Поэзия Латинской Америки
Читаю "Поэзию Латинской Америки".
Надо же, насколько неизвестны нам эти поэты, а меж тем там много очень интересных стихов.
Леопольдо Лугонес
Старый холостяк
Перевод П. Грушко
Вечерняя мгла несмело
в слепой альков натекла,
где зеркало запотело,
подрагивая оробело
студеной глубью стекла.
Баул на ветхой подставе,
белая стынет постель,
на кнопках, красных от ржави,
в плюшевой синей оправе
старенькая акварель.
На вешалке пугалом длинным
чернеет распятый фрак,
пахнущий нафталином.
Чернильница в духе старинном,
над нею медный Бальзак.
А ветер, беспечней птицы,
влетает в тесный приют
и паутину в глазницы
целует - словно ресницы
на старой ширме живут.
Там ласточек вьется стая,
незримым стрекозам вслед,
меж розовых туч витая,
таинственно выплетая
на шелке прощальный привет.
И в этом алькове сонном,
в кресле, которому век,
подбитом ветхим кретоном,
у печи с огнем, заметенным
золою, сидит человек.
Смотрит в пространство пустое,
трубку жует в тишине,
чувствуя в хмуром покое
смерти соседство слепое
в мертвых часах на стене!
РАУЛЬ ГОНСАЛЕС ТУНЬОН
Улица дырки в чулке
Перевод С. Гончаренко
Та улица… (Подобная есть в городе любом.)
Та женщина любимая в берете голубом…
Мы шли по этой улице, где - ни души окрест…
А в балагане ярмарки вовсю гремел оркестр.
Фрегат в стекле бутылочном…. И горизонт в дыму…
Та улица мне памятна, а больше - никому.
Ночь дрыхла в баре, голову на стойку уронив.
Кривились губы, выстрадав заученный мотив.
И пусть афиша ветхая плескалась на стене -
но паутиной прошлого она не мнилась мне.
Не мне светили города рекламные огни,
и рассыпались бисером не для меня они.
Но что с того? Я видел сны, похожие на сны:
как сновиденья детские, прозрачны и ясны…
Куда б ни торопился я, ни мчался впопыхах,
горела радость светлая в улыбке и глазах.
И был мой лик ликующий в витринах отражен,
и было ясно каждому: я счастлив и влюблен.
Знакомы вам пейзажи на витринах расписных?
И тряпочные куколки в беретах голубых?
Шагающие в утро оловянные войска?
И весело раскрашенный возок зеленщика?
Так далека любовь моя, и так она близка…
Не верил в злую долю я, не верил, что умру…
Плескалась ветвь весенняя на голубом ветру!
И пел слепец на площади… И я сказал тебе:
«Люблю борьбу. И жизнь свою я послащу борьбе».
Портье. Крутая лестница. Гостиница твоя.
И музыка и музыка - во мне и вне меня!
Веселыми цыганами из труппы кочевой
в мансардовой обители мы счастливы с тобой.
И весело, по-новому гудят колокола…
Худой чулок ты штопаешь… И тонкая игла
лучом продета солнечным сквозь дырку на чулке…
Каморка, озаренная лучом в твоей руке!
Я помню ту гостиницу. Я знаю назубок
ту улицу далекую, портовый городок…
Куда бы ни уехал я, несу в себе я боль,
и все бреду по улице, где встретился с тобой.
Я жил когда-то там… Давно… И вновь на сердце грусть.
Ведь «жил когда-то» - все равно, что «больше не вернусь».
На смерть Федерико Гарсиа Лорки
Перевод В. Столбова
Смотрит смерть влюбленными глазами,
сердце мертвое исходит криком,
полыхают пепельные зори
там, где расстреляли Федерико.
На земле, в тени густой оливы,
смерть стихи нашептывает тихо.
И шумят, во тьме шумят приливы,
там, где расстреляли Федерико.
О, заря убийц и кардиналов,
преступленья страшная улика!
Вырастет бессмертник небывалый
там, где расстреляли Федерико.
Запевают вечером цикады,
херес по заре шелками выткан,
и цветут, во тьме цветут пионы,
там, где расстреляли Федерико.
Всюду жизнь, бессмертная навеки,
обнимает камень повилика,
мчатся к морю сумрачные реки,
там, где расстреляли Федерико.
Мертвые скорбят тореадоры,
лихорадит сердце злая прихоть,
и блестят, во тьме блестят навахи[68],
там, где расстреляли Федерико.
Смотрит смерть влюбленными глазами,
алая в руках у ней гвоздика.
Отвоюем мы святую землю,
на которой умер Федерико.
ОСКАР СЕРРУТО
Плоскогорье
Перевод А. Косс
Есть горы в краю моем,
- а моря нет -
пшеничных волн окоем,
- а моря нет -
есть сосен зеленый плеск,
- а моря нет -
текучая синь небес,
- а моря нет -
и ветра хриплая песнь -
- а моря нет.
продолжение следует...
