Про кругозор фикрайтера и странных заказчиков.
Кхэм-кхэм. Если читающие посчитают себя вправе не комментировать - они ошибутся. Крупно ошибутся.
Хотя, конечно, мне тоже кажется, что на этот раз меня конкретно так несло.
В чём дело? Сейчас скажу.
Во-первых, наткнулась Сансет как-то раз на вот такую заявку: "Шизуо/Изая. Изая втайне от всех поет в церковном хоре, случайно пришедший на Рождество Шизуо раскрывает его тайну." С первого исполнения этой заявки Сансет тихо умывалась кровавыми слезами и разбивала лицо фейспалмами, даром что однострочник.
О втором пункте догадаться несложно. Правильно, Сансет решила заделать свою версию. Грамотную, православную, - в самом широком смысле этого слова - ведь Сансет знает матчасть.
Третий пункт. Вот незадача - шесть страниц текста можно назвать "мини" на фикбуке, но вот на однострочник это уже никак не тянуло. Пусть лежит здесь и на дайри. Может, позже выложу на фикбук.
Автор: T. H. Sunset.
Персонажи: как ни странно, Орихара Изая и Хэйваджима Шизуо.
Рейтинг: G
Жанр: джен.
Статус: завершён.
Размещение: ничего не имею против, если фик вместе с моей шапкой. Без моей шапки - имею что-то против.
Дисклаймер: велик и могуч Нарита Рёго. Я всего лишь только поиграла.
Предупреждения: 1) гамма и дельта жаловались на ООСного Изаю. Так что - алярм, кто-то может углядеть ООС. Я не оправдываюсь в содеянном, это автору заявки пусть стыдно будет. 2) Церковь, разумеется, православная. Во-первых, потому что я терпеть не могу тему изайского одиночества на все праздники, во-вторых - потому что я терпеть не могу глянец католического Рождества, в-третьих - потому что католиков к Изае не приплести ну никак, в то время как у человека с СПГС наверняка возникнет подозрение, что знание русского языка у Изаи может быть как-то связано с диаспорой РПЦ. 3) Последнее предупреждение: о-нии-чан, захочешь побить меня ногами - не стесняйся.
Здесь, вдали от глянцевых улиц, город не жужжал множеством голосов, а тихо-тихо, ровно, почти благоговейно шелестел. Тёмно-синяя ночь дружелюбно поблёскивала глазами уличных фонарей. Высокое небо с тихой торжественностью роняло пушистые перья снега. Падая на землю, они почти сразу же таяли.
Шизуо радовался снегу. Снег был редким, но желанным гостем, долгожданным, самым лучшим, что приносила с собой зима. Ради него можно было терпеть даже холод.
Повезло. Снегопад ночью - совсем не то, что утром или днём. Днём снег кажется серым, а пасмурное небо словно давит на макушку, не в силах удержать тяжёлые снеговые тучи. А ночью снегопад создаёт вокруг сказку, хорошую детскую сказку, где не случается зла.
Эта ночь - особенная, подумал Шизуо. И из дома он выходил с ощущением, что должно случиться что-то. Что-то... необычное.
Необычное случаться не торопилось, и Шизуо пока решил считать необычным событием снегопад. А что? Для Токио - вполне себе необычное событие.
Запрокинув голову, Шизуо медленно шёл по тихой улице, любуясь танцем снежинок в холодном воздухе. Иногда снежные хлопья падали в глаза, и Шизуо жмурился, смаргивая талую воду.
Куда он шёл, его не заботило. Какая разница, где гулять? Лишь бы людей было поменьше, и чтоб снег не прекращался...
Однако у прогулок зимними ночами есть один большой минус - через некоторое время становится холодновато. Перчатки Шизуо благополучно забыл дома, сунув вместо них в карман шапку. Но шапку на нос не натянешь... ладно, хоть уши спасти.
Зябко передёрнув плечами, Шизуо оглянулся, стараясь сориентироваться. И с лёгким удивлением обнаружил, что стоит перед маленькой белой церквушкой.
Церквушку эту он видел и раньше. От Саймона знал, что принадлежала она православной диаспоре. Но дело в том, что обычно по ночам её двери были заперты, а в окнах не горел свет. Сейчас же там явно шла служба.
Шизуо улыбнулся про себя, глядя на золотистый купол. Нет, сегодня поистине чудесная ночь. Как будто мироздание для разнообразия решило сегодня заботиться о нём. Сначала возможность погулять под снегом, теперь, когда он замёрз, открыты двери церкви... Ну и что с того, что Шизуо сам не знает, верит ли он в Бога? Не прогонят же его, подумал Шизуо, потянув на себя тяжёлую деревянную дверь.
Внутри не оказалось ни таинственного полумрака, который так любят описывать, говоря о храмах, ни высокого потолка, напоминающего людям о их ничтожности.
Светлые стены, завешанные иконами, отражали тёплое золотистое сияние свечей и нескольких ламп, висевших на цепях под потолком. Высокая, но не доходящая до потолка перегородка впереди также была сплошь увешана иконами - даже двустворчатые ворота в центре. Людей было немного - человек тридцать-сорок, ещё около десяти стояло на возвышении впереди, левее перегородки, и пели.
Небольшое помещение хранило атмосферу праздника и - Шизуо отчётливо ощущал это - ожидание чуда, почти то же ожидание чуда, с каким он выходил из дома. Здесь каждый стоял с этим ожиданием, с твёрдой верой, что оно обязательно случится, это чудо.
Молящиеся не обратили внимания на тихо вошедшего Шизуо. Вернее, не придали его появлению большого значения. Несколько человек оглянулись, почувствовав раскрывшуюся за спиной дверь, и, увидев Шизуо, спокойно повернулись обратно. Шизуо не почувствовал от них враждебности, а они не ждали опасности от него. «Если ты пришёл - значит, ты с нами, значит, ты понимаешь, почему мы здесь», - молчаливо сказали они ему. И Шизуо прикрыл дверь за собой, пройдя чуть глубже внутрь храма.
- С на-а-ами Бо-о-ог! - грянул хор сильных, красивых голосов.
Спетую строчку подхватили другие партии, словно передавая её друг другу, повторяя её торжественно и радостно, с трепетной искренностью пропевая каждое слово.
- Разумейте, языцы, и покоряйтеся - яко с нами Бог!
Шизуо замер, слушая пение. Он почти не понимал слов, но это было неважно. Сейчас ничто не казалось важным. Всё, что нужно было - просто слушать хор, растворяясь душой в золотистом тепле свечей, в запахе ладана, в звуке чистых голосов...
Он знал - большего от него не требуют. Его не прогонят, не отнимут у него это чувство ожидания чуда. Ему можно быть здесь.
Торжественная и прекрасная перекличка партий утихла, сменясь негромким протяжным аккордом - фоном для соло.
Расслабленно прислонясь спиной к стене, Шизуо слушал хор. Вот громко, уверенно пропел несколько слов баритон, вышедший на соло. Аккорд фона сменил гармонию, а баритон на сольной партии сменился тенором...
...и что-то неуловимо нарушилось в этой идиллии.
Голос оказался знакомым. Шизуо никогда не слышал, чтобы его владелец пел, однако голос он узнал сразу же. Не желая верить своим ушам, Шизуо подался вперёд, стараясь рассмотреть хористов, сгрудившихся вокруг пяти пюпитров с нотами.
Но либо глаза находились в преступном сговоре с ушами, либо зрение и слух всё-таки не лгали. Держа в одной руке нотный лист и прикрывая второй рукой ухо, соло тенора исполнял Орихара Изая.
Вот тебе и «необычное». Вот тебе и забота мироздания.
«Господи, да за что же мне это?! Почему даже здесь я натыкаюсь на него?!», - мысленно возопил Шизуо. Но Спаситель, в кои-то веки упомянутый им не всуе, лишь снисходительно смотрел на него с иконы.
А Шизуо под этим спокойным взглядом медленно осознал, что желания прибить Орихару прямо сейчас... не было. Не возникло. Не хотелось. Дело было даже не в том, что кто-то мог это не одобрить. Просто сегодня всё было не так, как обычно. И Орихара был другим. Извечная мерзкая ухмылочка сменилась спокойной серьёзностью. Уверенностью в правильности того, что он делает. Осознанием ответственности.
Наверное, он тут действительно был нужным человеком.
Он пел. Без ученической старательности, без напряжения, легко и точно беря высокие ноты. Его голос не срывался, не фальшивил, звуча мягко и звонко.
«Да, меня точно не поняли бы, попытайся я его угробить», - подумал Шизуо.
Песнопения сменялись одно за другим.
- Рождество Твое, Христе Боже Наш!
Что-то торжественное и радостное...
- ...Всякое ныне житейское отложим попечение...
Что-то светлое и трогательно печальное...
- ...Исполнь небо и земля Славы Твоея...
- ...Ангели с пастырьми славословят...
И снова - ожидание чуда, тихое торжество и величие...
- Слава в Вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение...
Первое потрясение ушло. Более того - поющий Орихара теперь воспринимался как должное. Он здесь не мешал. Теперь Шизуо лишь изредка поглядывал в сторону хора, наблюдая, как Орихара обменивается знаками с кем-то из партии сопрано, как быстро захлопывает один сборник и успевает достать и раскрыть на нужной странице другой. И - снова поёт, самозабвенно, трепетно вкладывая себя в звук, так, как будто нет ничего важнее этого...
...Служба закончилась. Прихожане тихо расходились, только лишь Шизуо по-прежнему стоял, прислонившись спиной к стенке и наблюдая за хористами. Те, весело переговариваясь, собирались по домам.
- Орихара-сан, вас ждать? - обратилась к Изае девушка в белом платке.
- Нет-нет. - Он с улыбкой помахал рукой. - Я сегодня задержусь, регент просил ноты разобрать.
- Ну ла-а-адно... С праздником! Следующая спевка по расписанию.
- Хорошо. До спевки.
И стайка певчих покинула храм, погрузившийся в пресловутый таинственный полумрак.
Лампы под потолком погасли, до рассвета было ещё далеко, и теперь храм освещался только свечами да маленькими фонариками, прикреплёнными на деревянные пюпитры.
Изая, как и сказал, возился с нотами, раскладывая их по папкам. Он не видел, что Шизуо тихо подошёл и остановился прямо у него за спиной.
- Эй... - негромко окликнул его Шизуо.
Орихара слегка вздрогнул, резко вскинув голову. Медленно положил папку на пюпитр. Обернулся.
И в его глазах Шизуо прочитал собственную мысль.
- Отец Николай меня убьёт... - с безнадёжностью в голосе пробормотал Изая. - Господи, да за что ж мне это?
Шизуо промолчал, уже жалея, что вообще выдал своё присутствие. Изая же, видя, что враг не собирается кидаться подсвечниками, расслабил плечи и снова повернулся к своим папкам.
- Что... - Голос звучал хрипло, Шизуо прокашлялся и начал снова: - Что ты здесь делаешь?
Изая на мгновение замер, как будто бы удивлённо.
- О, так ты не по мою душу?
- Нет. Погреться зашёл, - усмехнулся Шизуо.
- Логично. Не молиться же...
Опять воцарилось молчание.
- Так что ты тут делаешь?
- Я здесь работаю, Шизу-чан. - Орихара запихнул на полку последнюю папку. - Неожиданно?
- А Шинра говорил, ты - атеист.
- Зато пою хорошо.
- Ага, - легко согласился Шизуо.
- Что - ага? - не понял Изая.
- Поёшь хорошо. - Шизуо поймал себя на том, что впервые в жизни улыбается, разговаривая с Изаей. - Мне понравилось.
Орихара помолчал.
- Шапку сними, неандерталец, это церковь, а не «Русские суши».
Шизуо послушно стащил шапку с головы и сунул в карман, ничуть не обидевшись на «неандертальца».
- А почему служба сегодня, да ещё и ночью?
- Рождество Христово, - коротко ответил Изая, идя к вешалке.
- Так две недели назад же было, - недоумённо нахмурился Шизуо.
- Угу. Католическое. А храм - православный. Все праздники - по новому стилю...
- Чего-чего?
- На две недели позже, - терпеливо пояснил Орихара, набрасывая на плечи пальто - удлинённую и утеплённую версию своей куртки, с меховой оторочкой на рукавах, подоле и капюшоне.
- А почему ночью?
- Потому что Рождество Христово происходило ночью... да ты что, даже этого не знаешь?
- Знаю, - уязвлённо откликнулся Шизуо. - Я забыл.
Орихара фыркнул, показывая, что не поверил.
«Бесит он меня, всё-таки».
Изая окинул взглядом подсвечники, стоявшие у стены. Недовольно цокнул языком, шагнул к ближайшему из них. Погасил несколько догоравших свечей, осторожно выковырял их из гнёзд и сложил в ящичек, стоявший под подсвечником. Шизуо наблюдал за ним.
- Никогда бы не подумал, что встречу тебя здесь.
- А ты подумай, - рассеянно посоветовал Изая. - Процесс для тебя, должно быть, непривычный, сложный и даже мучительный, но ты попытайся.
Что-то с тихим стуком упало на пол. Шизуо, тяжело дыша, скосил глаза и увидел сломанную пополам свечку.
«Вот странно, а я и не помню, как взял её», - отрешённо пронеслось в голове.
Изая коротко усмехнулся. Его правая рука скользнула в карман пальто.
Нож. Конечно же, нож.
На душе было мерзко. Не надо было реагировать, не надо было ломать свечу, не стоило подходить к трижды проклятому Изае, нельзя было вообще заходить сюда... Что сейчас начнётся?
Ясное дело - ничего хорошего. Из встреч с Изаей никогда ничего хорошего не выходило. До смешного глупо было надеяться, что место и время смогут что-то изменить.
Но Орихара не метнул нож в Шизуо. Даже не встал в оборонительную стойку. Просто шагнул вперёд, наклонился, подобрал с пола сломанную свечу. Отошёл обратно к подсвечнику, аккуратно перерезал фитилёк, скрепляющий светлые восковые половинки. Лезвие, отразив на мгновение огоньки, вновь исчезло в кармане. А Орихара привычными, уверенными движениями выпрямил согнутые верхушки, выпростал из воска фитильки. Зажёг, укрепил на подсвечнике.
Не было никогда этой сломанной свечи. Видите? На подсвечнике горят две вместо одной. А то, что они вполовину короче, не мешает светить им так же ярко.
Подняв глаза, Изая взглянул на Шизуо сквозь ряд язычков пламени.
- Я не позволю тебе громить этот храм, Шизу-чан.
- Я не буду с тобой драться. - Шизуо разжал кулаки. - Я никогда не прощу тебя, но... я не собираюсь сводить счёты с тобой здесь и сейчас.
Изая молча кивнул - и что-то снова неуловимо изменилось в нём. Шизуо при всём желании не смог бы это объяснить, но сейчас Орихара выглядел так же, как в тот момент, когда пел. Не раздражал. Влился в атмосферу храма, как ещё один звук в гармонию аккорда, разрешая диссонанс.
В храме словно легче стало дышать.
Как будто забыв о присутствии Шизуо, Изая отошёл к большому Распятию, стоявшему в правом углу храма. Остановился перед ним, неотрывно глядя вверх.
Шизуо подошёл и встал рядом. Орихара покосился на него, но не отошёл. Он по-прежнему не раздражал, не вызывал застилающей глаза ненависти. Словно и не был заклятым врагом и самым ненавистным во всём мире человеком. Или... сейчас действительно не был?
- Ты так и не ответил. Как ты оказался здесь? Почему церковный хор?
Орихара долго молчал. Так долго, что Шизуо уже начал сомневаться, был ли вообще услышан вопрос.
- Почему ты спрашиваешь об этом у меня? - наконец медленно выговорил он. - Ты здесь с начала службы?
Шизуо, подумав, кивнул.
- Тогда я не буду ничего объяснять. Словами только всё испорчу.
Он словно разговаривал сам с собой - негромко, не поворачиваясь к собеседнику.
Хорошо, пусть так.
- И всё равно я не понимаю - ты здесь, потому что веришь?
Губы Орихары дрогнули в слабой улыбке.
- Боюсь верить. Хочу верить, может быть... сам знаешь, христианство - такая морока. Оно, конечно, рай, но ведь для праведников.
Его голос звучал сейчас тихо и сипловато - видимо, сел от усталости. Шизуо только сейчас понял, насколько длинной была эта ночная служба.
- Неблагодарное это дело - любовь к людям, Шизу-чан... - Орихара по-прежнему не смотрел на него. - Вот Он их любил, а они Его распяли.
- Сравниваешь себя с Богом?
- Куда уж мне... - рассеянно ответил Изая. - Тут никакие сравнения не уместны, сам подумай - я и самопожертвование?
- Хочешь сказать, ты всегда делаешь только то, что нравится?
- Наверное, - тихо согласился Изая.
- Значит, ты выстоял здесь всю ночь только потому, что тебе нравится петь?
- Шизуо, ты - дуб. Большой, раскидистый дуб. - Изая сердито прокашлялся и наконец-то соизволил повернуться к нему. - А ещё у тебя грязь под ногтями и лапищи обветренные, не лезь ими в мою нежную душу. Ты-то почему выстоял всю службу? И когда это мы с тобой в последний раз спокойно разговаривали?
- Я не знаю. Поэтому у тебя и спрашиваю.
- Об этом, наверное, только Он знает... - Изая вновь взглянул на Распятие. - Поэтому невежливо будет, если я начну строить предположения. Давай просто поблагодарим Его за это.
Шизуо недоверчиво воззрился на собеседника.
- Не пойми меня неправильно, Шизу-чан. Мне по-прежнему нравится злить тебя. Но я очень рад, что мне не пришлось жертвовать собой, защищая этот храм.
- Че-го?!
- Лучший тенор хора в луже крови, рядом валяется погнутый подсвечник... да, отец настоятель не оценил бы.
- По-твоему, я бы стал устраивать погром в храме? - оскорблённо спросил Шизуо.
- По-моему - да, - Изая прямо и серьёзно посмотрел ему в глаза, - Но вот Он рассудил иначе. У тебя сейчас есть отличная возможность свернуть мне шею. Я не убегу. Я слишком устал. Никто ничего не узнает.
- У тебя точно такая же возможность пырнуть меня ножом, - фыркнул Шизуо.
Изая кивнул.
- Именно. Но у нас нет права сейчас всё портить. - Изая вдруг чуть-чуть улыбнулся. - К нам, конечно, не придёт Санта-Клаус, мы слишком плохо себя вели весь год. Но сегодня... Сегодня - на земли мир, в человецех благоволение.
Он подошёл к иконе, стоявшей в центре храма, поклонился ей и неторопливо зашагал к выходу из церкви.
- Эй, Орихара-кун! - негромко окликнул его кто-то.
Шизуо обернулся. К Изае, замершему у выхода, быстро шёл невысокий седой человек в долгополом чёрном одеянии. Шизуо узнал его - он вёл службу.
- Хорошо вы сегодня пели, - улыбаясь, сказал священник Изае. - Вот, возьми. - Он что-то вложил ему в ладонь. - С Рождеством Христовым.
- Спасибо, - слегка растерянно отозвался Изая.
Священник снова улыбнулся. Кивнув Орихаре, он пошёл обратно, уже не торопясь.
Изая вышел из храма, аккуратно прикрыв за собой дверь. Шизуо оглянулся в последний раз на Распятие, подумав, вышел следом.
Орихара никуда не ушёл - топтался под снегопадом на ступеньках храма, как будто ждал.
- А я ошибся, - сообщил он Шизуо. - Санта-Клаус к нам всё-таки пришёл.
Он протянул ему какой-то маленький предмет.
- Что это? - подозрительно спросил Шизуо.
- Просфора. - Изая поднёс к глазам точно такой же предмет во второй руке. - Как раз две...
- Да, мне так намного понятнее, - буркнул Шизуо.
- Ши-зу-чан, включи логику. На что похоже?
Шизуо, поколебавшись, взял предмет.
- На маленький круглый хлебец.
- Правильно.
- И что с ним делают?
- Ты не поверишь - едят. - Изая запихнул в рот свою просфорку.
Шизуо опасливо откусил кусочек от своей.
- А почему Санта-Клаус?
- Мм... игра слов, - с набитым ртом отозвался Изая. - Священника отец Николай зовут. Певчие его иначе как Санта-Клаусом и не называют никогда.
- Вот оно как...
Два заклятых врага стояли на ступеньках храма. Высокое небо с тихой торжественностью роняло лёгкие перья снега. Они почти сразу же таяли на волосах, повисая искристыми шариками.
- А остальные певчие знают, кто ты?
- Не думаю.
- А если узнают? Предадут анафеме?
- Издеваешься? - Изая покосился на собеседника.
- Нет, мне просто интересно, что за люди - эти православные христиане. Если они все такие же, как ты... ааа, чёрт!
С козырька над входом на голову Шизуо шлёпнулось немного подтаявшего снега. Следующую минуту Изая с восторгом наблюдал, как Хэйваджима безуспешно пытается стряхнуть стремительно тающий снег с волос. Шизуо, подняв голову, обнаружил, что Орихара ещё и издаёт какие-то странные звуки.
- В чём дело? - мрачно поинтересовался Шизуо.
Изая, будучи уже не в силах сдерживаться, звонко, искренне рассмеялся.
- Что ты ржёшь?!
- Шизу-чан, спокойно, меня просто Бог только что услышал... нет, не надо меня бить, мы же договаривались!
- И-и-и-за-а-а-я-а-а-а!!!
Не прекращая хохотать, Орихара резво рванул с места, моментально оказавшись у подножия лестницы - как ветром сдуло. Остановился, вскинул руку:
- Бай-би-и-и! - И развернулся, приготовившись дать дёру.
- Секундочку, - сказал Шизуо. - Как, говоришь, зовут этого вашего... регента?
...Через месяц в хоре появился новый баритон. Кто-то из теноров, говорят, активно протестовал, но кто их, теноров, слушает?
А ещё через пару недель в «Русских суши» развернулась активная дискуссия - четверо подростков строили самые невероятные предположения относительно причин установления так называемых «тихих часов Икэбукуро». О том, что субботними вечерами и воскресными утрами шансы не попасть под холодильник резко возрастали, не знал только ленивый.
- Может, небеса наконец-то покарали наших общих знакомых, и теперь по выходным они обездвижены? - предположил Юмасаки.
- Юмаччи, не говори глупостей, - возразила Карисава. - Просто они наконец осознали...
В этот момент девушка боковым зрением заметила чёрный капюшон с меховой оторочкой и сочла за лучшее заткнуться.
- Будем считать, что ты ничего не говорила, - примирительно сказал Кадота.
- Поддерживаю. Знаете, мне надоело уже гадать. Но слышал я где-то одну фразу... прикольная такая, я её даже в свой рассказ вставил - «Слава в вышних Богу и на земле мир, в человеках благоволение», - торжественно произнёс Юмасаки.
- Аминь, - серьёзно согласилась Карисава.
Хотя, конечно, мне тоже кажется, что на этот раз меня конкретно так несло.
В чём дело? Сейчас скажу.
Во-первых, наткнулась Сансет как-то раз на вот такую заявку: "Шизуо/Изая. Изая втайне от всех поет в церковном хоре, случайно пришедший на Рождество Шизуо раскрывает его тайну." С первого исполнения этой заявки Сансет тихо умывалась кровавыми слезами и разбивала лицо фейспалмами, даром что однострочник.
О втором пункте догадаться несложно. Правильно, Сансет решила заделать свою версию. Грамотную, православную, - в самом широком смысле этого слова - ведь Сансет знает матчасть.
Третий пункт. Вот незадача - шесть страниц текста можно назвать "мини" на фикбуке, но вот на однострочник это уже никак не тянуло. Пусть лежит здесь и на дайри. Может, позже выложу на фикбук.
Автор: T. H. Sunset.
Персонажи: как ни странно, Орихара Изая и Хэйваджима Шизуо.
Рейтинг: G
Жанр: джен.
Статус: завершён.
Размещение: ничего не имею против, если фик вместе с моей шапкой. Без моей шапки - имею что-то против.
Дисклаймер: велик и могуч Нарита Рёго. Я всего лишь только поиграла.
Предупреждения: 1) гамма и дельта жаловались на ООСного Изаю. Так что - алярм, кто-то может углядеть ООС. Я не оправдываюсь в содеянном, это автору заявки пусть стыдно будет. 2) Церковь, разумеется, православная. Во-первых, потому что я терпеть не могу тему изайского одиночества на все праздники, во-вторых - потому что я терпеть не могу глянец католического Рождества, в-третьих - потому что католиков к Изае не приплести ну никак, в то время как у человека с СПГС наверняка возникнет подозрение, что знание русского языка у Изаи может быть как-то связано с диаспорой РПЦ. 3) Последнее предупреждение: о-нии-чан, захочешь побить меня ногами - не стесняйся.
Здесь, вдали от глянцевых улиц, город не жужжал множеством голосов, а тихо-тихо, ровно, почти благоговейно шелестел. Тёмно-синяя ночь дружелюбно поблёскивала глазами уличных фонарей. Высокое небо с тихой торжественностью роняло пушистые перья снега. Падая на землю, они почти сразу же таяли.
Шизуо радовался снегу. Снег был редким, но желанным гостем, долгожданным, самым лучшим, что приносила с собой зима. Ради него можно было терпеть даже холод.
Повезло. Снегопад ночью - совсем не то, что утром или днём. Днём снег кажется серым, а пасмурное небо словно давит на макушку, не в силах удержать тяжёлые снеговые тучи. А ночью снегопад создаёт вокруг сказку, хорошую детскую сказку, где не случается зла.
Эта ночь - особенная, подумал Шизуо. И из дома он выходил с ощущением, что должно случиться что-то. Что-то... необычное.
Необычное случаться не торопилось, и Шизуо пока решил считать необычным событием снегопад. А что? Для Токио - вполне себе необычное событие.
Запрокинув голову, Шизуо медленно шёл по тихой улице, любуясь танцем снежинок в холодном воздухе. Иногда снежные хлопья падали в глаза, и Шизуо жмурился, смаргивая талую воду.
Куда он шёл, его не заботило. Какая разница, где гулять? Лишь бы людей было поменьше, и чтоб снег не прекращался...
Однако у прогулок зимними ночами есть один большой минус - через некоторое время становится холодновато. Перчатки Шизуо благополучно забыл дома, сунув вместо них в карман шапку. Но шапку на нос не натянешь... ладно, хоть уши спасти.
Зябко передёрнув плечами, Шизуо оглянулся, стараясь сориентироваться. И с лёгким удивлением обнаружил, что стоит перед маленькой белой церквушкой.
Церквушку эту он видел и раньше. От Саймона знал, что принадлежала она православной диаспоре. Но дело в том, что обычно по ночам её двери были заперты, а в окнах не горел свет. Сейчас же там явно шла служба.
Шизуо улыбнулся про себя, глядя на золотистый купол. Нет, сегодня поистине чудесная ночь. Как будто мироздание для разнообразия решило сегодня заботиться о нём. Сначала возможность погулять под снегом, теперь, когда он замёрз, открыты двери церкви... Ну и что с того, что Шизуо сам не знает, верит ли он в Бога? Не прогонят же его, подумал Шизуо, потянув на себя тяжёлую деревянную дверь.
Внутри не оказалось ни таинственного полумрака, который так любят описывать, говоря о храмах, ни высокого потолка, напоминающего людям о их ничтожности.
Светлые стены, завешанные иконами, отражали тёплое золотистое сияние свечей и нескольких ламп, висевших на цепях под потолком. Высокая, но не доходящая до потолка перегородка впереди также была сплошь увешана иконами - даже двустворчатые ворота в центре. Людей было немного - человек тридцать-сорок, ещё около десяти стояло на возвышении впереди, левее перегородки, и пели.
Небольшое помещение хранило атмосферу праздника и - Шизуо отчётливо ощущал это - ожидание чуда, почти то же ожидание чуда, с каким он выходил из дома. Здесь каждый стоял с этим ожиданием, с твёрдой верой, что оно обязательно случится, это чудо.
Молящиеся не обратили внимания на тихо вошедшего Шизуо. Вернее, не придали его появлению большого значения. Несколько человек оглянулись, почувствовав раскрывшуюся за спиной дверь, и, увидев Шизуо, спокойно повернулись обратно. Шизуо не почувствовал от них враждебности, а они не ждали опасности от него. «Если ты пришёл - значит, ты с нами, значит, ты понимаешь, почему мы здесь», - молчаливо сказали они ему. И Шизуо прикрыл дверь за собой, пройдя чуть глубже внутрь храма.
- С на-а-ами Бо-о-ог! - грянул хор сильных, красивых голосов.
Спетую строчку подхватили другие партии, словно передавая её друг другу, повторяя её торжественно и радостно, с трепетной искренностью пропевая каждое слово.
- Разумейте, языцы, и покоряйтеся - яко с нами Бог!
Шизуо замер, слушая пение. Он почти не понимал слов, но это было неважно. Сейчас ничто не казалось важным. Всё, что нужно было - просто слушать хор, растворяясь душой в золотистом тепле свечей, в запахе ладана, в звуке чистых голосов...
Он знал - большего от него не требуют. Его не прогонят, не отнимут у него это чувство ожидания чуда. Ему можно быть здесь.
Торжественная и прекрасная перекличка партий утихла, сменясь негромким протяжным аккордом - фоном для соло.
Расслабленно прислонясь спиной к стене, Шизуо слушал хор. Вот громко, уверенно пропел несколько слов баритон, вышедший на соло. Аккорд фона сменил гармонию, а баритон на сольной партии сменился тенором...
...и что-то неуловимо нарушилось в этой идиллии.
Голос оказался знакомым. Шизуо никогда не слышал, чтобы его владелец пел, однако голос он узнал сразу же. Не желая верить своим ушам, Шизуо подался вперёд, стараясь рассмотреть хористов, сгрудившихся вокруг пяти пюпитров с нотами.
Но либо глаза находились в преступном сговоре с ушами, либо зрение и слух всё-таки не лгали. Держа в одной руке нотный лист и прикрывая второй рукой ухо, соло тенора исполнял Орихара Изая.
Вот тебе и «необычное». Вот тебе и забота мироздания.
«Господи, да за что же мне это?! Почему даже здесь я натыкаюсь на него?!», - мысленно возопил Шизуо. Но Спаситель, в кои-то веки упомянутый им не всуе, лишь снисходительно смотрел на него с иконы.
А Шизуо под этим спокойным взглядом медленно осознал, что желания прибить Орихару прямо сейчас... не было. Не возникло. Не хотелось. Дело было даже не в том, что кто-то мог это не одобрить. Просто сегодня всё было не так, как обычно. И Орихара был другим. Извечная мерзкая ухмылочка сменилась спокойной серьёзностью. Уверенностью в правильности того, что он делает. Осознанием ответственности.
Наверное, он тут действительно был нужным человеком.
Он пел. Без ученической старательности, без напряжения, легко и точно беря высокие ноты. Его голос не срывался, не фальшивил, звуча мягко и звонко.
«Да, меня точно не поняли бы, попытайся я его угробить», - подумал Шизуо.
Песнопения сменялись одно за другим.
- Рождество Твое, Христе Боже Наш!
Что-то торжественное и радостное...
- ...Всякое ныне житейское отложим попечение...
Что-то светлое и трогательно печальное...
- ...Исполнь небо и земля Славы Твоея...
- ...Ангели с пастырьми славословят...
И снова - ожидание чуда, тихое торжество и величие...
- Слава в Вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение...
Первое потрясение ушло. Более того - поющий Орихара теперь воспринимался как должное. Он здесь не мешал. Теперь Шизуо лишь изредка поглядывал в сторону хора, наблюдая, как Орихара обменивается знаками с кем-то из партии сопрано, как быстро захлопывает один сборник и успевает достать и раскрыть на нужной странице другой. И - снова поёт, самозабвенно, трепетно вкладывая себя в звук, так, как будто нет ничего важнее этого...
...Служба закончилась. Прихожане тихо расходились, только лишь Шизуо по-прежнему стоял, прислонившись спиной к стенке и наблюдая за хористами. Те, весело переговариваясь, собирались по домам.
- Орихара-сан, вас ждать? - обратилась к Изае девушка в белом платке.
- Нет-нет. - Он с улыбкой помахал рукой. - Я сегодня задержусь, регент просил ноты разобрать.
- Ну ла-а-адно... С праздником! Следующая спевка по расписанию.
- Хорошо. До спевки.
И стайка певчих покинула храм, погрузившийся в пресловутый таинственный полумрак.
Лампы под потолком погасли, до рассвета было ещё далеко, и теперь храм освещался только свечами да маленькими фонариками, прикреплёнными на деревянные пюпитры.
Изая, как и сказал, возился с нотами, раскладывая их по папкам. Он не видел, что Шизуо тихо подошёл и остановился прямо у него за спиной.
- Эй... - негромко окликнул его Шизуо.
Орихара слегка вздрогнул, резко вскинув голову. Медленно положил папку на пюпитр. Обернулся.
И в его глазах Шизуо прочитал собственную мысль.
- Отец Николай меня убьёт... - с безнадёжностью в голосе пробормотал Изая. - Господи, да за что ж мне это?
Шизуо промолчал, уже жалея, что вообще выдал своё присутствие. Изая же, видя, что враг не собирается кидаться подсвечниками, расслабил плечи и снова повернулся к своим папкам.
- Что... - Голос звучал хрипло, Шизуо прокашлялся и начал снова: - Что ты здесь делаешь?
Изая на мгновение замер, как будто бы удивлённо.
- О, так ты не по мою душу?
- Нет. Погреться зашёл, - усмехнулся Шизуо.
- Логично. Не молиться же...
Опять воцарилось молчание.
- Так что ты тут делаешь?
- Я здесь работаю, Шизу-чан. - Орихара запихнул на полку последнюю папку. - Неожиданно?
- А Шинра говорил, ты - атеист.
- Зато пою хорошо.
- Ага, - легко согласился Шизуо.
- Что - ага? - не понял Изая.
- Поёшь хорошо. - Шизуо поймал себя на том, что впервые в жизни улыбается, разговаривая с Изаей. - Мне понравилось.
Орихара помолчал.
- Шапку сними, неандерталец, это церковь, а не «Русские суши».
Шизуо послушно стащил шапку с головы и сунул в карман, ничуть не обидевшись на «неандертальца».
- А почему служба сегодня, да ещё и ночью?
- Рождество Христово, - коротко ответил Изая, идя к вешалке.
- Так две недели назад же было, - недоумённо нахмурился Шизуо.
- Угу. Католическое. А храм - православный. Все праздники - по новому стилю...
- Чего-чего?
- На две недели позже, - терпеливо пояснил Орихара, набрасывая на плечи пальто - удлинённую и утеплённую версию своей куртки, с меховой оторочкой на рукавах, подоле и капюшоне.
- А почему ночью?
- Потому что Рождество Христово происходило ночью... да ты что, даже этого не знаешь?
- Знаю, - уязвлённо откликнулся Шизуо. - Я забыл.
Орихара фыркнул, показывая, что не поверил.
«Бесит он меня, всё-таки».
Изая окинул взглядом подсвечники, стоявшие у стены. Недовольно цокнул языком, шагнул к ближайшему из них. Погасил несколько догоравших свечей, осторожно выковырял их из гнёзд и сложил в ящичек, стоявший под подсвечником. Шизуо наблюдал за ним.
- Никогда бы не подумал, что встречу тебя здесь.
- А ты подумай, - рассеянно посоветовал Изая. - Процесс для тебя, должно быть, непривычный, сложный и даже мучительный, но ты попытайся.
Что-то с тихим стуком упало на пол. Шизуо, тяжело дыша, скосил глаза и увидел сломанную пополам свечку.
«Вот странно, а я и не помню, как взял её», - отрешённо пронеслось в голове.
Изая коротко усмехнулся. Его правая рука скользнула в карман пальто.
Нож. Конечно же, нож.
На душе было мерзко. Не надо было реагировать, не надо было ломать свечу, не стоило подходить к трижды проклятому Изае, нельзя было вообще заходить сюда... Что сейчас начнётся?
Ясное дело - ничего хорошего. Из встреч с Изаей никогда ничего хорошего не выходило. До смешного глупо было надеяться, что место и время смогут что-то изменить.
Но Орихара не метнул нож в Шизуо. Даже не встал в оборонительную стойку. Просто шагнул вперёд, наклонился, подобрал с пола сломанную свечу. Отошёл обратно к подсвечнику, аккуратно перерезал фитилёк, скрепляющий светлые восковые половинки. Лезвие, отразив на мгновение огоньки, вновь исчезло в кармане. А Орихара привычными, уверенными движениями выпрямил согнутые верхушки, выпростал из воска фитильки. Зажёг, укрепил на подсвечнике.
Не было никогда этой сломанной свечи. Видите? На подсвечнике горят две вместо одной. А то, что они вполовину короче, не мешает светить им так же ярко.
Подняв глаза, Изая взглянул на Шизуо сквозь ряд язычков пламени.
- Я не позволю тебе громить этот храм, Шизу-чан.
- Я не буду с тобой драться. - Шизуо разжал кулаки. - Я никогда не прощу тебя, но... я не собираюсь сводить счёты с тобой здесь и сейчас.
Изая молча кивнул - и что-то снова неуловимо изменилось в нём. Шизуо при всём желании не смог бы это объяснить, но сейчас Орихара выглядел так же, как в тот момент, когда пел. Не раздражал. Влился в атмосферу храма, как ещё один звук в гармонию аккорда, разрешая диссонанс.
В храме словно легче стало дышать.
Как будто забыв о присутствии Шизуо, Изая отошёл к большому Распятию, стоявшему в правом углу храма. Остановился перед ним, неотрывно глядя вверх.
Шизуо подошёл и встал рядом. Орихара покосился на него, но не отошёл. Он по-прежнему не раздражал, не вызывал застилающей глаза ненависти. Словно и не был заклятым врагом и самым ненавистным во всём мире человеком. Или... сейчас действительно не был?
- Ты так и не ответил. Как ты оказался здесь? Почему церковный хор?
Орихара долго молчал. Так долго, что Шизуо уже начал сомневаться, был ли вообще услышан вопрос.
- Почему ты спрашиваешь об этом у меня? - наконец медленно выговорил он. - Ты здесь с начала службы?
Шизуо, подумав, кивнул.
- Тогда я не буду ничего объяснять. Словами только всё испорчу.
Он словно разговаривал сам с собой - негромко, не поворачиваясь к собеседнику.
Хорошо, пусть так.
- И всё равно я не понимаю - ты здесь, потому что веришь?
Губы Орихары дрогнули в слабой улыбке.
- Боюсь верить. Хочу верить, может быть... сам знаешь, христианство - такая морока. Оно, конечно, рай, но ведь для праведников.
Его голос звучал сейчас тихо и сипловато - видимо, сел от усталости. Шизуо только сейчас понял, насколько длинной была эта ночная служба.
- Неблагодарное это дело - любовь к людям, Шизу-чан... - Орихара по-прежнему не смотрел на него. - Вот Он их любил, а они Его распяли.
- Сравниваешь себя с Богом?
- Куда уж мне... - рассеянно ответил Изая. - Тут никакие сравнения не уместны, сам подумай - я и самопожертвование?
- Хочешь сказать, ты всегда делаешь только то, что нравится?
- Наверное, - тихо согласился Изая.
- Значит, ты выстоял здесь всю ночь только потому, что тебе нравится петь?
- Шизуо, ты - дуб. Большой, раскидистый дуб. - Изая сердито прокашлялся и наконец-то соизволил повернуться к нему. - А ещё у тебя грязь под ногтями и лапищи обветренные, не лезь ими в мою нежную душу. Ты-то почему выстоял всю службу? И когда это мы с тобой в последний раз спокойно разговаривали?
- Я не знаю. Поэтому у тебя и спрашиваю.
- Об этом, наверное, только Он знает... - Изая вновь взглянул на Распятие. - Поэтому невежливо будет, если я начну строить предположения. Давай просто поблагодарим Его за это.
Шизуо недоверчиво воззрился на собеседника.
- Не пойми меня неправильно, Шизу-чан. Мне по-прежнему нравится злить тебя. Но я очень рад, что мне не пришлось жертвовать собой, защищая этот храм.
- Че-го?!
- Лучший тенор хора в луже крови, рядом валяется погнутый подсвечник... да, отец настоятель не оценил бы.
- По-твоему, я бы стал устраивать погром в храме? - оскорблённо спросил Шизуо.
- По-моему - да, - Изая прямо и серьёзно посмотрел ему в глаза, - Но вот Он рассудил иначе. У тебя сейчас есть отличная возможность свернуть мне шею. Я не убегу. Я слишком устал. Никто ничего не узнает.
- У тебя точно такая же возможность пырнуть меня ножом, - фыркнул Шизуо.
Изая кивнул.
- Именно. Но у нас нет права сейчас всё портить. - Изая вдруг чуть-чуть улыбнулся. - К нам, конечно, не придёт Санта-Клаус, мы слишком плохо себя вели весь год. Но сегодня... Сегодня - на земли мир, в человецех благоволение.
Он подошёл к иконе, стоявшей в центре храма, поклонился ей и неторопливо зашагал к выходу из церкви.
- Эй, Орихара-кун! - негромко окликнул его кто-то.
Шизуо обернулся. К Изае, замершему у выхода, быстро шёл невысокий седой человек в долгополом чёрном одеянии. Шизуо узнал его - он вёл службу.
- Хорошо вы сегодня пели, - улыбаясь, сказал священник Изае. - Вот, возьми. - Он что-то вложил ему в ладонь. - С Рождеством Христовым.
- Спасибо, - слегка растерянно отозвался Изая.
Священник снова улыбнулся. Кивнув Орихаре, он пошёл обратно, уже не торопясь.
Изая вышел из храма, аккуратно прикрыв за собой дверь. Шизуо оглянулся в последний раз на Распятие, подумав, вышел следом.
Орихара никуда не ушёл - топтался под снегопадом на ступеньках храма, как будто ждал.
- А я ошибся, - сообщил он Шизуо. - Санта-Клаус к нам всё-таки пришёл.
Он протянул ему какой-то маленький предмет.
- Что это? - подозрительно спросил Шизуо.
- Просфора. - Изая поднёс к глазам точно такой же предмет во второй руке. - Как раз две...
- Да, мне так намного понятнее, - буркнул Шизуо.
- Ши-зу-чан, включи логику. На что похоже?
Шизуо, поколебавшись, взял предмет.
- На маленький круглый хлебец.
- Правильно.
- И что с ним делают?
- Ты не поверишь - едят. - Изая запихнул в рот свою просфорку.
Шизуо опасливо откусил кусочек от своей.
- А почему Санта-Клаус?
- Мм... игра слов, - с набитым ртом отозвался Изая. - Священника отец Николай зовут. Певчие его иначе как Санта-Клаусом и не называют никогда.
- Вот оно как...
Два заклятых врага стояли на ступеньках храма. Высокое небо с тихой торжественностью роняло лёгкие перья снега. Они почти сразу же таяли на волосах, повисая искристыми шариками.
- А остальные певчие знают, кто ты?
- Не думаю.
- А если узнают? Предадут анафеме?
- Издеваешься? - Изая покосился на собеседника.
- Нет, мне просто интересно, что за люди - эти православные христиане. Если они все такие же, как ты... ааа, чёрт!
С козырька над входом на голову Шизуо шлёпнулось немного подтаявшего снега. Следующую минуту Изая с восторгом наблюдал, как Хэйваджима безуспешно пытается стряхнуть стремительно тающий снег с волос. Шизуо, подняв голову, обнаружил, что Орихара ещё и издаёт какие-то странные звуки.
- В чём дело? - мрачно поинтересовался Шизуо.
Изая, будучи уже не в силах сдерживаться, звонко, искренне рассмеялся.
- Что ты ржёшь?!
- Шизу-чан, спокойно, меня просто Бог только что услышал... нет, не надо меня бить, мы же договаривались!
- И-и-и-за-а-а-я-а-а-а!!!
Не прекращая хохотать, Орихара резво рванул с места, моментально оказавшись у подножия лестницы - как ветром сдуло. Остановился, вскинул руку:
- Бай-би-и-и! - И развернулся, приготовившись дать дёру.
- Секундочку, - сказал Шизуо. - Как, говоришь, зовут этого вашего... регента?
...Через месяц в хоре появился новый баритон. Кто-то из теноров, говорят, активно протестовал, но кто их, теноров, слушает?
А ещё через пару недель в «Русских суши» развернулась активная дискуссия - четверо подростков строили самые невероятные предположения относительно причин установления так называемых «тихих часов Икэбукуро». О том, что субботними вечерами и воскресными утрами шансы не попасть под холодильник резко возрастали, не знал только ленивый.
- Может, небеса наконец-то покарали наших общих знакомых, и теперь по выходным они обездвижены? - предположил Юмасаки.
- Юмаччи, не говори глупостей, - возразила Карисава. - Просто они наконец осознали...
В этот момент девушка боковым зрением заметила чёрный капюшон с меховой оторочкой и сочла за лучшее заткнуться.
- Будем считать, что ты ничего не говорила, - примирительно сказал Кадота.
- Поддерживаю. Знаете, мне надоело уже гадать. Но слышал я где-то одну фразу... прикольная такая, я её даже в свой рассказ вставил - «Слава в вышних Богу и на земле мир, в человеках благоволение», - торжественно произнёс Юмасаки.
- Аминь, - серьёзно согласилась Карисава.