достать всё! И мне теперь говорят, что мы в Ивано-Франковске плохо жили! Да мы были как боги - у нас было всё, дедушка Баренбайм никогда ни в чём не нуждался. Зарплата учителя ему вообще была не нужна. Так вот я у него учился. Но не тому, как ни в чём не нуждаться, а педагогическим наукам. И зря, кто же знал, что СССР развалится? Это только в сказках хорошо бывает долго, но нет - мы евреи привыкли страдать. И я помню, как дедушка Баренбайм стал приезжать с Привоза с пустыми руками. Он так страдал! А затем он уехал в Изгаиль, в землю предков. Бросил всё! Ну да и что было бросать?!! У нас ничего не осталось - педагогический опустел, за экзамены студенты платили макаронами с соседней фабрики. От них пахло рыбой, представляете? И таки да - в них добавляли рыбную муку! Это было ужасно - варишь макароны, а запах такой, словно жаришь кАмбалу. Как плакала моя мама! Она просила дедушку не уезжать - как сердцем чувствовала! Но он поехал - старый, без копейки, в своём извечном пиджаке. Какой был человек. Его там засунули в кибуц растить морковь! Дедушку Баренбайма - растить морковь!!! Он же свободно говорил по-польски, и знал латынь и греческий. Играл на скрипке! Интеллигент! А какую мацу делала его жена! Царствие ей небесное. Так вот он в кибуце и умер - повесился! Да-да! Именно так. На второй год. Я как раз получил диплом педагога по русскому языку и литературе, когда об этом узнал.

Какая ирония, правда? Мама говорила, что мне надо было учиться играть на скрипке, но я так люблю читать! Что в итоге вышло - я таки вам расскажу. Но вы сами подумайте - шёл 94-й год, а я получил диплом учителя по русскому и литературе. В Ивано-Франковске. Ох и смеялся Додик Койфман с меня, когда я пошёл искать работу. Вы конечно, удивитесь - а что такого? Молодой учитель, еврей, ищет работу. Я же в совершенстве знал творчество Пушкина и Лермонтова. Вы можете не поверить - но Гоголь и Чехов мне нравились много больше Алейхема и Бабеля. Их таки сравнивать нельзя, но такие у меня были вкусы - помню мама говорила: "Сынок, прекрати ты читать эту ерунду. Я слышала, что бабушка Койфман приготовит фаршированную рыбу в Субботу, и там будет её внучка Сонечка, так что бросай своего Гоголя, и причешись. Что же мне с тобой делать!" И мама так взмахивала руками. Но я не слушал и читал Гоголя. А Сонечка ела фаршированную рыбу вместе с бабушкой одна. Я же не знал, как оно выйдет. Думал, что всегда будет и мама, и бабушка Койфман, и дедушка Баренбайм. И что Соня будет каждое лето приезжать к бабушке. Вот потому Додик и смеялся с меня, когда я, надев папин костюм, шёл устраиваться на работу. Вы ещё не поняли? Я окончил университет во Львове. А работу искал в Ивано-Франковске.

Извини, что я говорю как старик, но так вышло, что я слишком много общался именно со стариками. Молодых я сторонился - теперь жалею, но как могло быть иначе? Моя мама всегда меня растила одна - папа умер ещё до моего рождения. Я не знаю почему, но мама всегда говорила, что в этом была замешана другая женщина. Мой отец был настоящий красавец. По крайней мере так говорила моя мама. Фотографий не осталось, а я так и не расспросил о подробностях. Наши маму не сильно привечали. Вы сами понимаете каково это. Понимаете? Я родился ПОСЛЕ смерти моего отца. Так уж сложилось.

Но я опять отвлёкся. Я пошёл искать работу - ещё кажется вчера в Ивано-Франковске повсюду слышалась русская речь, на рынках мамаши торговались по луку, а из каждого второго окна пахло варёной курочкой с чесноком. Нас было много. Очень много - мы латали башмаки, продавали колхозных карпов, играли на свадьбах, чинили одежду, зубы и оправы очков. У синагоги постоянно ошивались пацаны и молодки с семечками, а вечером под Утёсова наши старики вспоминали старое время, выпивали водку, а потом пели фронтовые и русские народные песни, примешивая в них наши словечки. Так и жили - и потом всё перевернулось к чертям! Ей богу, я не размовляю на мове зовсим. И никто не размовляв - так, одно слово через четвёртое добавляли, чтобы селянок не обидеть.

И вот шёл 1994-й год. Город опустел. Синагога работала, но в основном для стариков, а я как был дурак, так и остался. Все кто смог - разъехались. Кто куда - кто в Израиль, кто в Канаду, кто в Россию или хотя бы в Мариуполь и Харьков. Было страшно, когда нам сказали, что теперь Украина - когда мой сосед растянул у подъезда прапор жёлто-синий, и взял в привычку ходить с тризубом на кепке - меня передёрнуло. Нет - я ничего не хочу сказать, но я же говорил, что слишком много времени проводил со стариками. Меня таки передёрнуло - я хорошо помнил, что говорили они. Я хорошо помнил, что было на Украине… Простите - В Украине каждый раз, когда она становилась незалежной. Нет-нет, не думайте чего - ничего такого не было. Ивано-Франковск - мирный и уютный город, здесь хорошо жить. И народ здесь дружелюбный. Времена-то поменялись - но город опустел. Не то чтобы никого не осталось. Не осталось евреев. СОВСЕМ. Одни старики. Да я. Да Додик Койфман. Маму я уже в 96-м похоронил. Оказалось у неё было припасено место рядом с папой. Тогда я и увидел своего папу. Маму похоронили через два участка от него - от его могилы, и могилы его жены. Папа умер в 93-м. Так по крайней мере на его памятнике. Не знаю. Может Додик и соврал про папу. Но маму я никогда не спрашивал. Но я отвлёкся.

В общем, остались в городе только Додик и я. Додик никуда не уехал потому как характер у него был такой - советский. Его посадили за валютные операции, он отсидел пару лет, но потом вышел, так как торговля валютой больше не была преступлением. Додик был страшный малый - я его боялся, и мама его не любила. Но он был брат Сони, и она его терпела. Додик вышел из тюрьмы таким же, каким и сел. Она его не изменила. - он был злой, с переломанным носом и сильными волосатыми руками. Додик работал мясником, и было удивительно, что человек, который с утра до вечера рубит свинину в гастрономе, ворочал суммами, которые равнялись годовой выручке этого самого гастронома, и ещё 10-ти таких же гастрономов в придачу плюс подержанный ушастый запорожец.

Додик был злой. Он бил свою жену, пил водку и имел дела с подозрительными личностями. И он смеялся с меня, когда я искал работу. Но как-никак мы оба были евреи, и он мне помог устроиться продавцом в "Букинисте". Это была насмешка - еврей, не знающий украинского, работал в книжном магазине в Ивано-Франковске. Мне впору было грызть книги… А вы говорите сало - это не кошерно.

Потом Додика убили. Но это было не во Франковске - город у нас спокойный. Его убили в Киеве. А я остался в магазине, где книги покупали редкие туристы из России и Австрии. Старые люди тащили в наш Букинист всё, что могли! И я даже начал зарабатывать - но не на том, что тащили старики. Я был восхищён - наш город был полон самых разных книг - это были томики стихов Лермонтова на немецком, монографии российских цивилистов конца 19-го, молитвословы и даже Кораны - и все эти книги были старше стариков, что их меняли на копейки… Боже. Да какие копейки - на стопки купонов, игрушечных денег, словно бы отпечатанных на цветной бумаге для школьных аппликаций. На них этих книгах было не разжиться. В Город стали проникать тонкие, отвратительного оформления, перевода и содержания книжонки - любовные романы, детективы, боевики. И хотя всё это чтиво было на русском, эти книги разбирали как пирожки! Я был среди книг, у меня появились хоть какие-то деньги. Да - я был совершенно один, но мне хватало всего. Я был одинок и при живой маме, и при живом Додике… Может, распадись Советский союз годков этак через 10 - я бы сейчас имел детей и жену. Но всё так как есть. Всё так как сейчас, и я не знаю, как и где сейчас Соня, и что стало с её бабушкой. Я просто одинокий еврей, которому за сорок, торгующий раритетными книгами из под полы. Я научился говорить на мове. Но в городе больше не поют фронтовые песни, а старики не режутся в домино по вечерам. И водку теперь пьют чтобы напиться, а не потому что так того требует душа. Я не жалуюсь.

Когда этим летом на Евро к нам приезжали туристы, они остались в восторге от моего города. Я слышал самую разную речь - немецкую, английскую, французскую. А однажды я услышал русскую речь. Вы не думайте - в моём городе по-русски говорят по сей день очень и очень многие. В основном старики - но я же говорил, что мне с ними легче. Просто я услышал именно русскую речь. Тот самый русский, что я когда-то учил в университете. Понимаете? Я даже кажется увидел Соню. Это конечно ничего не значит. И в конце концов - кому нужен старый еврей с астмой и сенной лихорадкой? Я всю жизнь проработал продавцом в книжном, и ни дня не учил детей. Да они меня и не любят.

У меня диплом школьного учителя русского языка и литературы. У меня дом набит сотнями томов редчайших образцов русской словесности, волею судеб никому не нужными сегодня у меня на Родине. Я дальше Одессы никуда не ездил - но меня в тот самый момент, когда я услышал российскую русскую речь, потянуло в Россию так, словно там мой дом. И я в совершенстве знаю Лермонтова и Пушкина, Достоевского и Чехова.… И мне так горько, что я не могу ими ни с кем поделиться. Мне иногда кажется - я последний еврей в ЭТОМ городе. И ПОСЛЕДНИЙ РУССКИЙ…

Так что не расстраивайте меня. Когда я расстраиваюсь - это просто таки удручающее зрелище.

ЗЫ Если кто что скажет по этому поводу - милости прошу. Сам пока не перечитывал. Буду не раньше понедельника. До скорого.

эссе, проза, евреи

Previous post Next post
Up