Та-ра-ра-бумбия, сижу на тумбе я
Та-ра-ра-бумбия,
Сижу на тумбе я,
И горько плачу я,
Что мало значу я.
Сижу невесел я
И ножки свесил я.
Та-ра-ра-бумбия,
Сижу на тумбе я...
Эта нелепая песенка уже может считаться классикой: "Та-ра-ра-бумбия" рефреном проходит в чеховских "Трех сестрах" и "Володе большом и Володе маленьком", поминается другими авторами и удостоилась статьи в Википедии. В Вики, правда, речь идет о заграничном оригинале - фривольной шансонетке под названием "Ta-ra-ra-Boom-der-ay!", но и отечественный вариант не остался без внимания исследователей (тут и там).
A silly song I heard today.
The melody was bright and gay,
Clever little catchy tune,
I could sing it night or noon.
Tah Rah Rah Boom-di-ay !
Истоки "Тарарабумбии" темны и малопочтенны. Более или менее задокументированная ее история берет начало в Сент-Луисе, где в конце XIX века царила Сара Коннорс, более известная под именем Бейб.
Бейб Коннорс была дочерью плантатора и чернокожей рабыни. После отмены рабства она получила свободу, но шансов распорядится ей у юной мулатки было немного. Бейб выжала из них всё. В 16 лет она была рядовой проституткой в Сент-Луисе, а в 35 уже сама открыла роскошный бордель. Это было элегантное трехэтажное здание, белоснежное снаружи и богато декорированное изнутри. Пол гостиной представлял собой гигантское зеркало, что неизменно занимало посетителей, ибо одетые в длинные платья "девочки" мадам Коннорс не утруждали себя нижним бельем.
Но "За́мок", как назвала его владелица, был не каким-то там притоном, это был своего рода ночной клуб, предлагавший посетителям обширную развлекательную программу, возможно, лучшую в Сент-Луисе. Бэйб, в элегантном платье, с ног до головы увешанная бриллиантами, была воплощенным достоинством и шиком. Полной противоположностью ей казалась звезда представлений в "Замке", Мама Лу. Летиция Лула Агата Фонтейн, уроженка Доминиканы, была низенькой, толстой и очень черной. Она всегда одевалась как классическая чернокожая прислуга: в ситцевое платье с полосатым фартуком и косынкой на голове. Мама Лу яростно пикировалась с публикой и - пела. Пела непристойные, но чрезвычайно популярные песни. Часть посетителей приходила в заведение Бейб только ради музыкальных представлений. Рассказывают, что Игнаций Падеревский, давший концерт в Сент-Луисе, на который собралась скудная горстка слушателей, в гневе поинтересовался, имеется ли в этом занюханном городишке что-либо, достойное внимания. Его отвели в "Замок", где Падеревский в компании Мамы Лу промузицировал остаток вечера.
История умалчивает, за каким именно досугом заглянул в "Замок" композитор и импрессарио Генри Сейерс, но вынес он оттуда одну из песен Мамы Лу - "Тарарабумбию". Как она возникла в репертуаре Мамы Лу - неизвестно, есть предположение, что в основу мелодии лег немецкий церковный гимн, на который наложили скабрезные куплеты. Приведя текст к более цензурному варианту, Сейерс использовал песенку в качестве вставного номера в водевиле "Приличное общество".
Большого успеха номер не имел, и Сейерс без особых сожалений продал его британскому антрепренеру. Британский вариант шансонетки прозвучал в 1891 году на сцене лондонского мюзик-холла из уст Лотти Коллинз, навсегда ставшей после этого представления "Мисс Та-ра-ра-бум-бия".
Before my song I do conclude
I want it strictly understood
Though fond of fun, I'm never rude
Though not too bad I'm not too good.
"Я то, что надо!" - пела Лотти, дерзко пританцовывая в припеве и высоко вскидывая ногу на "бум". В пене нижних юбок мелькали подвязки. Успех был оглушительным. Публика ломилась на представления, Лотти умело подогревала ажиотаж, время от времени выходя на сцену без панталон, мальчишки распевали:
Lottie Collins lost her drawers.
Won't you kindly lend her yours?
("Лотти Коллинз потеряла штанишки. Не хочешь ли одолжить ей свои?"),
и вся Англия скандировала навязчивый припев - спустя месяц "Та-ра-ра-бум-бия" неслась из каждой шарманки.
Современная стилизация дает жалкое, отдаленнейшее представление о той подлинной одуряющей "Та-ра-ра-бум-бии"
А вот как описывал подобное представление Киплинг:
Певичка из рассказа "Как голосованием признали Землю плоской" носит другое имя и распевает условные "Дрыгли", но в достоверности описания сомневаться не приходится: на следующей странице триумфальное шествие шлягера по Британским островам сопровождается фразой: "Песня изводила и терзала до умопомрачения своими неотразимыми раскатами "та-ра-ра-бам-ди-эй""
Киплинг познакомился с мюзик-холлом в конце 1890-х, когда Лотти еще продолжала выступать, а ее победный клич не только не забылся, но и приобрел международную популярность.
Менее чем через год после лондонской премьеры "Та-ра-ра-бум-бия" уже гремела в парижских варьете, а трюки с юбками приобрели французскую изощренность. Вскоре прилипчивая шансонетка добралась и до наших весей и тут неожиданно утратила бойкость и приобрела меланхолические нотки: "Сижу невесел я и ножки свесил я".
Чебутыкин (в глубине сцены садится на скамью). Утомился...
(Вынимает из кармана газету.) Пусть поплачут...
(Тихо напевает.) Та-ра-ра-бумбия... сижу на тумбе я... Не все ли равно! ("Три сестры")
Впрочем, маршевый ритм немедленно возвращал "Та-ра-ра-бумбии" экстатическую мощь:
(Л.Н.Белькович "Письма из Сибири", Военный сборник, 1915, № 2, предоставил Максим Куделя)
"Та-ра-ра-бумбия" оказалась удивительно живучей и заразной. На своей исторической родине она со временем трансформировалась в грубоватый детский стишок, похожий на наши "черные частушки":
Tah-rah-rah-boom-si-ay
We have no school today,
Our teacher passed away.
We shot her yesterday,
We threw her in the bay,
She scared the sharks away.
Tah-rah-rah-boom-si-ay
We have no school today.
Тарарабумбия,
Уроков нет, друзья, -
Убьем учителя
И в море выкинем.
У нас полузабытый поэт Борис Садовской написал в 1916 году с грустной насмешкой:
Тарарабумбия,
Сижу на тумбе я,
Домой не двинусь я -
Там теща ждет меня.
Боюсь изгнания,
Волосодрания.
Такая участь суждена,
Когда ученая жена!
Тарарабумбия,
Здесь не Колумбия:
Здесь наши гласные
Во всем согласные.
Дела доходные,
Водопроводные.
Все нам полиция решит,
Покуда Дума крепко спит.
Спустя несколько лет обэриут Александр Введенский добавил сидению на тумбе новые оттенки:
Та-ра-ра-бумбия
Сижу на тумбе я.
Простерты руки
К скучной скуке.
Рука простёртая
Ласкает звёздочки,
А солнце мёртвое
Лежит на жёрдочке.
У неё узкая талия
А в руках белое полотенце;
Мои глаза в Австралии
Темнее тамошних туземцев.
Та-ра-ра-бумбия
Сижу на тумбе я.
Последний раз "Тарарабумбия" громко напомнила о себе в 1931 году в первой звуковой советской фильме "Путевка в жизнь". От оригинальной шансонетки там остался лишь с трудом узнаваемый припев да еще, пожалуй, нагловатая шутливость.
"Они распевали <...>": во-первых, потому что им самим хотелось, а во-вторых - такова эта чудовищная песня, - потому что они не могли остановиться. Ни в коем случае не могли остановиться."
Сижу на тумбе я,
И горько плачу я,
Что мало значу я.
Сижу невесел я
И ножки свесил я.
Та-ра-ра-бумбия,
Сижу на тумбе я...
Эта нелепая песенка уже может считаться классикой: "Та-ра-ра-бумбия" рефреном проходит в чеховских "Трех сестрах" и "Володе большом и Володе маленьком", поминается другими авторами и удостоилась статьи в Википедии. В Вики, правда, речь идет о заграничном оригинале - фривольной шансонетке под названием "Ta-ra-ra-Boom-der-ay!", но и отечественный вариант не остался без внимания исследователей (тут и там).
A silly song I heard today.
The melody was bright and gay,
Clever little catchy tune,
I could sing it night or noon.
Tah Rah Rah Boom-di-ay !
Истоки "Тарарабумбии" темны и малопочтенны. Более или менее задокументированная ее история берет начало в Сент-Луисе, где в конце XIX века царила Сара Коннорс, более известная под именем Бейб.
Бейб Коннорс была дочерью плантатора и чернокожей рабыни. После отмены рабства она получила свободу, но шансов распорядится ей у юной мулатки было немного. Бейб выжала из них всё. В 16 лет она была рядовой проституткой в Сент-Луисе, а в 35 уже сама открыла роскошный бордель. Это было элегантное трехэтажное здание, белоснежное снаружи и богато декорированное изнутри. Пол гостиной представлял собой гигантское зеркало, что неизменно занимало посетителей, ибо одетые в длинные платья "девочки" мадам Коннорс не утруждали себя нижним бельем.
Но "За́мок", как назвала его владелица, был не каким-то там притоном, это был своего рода ночной клуб, предлагавший посетителям обширную развлекательную программу, возможно, лучшую в Сент-Луисе. Бэйб, в элегантном платье, с ног до головы увешанная бриллиантами, была воплощенным достоинством и шиком. Полной противоположностью ей казалась звезда представлений в "Замке", Мама Лу. Летиция Лула Агата Фонтейн, уроженка Доминиканы, была низенькой, толстой и очень черной. Она всегда одевалась как классическая чернокожая прислуга: в ситцевое платье с полосатым фартуком и косынкой на голове. Мама Лу яростно пикировалась с публикой и - пела. Пела непристойные, но чрезвычайно популярные песни. Часть посетителей приходила в заведение Бейб только ради музыкальных представлений. Рассказывают, что Игнаций Падеревский, давший концерт в Сент-Луисе, на который собралась скудная горстка слушателей, в гневе поинтересовался, имеется ли в этом занюханном городишке что-либо, достойное внимания. Его отвели в "Замок", где Падеревский в компании Мамы Лу промузицировал остаток вечера.
История умалчивает, за каким именно досугом заглянул в "Замок" композитор и импрессарио Генри Сейерс, но вынес он оттуда одну из песен Мамы Лу - "Тарарабумбию". Как она возникла в репертуаре Мамы Лу - неизвестно, есть предположение, что в основу мелодии лег немецкий церковный гимн, на который наложили скабрезные куплеты. Приведя текст к более цензурному варианту, Сейерс использовал песенку в качестве вставного номера в водевиле "Приличное общество".
Большого успеха номер не имел, и Сейерс без особых сожалений продал его британскому антрепренеру. Британский вариант шансонетки прозвучал в 1891 году на сцене лондонского мюзик-холла из уст Лотти Коллинз, навсегда ставшей после этого представления "Мисс Та-ра-ра-бум-бия".
Before my song I do conclude
I want it strictly understood
Though fond of fun, I'm never rude
Though not too bad I'm not too good.
"Я то, что надо!" - пела Лотти, дерзко пританцовывая в припеве и высоко вскидывая ногу на "бум". В пене нижних юбок мелькали подвязки. Успех был оглушительным. Публика ломилась на представления, Лотти умело подогревала ажиотаж, время от времени выходя на сцену без панталон, мальчишки распевали:
Lottie Collins lost her drawers.
Won't you kindly lend her yours?
("Лотти Коллинз потеряла штанишки. Не хочешь ли одолжить ей свои?"),
и вся Англия скандировала навязчивый припев - спустя месяц "Та-ра-ра-бум-бия" неслась из каждой шарманки.
Современная стилизация дает жалкое, отдаленнейшее представление о той подлинной одуряющей "Та-ра-ра-бум-бии"
Click to viewА вот как описывал подобное представление Киплинг:
Певичка из рассказа "Как голосованием признали Землю плоской" носит другое имя и распевает условные "Дрыгли", но в достоверности описания сомневаться не приходится: на следующей странице триумфальное шествие шлягера по Британским островам сопровождается фразой: "Песня изводила и терзала до умопомрачения своими неотразимыми раскатами "та-ра-ра-бам-ди-эй""
Киплинг познакомился с мюзик-холлом в конце 1890-х, когда Лотти еще продолжала выступать, а ее победный клич не только не забылся, но и приобрел международную популярность.
Менее чем через год после лондонской премьеры "Та-ра-ра-бум-бия" уже гремела в парижских варьете, а трюки с юбками приобрели французскую изощренность. Вскоре прилипчивая шансонетка добралась и до наших весей и тут неожиданно утратила бойкость и приобрела меланхолические нотки: "Сижу невесел я и ножки свесил я".
Чебутыкин (в глубине сцены садится на скамью). Утомился...
(Вынимает из кармана газету.) Пусть поплачут...
(Тихо напевает.) Та-ра-ра-бумбия... сижу на тумбе я... Не все ли равно! ("Три сестры")
Впрочем, маршевый ритм немедленно возвращал "Та-ра-ра-бумбии" экстатическую мощь:
(Л.Н.Белькович "Письма из Сибири", Военный сборник, 1915, № 2, предоставил Максим Куделя)
"Та-ра-ра-бумбия" оказалась удивительно живучей и заразной. На своей исторической родине она со временем трансформировалась в грубоватый детский стишок, похожий на наши "черные частушки":
Tah-rah-rah-boom-si-ay
We have no school today,
Our teacher passed away.
We shot her yesterday,
We threw her in the bay,
She scared the sharks away.
Tah-rah-rah-boom-si-ay
We have no school today.
Тарарабумбия,
Уроков нет, друзья, -
Убьем учителя
И в море выкинем.
У нас полузабытый поэт Борис Садовской написал в 1916 году с грустной насмешкой:
Тарарабумбия,
Сижу на тумбе я,
Домой не двинусь я -
Там теща ждет меня.
Боюсь изгнания,
Волосодрания.
Такая участь суждена,
Когда ученая жена!
Тарарабумбия,
Здесь не Колумбия:
Здесь наши гласные
Во всем согласные.
Дела доходные,
Водопроводные.
Все нам полиция решит,
Покуда Дума крепко спит.
Спустя несколько лет обэриут Александр Введенский добавил сидению на тумбе новые оттенки:
Та-ра-ра-бумбия
Сижу на тумбе я.
Простерты руки
К скучной скуке.
Рука простёртая
Ласкает звёздочки,
А солнце мёртвое
Лежит на жёрдочке.
У неё узкая талия
А в руках белое полотенце;
Мои глаза в Австралии
Темнее тамошних туземцев.
Та-ра-ра-бумбия
Сижу на тумбе я.
Последний раз "Тарарабумбия" громко напомнила о себе в 1931 году в первой звуковой советской фильме "Путевка в жизнь". От оригинальной шансонетки там остался лишь с трудом узнаваемый припев да еще, пожалуй, нагловатая шутливость.
"Они распевали <...>": во-первых, потому что им самим хотелось, а во-вторых - такова эта чудовищная песня, - потому что они не могли остановиться. Ни в коем случае не могли остановиться."