Корд Небесный
Лучше всего сюда приезжать рано утром. Покатые холмы расступаются, и взгляд замирает на облаках, из которых вырастает ломкий причудливый контур. Тир-на-Ногт, облачный город ирландских сказок. Дорожный указатель вежливо поправляет: нет, это Корд-сюр-Сьель. Корд Небесный.
На заре жизни Корд-сюр-Сьель носил имя Корд-ла-Монтань - "Кордова на круче". Когда-то в в графстве Тулузском существовала своеобразная мода - давать названия новым поселениям по городам Испании. Там есть своя маленькая "Валенсия", "Памплона", "Гранада". И "Кордова".
В городке Корд, обосновавшемся на крутом холме посреди долины, занимались выделкой кож, гордо сравнивая свою продукцию со знаменитой кордовской кожей. В ту пору никому не пришли бы в голову поэтические сравнения с небесной благодатью - вонь кожевенных чанов валила с ног. Ноги подкашивались и по другой причине: узкая дорога взбиралась по стометровому откосу к укрепленным стенам Корда под безжалостным углом - незваным гостям здесь были не рады.
Естествественная и искуственная фортификация помогла жителям Корда относительно благополучно пережить Альбигойские войны, опустошившие в XIII-XIV веках здешние земли. Корд был городом катаров, разумеется, - Альби от него в получасе езды. Неприступная твердыня дала убежище последователям катарской ереси и прочим жителям долины, бежавшим от знаменитого вердикта сторонников официальной церкви: "Убивайте всех. Бог своих узнает."
С высоты своего насеста кордцы даже позволяли себе мятежные выпады: говорят, явившихся с инспекцией папских инквизиторов бросили в колодец. Колодец этот стоит на самой вершине кордского утеса, на рыночной площади. Напротив располагается главное и самое загадочное наследие катаров Корда - Дом Ловчего, Дом Конюшего и Дом Сокольничьего. Средневековые особняки, принадлежавшие влиятельным кордским семьям, получили свои названия благодаря причудливым барельефам, украшающим их фасады.
В отличие от типичных для готики водостоков-горгулий, скульптуры на фасадах Корда никакого утилитарного назначения не имеют и служат лишь отражением мрачноватой фантазии их создателя. Они невелики и расположены довольно высоко, что затрудняет обзор. Гротескные химеры соседствуют с вполне реалистичными изображениями: лев с козлиной головой, сидящая по-собачьи лошадь, волынщик, дракон, женщина, укрывающая собой двоих детей, и женщина, надкусывающая яблоко, непристойные фигуры и искаженныe в вопле лица...
В сущности, подобные элементы средневекового декора достаточно характерны, если не для готики, то для романского стиля. Но о фасадах Корда бытует мнение, что они хранят зашифрованную проповедь катаризма. Наиболее отчетливый сюжет прослеживается на фасаде Дома Ловчего.
Всадник взялся за копье, чтобы метнуть его в вепря, выгнанного охотничьим псом из леса. Охотник натянул лук, целясь в оленя, преследуемого другим псом. Загонщик трубит в рожок, пес за ним спокойно ждет. Заяц, спасающийся от четвертого пса, почти достиг леса.
Ниже, на капители, псовой охоте вторит бешеная верховая погоня:
Над охотничьими сценами - объятые ужасом людские фигуры. И рядом - сокол терзает пойманного зайчонка, полузверь-получеловек тянет меч из ножен.
Предположительно, сцены охоты, украшающие фасад дома и давшие название особняку, в иносказательной форме повествуют о трагической судьбе тех, кто, в укор сребролюбивому папскому престолу, пытался следовать чистоте и идеалам апостольских заповедей. Косвенно это подтверждается нетипичностью охотничьего сюжета для последователей катаризма: убийство, в том числе убийство животных, считалось у катаров тяжким грехом.
Дом Ловчего некогда принадлежал семье Рабастен, не скрывавшей приверженности катарской вере. Особняк был возведен в первой трети XIV века, почти сто лет спустя после падения Монсегюра, последнего оплота катаров. К моменту постройки особняка с катаризмом было покончено, а инквизиция, переданная в руки доминиканцев, "псов господних", последовательно подавляла проявления инакомыслия, преимущественно путем сожжения. "Берегитесь псов, берегитесь злых делателей..."
Вероятно, выжившие молча хранили память о преследовании и расправах над безвинными, сделав фасады Корда своеобразным мартирологом Добрых Людей Лангедока, ибо сказано: "Камни из стен возопиют и перекладины из дерева будут отвечать им."
Более радикальное (и более вольное) толкование предполагает в кордских барельефах не только метафору гонений и мученичества, но и символическую проповедь катаризма, его торжество над римской церковью.
Олень, центральная фигура композиции, в христианской традиции олицетворяет благочестие и чистоту, это символ души, которая жаждет Бога. Преследующий его пес изнемог в бесплодной погоне, вывалив от усталости язык. "Господь Бог - сила моя: Он сделает ноги мои как у оленя и на высоты мои возведет меня".
В то же время четыре охотничьих пса, а их именно четыре на фасаде Дома Ловчего, иногда символизируют четыре добродетели: милосердие, справедливость, миролюбие, истину. "Милость и истина встретились, правда и мир облобызались: истина из земли взошла, и правда с неба склонилась."
Два дерева традиционно означают усыпанное яблоками древо познания добра и зла и древо жизни, стоявшие рядом в эдемском саду. Но также, в вероучении катаров, - отсылка к притче из Евангелия от Матфея о дурных и хороших деревьях, которые познаются по их плодам, иллюстрирующая истинную приверженность евангельским идеалам, утраченную в католической религиозной практике.
Свинья в левой части - символ ненасытности и сладострастия, а также лени, - изгоняется бдительной добродетелью из райских кущ.
Человек с рожком держит в другой руке жезл, атрибут катарских проповедников, "совершенных". Он трубит, созывая к себе паству. Лицом он обращен к фигурке орла, символу евангелиста Иоанна. Евангелие от Иоанна особенно почиталось у катаров, а первые строки его были обязательной частью катарского обряда крещения.
Скорчившийся под ногами "совершенного" похотливый уродец - символ отрицания всего плотского, характерный для катаризма обет целомудрия и строгой аскезы. Заяц за спиной трубача, бегущий вправо, символизирует победу над вожделением. А также - стремление к познанию истины, плоды которой изобильны на ветвях древа, ограждаемого катарской проповедью. "Тогда скажет Царь тем, которые о правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное нам от создания мира". Древо же по левую руку, за спиной охотника, бесплодно.
Фигура всадника с копьем пространственно отстоит от сцены охоты.
Дом Ловчего выходит фасадом на портал собора Св.Михаила - собора официальной Римской церкви, - возведенного примерно в то же время. Разглядеть барельефы можно только с крошечной площади перед собором. Здания, обрамляющие площадь, образуют нечто вроде рамы для сцены охоты, но загораживают вид на всадника. Копье в его руках, с одной стороны, может символизировать один из инструментов страстей Господних. С другой - это атрибут архангела Михаила, вождя воинства Господня.
Всадник на Доме Ловчего, невидимый от порога неправедного, опустил копье и застыл в спокойном ожидании тех, кто отвратился от зла.
"Отче Святый, Боже правый добрых духом, Ты, который никогда не лгал, не обманывал, не сомневался и не ошибался. Из страха смерти, которая всех нас ожидает, мы просим Тебя, не дай нам умереть в мире чужом Богу, ибо мы не от мира, и мир не для нас, но дай нам узнать то, что Ты знаешь, и полюбить то, что Ты любишь…"
Корд, относительно бескровно переживший альбигойские войны, все же недолго оставался богоспасаемым градом. Последовавшие одна за другой эпидемии чумы, а также Столетняя война между Францией и Англией и война с гугенотами, ввергли Корд в изрядное опустошение. Красильщики, ткачи и торговцы Корда упорно восстанавливали благосостояние городка, но к середине XX века Корд-ла-Монтань все же превратился в депрессивное захолустье, где время, казалось, застыло. Как ни странно, но именно это оказалась для него спасительным. В 1940 художник Ив Брайер, пораженный отрешенной красотой старинного городка, уговорил своих друзей обосноваться в Корде. Маленькая община художников, скульпторов и писателей довольно быстро разрослась, тесно заполнив улочки Корда своими мастерскими. Тогда же родилось нынешнее поэтическое название - Корд Небесный, официально закрепленное за Кордом в 1993 году.
Утром и вечером туман, поднимающийся из долины, творит из старых стен призрачную фата-моргану, недостижимый и прекрасный город золотой под небом голубым.
На заре жизни Корд-сюр-Сьель носил имя Корд-ла-Монтань - "Кордова на круче". Когда-то в в графстве Тулузском существовала своеобразная мода - давать названия новым поселениям по городам Испании. Там есть своя маленькая "Валенсия", "Памплона", "Гранада". И "Кордова".
В городке Корд, обосновавшемся на крутом холме посреди долины, занимались выделкой кож, гордо сравнивая свою продукцию со знаменитой кордовской кожей. В ту пору никому не пришли бы в голову поэтические сравнения с небесной благодатью - вонь кожевенных чанов валила с ног. Ноги подкашивались и по другой причине: узкая дорога взбиралась по стометровому откосу к укрепленным стенам Корда под безжалостным углом - незваным гостям здесь были не рады.
Естествественная и искуственная фортификация помогла жителям Корда относительно благополучно пережить Альбигойские войны, опустошившие в XIII-XIV веках здешние земли. Корд был городом катаров, разумеется, - Альби от него в получасе езды. Неприступная твердыня дала убежище последователям катарской ереси и прочим жителям долины, бежавшим от знаменитого вердикта сторонников официальной церкви: "Убивайте всех. Бог своих узнает."
С высоты своего насеста кордцы даже позволяли себе мятежные выпады: говорят, явившихся с инспекцией папских инквизиторов бросили в колодец. Колодец этот стоит на самой вершине кордского утеса, на рыночной площади. Напротив располагается главное и самое загадочное наследие катаров Корда - Дом Ловчего, Дом Конюшего и Дом Сокольничьего. Средневековые особняки, принадлежавшие влиятельным кордским семьям, получили свои названия благодаря причудливым барельефам, украшающим их фасады.
В отличие от типичных для готики водостоков-горгулий, скульптуры на фасадах Корда никакого утилитарного назначения не имеют и служат лишь отражением мрачноватой фантазии их создателя. Они невелики и расположены довольно высоко, что затрудняет обзор. Гротескные химеры соседствуют с вполне реалистичными изображениями: лев с козлиной головой, сидящая по-собачьи лошадь, волынщик, дракон, женщина, укрывающая собой двоих детей, и женщина, надкусывающая яблоко, непристойные фигуры и искаженныe в вопле лица...
В сущности, подобные элементы средневекового декора достаточно характерны, если не для готики, то для романского стиля. Но о фасадах Корда бытует мнение, что они хранят зашифрованную проповедь катаризма. Наиболее отчетливый сюжет прослеживается на фасаде Дома Ловчего.
Всадник взялся за копье, чтобы метнуть его в вепря, выгнанного охотничьим псом из леса. Охотник натянул лук, целясь в оленя, преследуемого другим псом. Загонщик трубит в рожок, пес за ним спокойно ждет. Заяц, спасающийся от четвертого пса, почти достиг леса.
Ниже, на капители, псовой охоте вторит бешеная верховая погоня:
Над охотничьими сценами - объятые ужасом людские фигуры. И рядом - сокол терзает пойманного зайчонка, полузверь-получеловек тянет меч из ножен.
Предположительно, сцены охоты, украшающие фасад дома и давшие название особняку, в иносказательной форме повествуют о трагической судьбе тех, кто, в укор сребролюбивому папскому престолу, пытался следовать чистоте и идеалам апостольских заповедей. Косвенно это подтверждается нетипичностью охотничьего сюжета для последователей катаризма: убийство, в том числе убийство животных, считалось у катаров тяжким грехом.
Дом Ловчего некогда принадлежал семье Рабастен, не скрывавшей приверженности катарской вере. Особняк был возведен в первой трети XIV века, почти сто лет спустя после падения Монсегюра, последнего оплота катаров. К моменту постройки особняка с катаризмом было покончено, а инквизиция, переданная в руки доминиканцев, "псов господних", последовательно подавляла проявления инакомыслия, преимущественно путем сожжения. "Берегитесь псов, берегитесь злых делателей..."
Вероятно, выжившие молча хранили память о преследовании и расправах над безвинными, сделав фасады Корда своеобразным мартирологом Добрых Людей Лангедока, ибо сказано: "Камни из стен возопиют и перекладины из дерева будут отвечать им."
Более радикальное (и более вольное) толкование предполагает в кордских барельефах не только метафору гонений и мученичества, но и символическую проповедь катаризма, его торжество над римской церковью.
Олень, центральная фигура композиции, в христианской традиции олицетворяет благочестие и чистоту, это символ души, которая жаждет Бога. Преследующий его пес изнемог в бесплодной погоне, вывалив от усталости язык. "Господь Бог - сила моя: Он сделает ноги мои как у оленя и на высоты мои возведет меня".
В то же время четыре охотничьих пса, а их именно четыре на фасаде Дома Ловчего, иногда символизируют четыре добродетели: милосердие, справедливость, миролюбие, истину. "Милость и истина встретились, правда и мир облобызались: истина из земли взошла, и правда с неба склонилась."
Два дерева традиционно означают усыпанное яблоками древо познания добра и зла и древо жизни, стоявшие рядом в эдемском саду. Но также, в вероучении катаров, - отсылка к притче из Евангелия от Матфея о дурных и хороших деревьях, которые познаются по их плодам, иллюстрирующая истинную приверженность евангельским идеалам, утраченную в католической религиозной практике.
Свинья в левой части - символ ненасытности и сладострастия, а также лени, - изгоняется бдительной добродетелью из райских кущ.
Человек с рожком держит в другой руке жезл, атрибут катарских проповедников, "совершенных". Он трубит, созывая к себе паству. Лицом он обращен к фигурке орла, символу евангелиста Иоанна. Евангелие от Иоанна особенно почиталось у катаров, а первые строки его были обязательной частью катарского обряда крещения.
Скорчившийся под ногами "совершенного" похотливый уродец - символ отрицания всего плотского, характерный для катаризма обет целомудрия и строгой аскезы. Заяц за спиной трубача, бегущий вправо, символизирует победу над вожделением. А также - стремление к познанию истины, плоды которой изобильны на ветвях древа, ограждаемого катарской проповедью. "Тогда скажет Царь тем, которые о правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное нам от создания мира". Древо же по левую руку, за спиной охотника, бесплодно.
Фигура всадника с копьем пространственно отстоит от сцены охоты.
Дом Ловчего выходит фасадом на портал собора Св.Михаила - собора официальной Римской церкви, - возведенного примерно в то же время. Разглядеть барельефы можно только с крошечной площади перед собором. Здания, обрамляющие площадь, образуют нечто вроде рамы для сцены охоты, но загораживают вид на всадника. Копье в его руках, с одной стороны, может символизировать один из инструментов страстей Господних. С другой - это атрибут архангела Михаила, вождя воинства Господня.
Всадник на Доме Ловчего, невидимый от порога неправедного, опустил копье и застыл в спокойном ожидании тех, кто отвратился от зла.
"Отче Святый, Боже правый добрых духом, Ты, который никогда не лгал, не обманывал, не сомневался и не ошибался. Из страха смерти, которая всех нас ожидает, мы просим Тебя, не дай нам умереть в мире чужом Богу, ибо мы не от мира, и мир не для нас, но дай нам узнать то, что Ты знаешь, и полюбить то, что Ты любишь…"
Корд, относительно бескровно переживший альбигойские войны, все же недолго оставался богоспасаемым градом. Последовавшие одна за другой эпидемии чумы, а также Столетняя война между Францией и Англией и война с гугенотами, ввергли Корд в изрядное опустошение. Красильщики, ткачи и торговцы Корда упорно восстанавливали благосостояние городка, но к середине XX века Корд-ла-Монтань все же превратился в депрессивное захолустье, где время, казалось, застыло. Как ни странно, но именно это оказалась для него спасительным. В 1940 художник Ив Брайер, пораженный отрешенной красотой старинного городка, уговорил своих друзей обосноваться в Корде. Маленькая община художников, скульпторов и писателей довольно быстро разрослась, тесно заполнив улочки Корда своими мастерскими. Тогда же родилось нынешнее поэтическое название - Корд Небесный, официально закрепленное за Кордом в 1993 году.
Утром и вечером туман, поднимающийся из долины, творит из старых стен призрачную фата-моргану, недостижимый и прекрасный город золотой под небом голубым.