....не стрелял...
Несколько дней назад охотничья свора из четырёхсот копов из трёх стран завершила свою облаву.
Охотник с собакой обнаружил труп бельгийского солдата. Ветерана нескольких конфликтов. Который несколько недель служил пугалом для ищеек трёх стран. После того, как, оставив записку с угрозами для политических проституток-эпидемиологов Бельгии, исчез в неизвестном направлении в заповедных бывших королевских лесах. Прихватив целый арсенал из оружейки, к которой имел доступ, несмотря на то, что стоял под наблюдением копов, как человек с яркими правыми взглядами.
Что там произошло в голове солдата одному Одину известно. Он застрелился. Как пишут, почти сразу же, как исчез в лесу. Войну с ветряными мельницами старый служака вести не стал. Стрелять в женщин и детей - тоже.
Солдат вышел из оцепленной зоны, но исчезать не стал. Он устал. Скорее всего, устал.
Ему припишут и уже приписали депрессию и военный синдром, который более служит обществу оправданием за лицемерное отношение к тем, кто вернулся. За вездесущее актёрство. Ибо военный синдром - он же вьетнамский, он же афганский - не лечится, если его лечить, но проходит, если человека понять и принять таким,как есть. Без попытки "перевоспитать".
Солдат себя перевоспитал. Он не пошёл войной против женщин и детей. Не стал рвать машины. Хотя, каждому шофёру известно - это преподаётся на курсах - что если аккуратно сделать, то от городка не останется камня на камне. А сам скроешься в хаосе. Но, он не стал это делать. Обвинять его в терроризме глупо и мерзко. Он не убивал без войны. А на войне -... он сам за всё ответил. сам оказался строгим судьёй.
А понагнали-то "брони", спецов, агентов, вывезли тех в укромные места, кому солдат угрожал. А он не стал. Остыл. И нужен-то был солдату друг, да бутылка коньяка. Хорошего. Французского. Но, не было. Ни того, ни другого. А был психолог-идиот, копы, которые повесили клеймо "правого" и длинная казарма. На всю жизнь.
Охотник с собакой обнаружил труп бельгийского солдата. Ветерана нескольких конфликтов. Который несколько недель служил пугалом для ищеек трёх стран. После того, как, оставив записку с угрозами для политических проституток-эпидемиологов Бельгии, исчез в неизвестном направлении в заповедных бывших королевских лесах. Прихватив целый арсенал из оружейки, к которой имел доступ, несмотря на то, что стоял под наблюдением копов, как человек с яркими правыми взглядами.
Что там произошло в голове солдата одному Одину известно. Он застрелился. Как пишут, почти сразу же, как исчез в лесу. Войну с ветряными мельницами старый служака вести не стал. Стрелять в женщин и детей - тоже.
Солдат вышел из оцепленной зоны, но исчезать не стал. Он устал. Скорее всего, устал.
Ему припишут и уже приписали депрессию и военный синдром, который более служит обществу оправданием за лицемерное отношение к тем, кто вернулся. За вездесущее актёрство. Ибо военный синдром - он же вьетнамский, он же афганский - не лечится, если его лечить, но проходит, если человека понять и принять таким,как есть. Без попытки "перевоспитать".
Солдат себя перевоспитал. Он не пошёл войной против женщин и детей. Не стал рвать машины. Хотя, каждому шофёру известно - это преподаётся на курсах - что если аккуратно сделать, то от городка не останется камня на камне. А сам скроешься в хаосе. Но, он не стал это делать. Обвинять его в терроризме глупо и мерзко. Он не убивал без войны. А на войне -... он сам за всё ответил. сам оказался строгим судьёй.
А понагнали-то "брони", спецов, агентов, вывезли тех в укромные места, кому солдат угрожал. А он не стал. Остыл. И нужен-то был солдату друг, да бутылка коньяка. Хорошего. Французского. Но, не было. Ни того, ни другого. А был психолог-идиот, копы, которые повесили клеймо "правого" и длинная казарма. На всю жизнь.