2 августа - любимый в народе праздник. Его с нетерпением ждут и готовятся. С особым трепетом это делают скорая помощь, травматология и нейрохирургия. Остальные специальности тоже не остаются в стороне, но эти три - форпост медицины в борьбе с народным ликованием. В этот день, улицы наших городов наполняются празднично украшенными идиотами в полосатых майках и беретах небесного цвета. Радостно блестят на солнце значки всех мастей, колышутся аксельбанты, выгодно подчеркивая красные шеи и пивные животы. Воздух пронзают веселые крики сирен машин скорой помощи и милиции.
Наша кардиобригада ехала на вызов, не особо спеша, но и не задерживаясь. Леня - врач, лениво курил в распахнутое окно, мы с Олегом вяло беседовали. Все понимали - делать нам там особенно нечего, но и наглеть не стоит, наверняка нас будет ждать толпа любопытных граждан, которым всегда есть дело до таких вещей. Повод был - упал с пятого этажа.
- Семьсот двенадцать. Ответьте лазарету, - голос в динамике был строг.
- Семьсот двенадцатая слушает, - отозвался Леня.
- Вы уже доехали?
- Нет еще.
- Давайте быстрее, только что звонили - говорят опять выпал.
- Как это - опять? - Леню на миг покинула невозмутимость.
- Приедете, разберетесь, - отрезала рация.
- Врубай мигалки - сунул голову в кабину Олег.
Бабульки сидели на лавочке около своего дома, вдали от больших улиц пестрящих толпами пьяных десантников. День был теплый и приятный для бесед о стариковских делах. Единственным, что вносило диссонанс в эту идиллию - были шум и крики, доносившиеся с пятого этажа, но они разбивались о пышные ветви сирени, росшей под окнами. Внезапно послышался быстро нарастающий шум и следом треск ломаемых веток. Бабулек, как ветром сдуло - вспомнили, старые, военную молодость. Музыка вверху замолчала, крики стихли.
Легким бризом со стороны соседних подъездов зашелестело: « Упал! Упал! Вон с того балкона упал!»
К месту падения «метеорита» начал стекаться народ, двигаясь по какой-то нелепой дуге, максимально обходя поломанный куст. Любопытные мальчишки, вытягивали худые шеи, что бы лучше разглядеть, что там происходит, но не отпускали рули своих велосипедов, готовые в любое мгновение рвануть подальше. В окнах первых этажей появлялись и исчезали испуганные лица. Пара мужиков, презрев страх и наплевав на просьбы жен «не ходить туда», полезли в заросли.
Внезапно из самой середины сломанной сирени раздались стоны и невнятные маты.
Потом поломанные ветки захрустели, и перед собравшимися появился весь исцарапанный в разодранной тельняшке, пьяный в дымину десантник. Охая, корчась от боли и хромая, он добрался до лавочки и плюхнулся на нее, обняв себя за живот. Какое-то время он, постанывая, качался взад вперед, поминая чью то мать. Сочувствующие еще опасались, но уже готовились ринуться на помощь. Вверху раздались крики и радостные вопли:
- Братан! Ты живой! Ты лучший, братишка, ты лучший! - орали трое таких же полосатых.
Десантник посмотрел наверх, победно вскинул руки и изобразил улыбку.
- Братаны! За ВДВ! С вас пузырь!
- Какой базар! Поднимайся!
- Я же говорил, что прыгну! Проспорили, уроды! Мы в Афгане и повыше с вертушек прыгали!
Он направился к лестнице. Математик траекторию его движения назвал бы - синусоидальной с широкой амплитудой. Бабульки сбились в плотные кучки, соответствующие ареалам проживания. О теме их переговоров гадать не приходилось. Ребетня отъехала подальше, готовая вернуться на исходные позиции в случае продолжения шоу.
- Это же надо, мы скорую вызвали, а он сам ходит! - эмоционально обсуждали собравшиеся.
- И правильно сделали, он вон какой поцарапанный, да побитый.
- Конечно, правильно. Наверняка, что-то отбил себе. Просто пьяный, ничего не соображает.
- Мозги он себе отбил! Надо же додуматься с пятого этажа!
Разговоры, как морские волны, то шумно накатывали, то тихо отступали, постепенно успокаиваясь. Яркость происшествия уже стала меркнуть под легким пеплом времени и единодушными выводами - хоть и пьяный, но не зря в десанте служил, когда на том же самом балконе вновь раздались пьяные крики и смех. Поцарапанный орел в сопровождении друзей решительно схватился за перила и на удивление легко для пьяного перелез через них. Держась сзади за металлическое ограждение, выставив вперед намечающееся пузо он стоял на самом краю плиты. На этот раз на голове его был, голубой берет с красным клинышком.
- Десантура! Вперед! - крикнул он, делая шаг в пустоту.
- Бляяяяяяяяяяяяяяяяя! Хупс! - звук, замкнувший победный крик, был короткий и глухой. Сорванный в полете берет, упал на асфальт около лавочки.
Народ онемел. Друзья прыгнувшего, перегнувшись через перила, смотрели с балкона вниз. Все напряженно ждали. Мальчишки, побросав велосипеды, начали подходить поближе. В кустах не было никакого движения. Стоящие наверху резко бросились назад в комнату. Минутой позже, они выбежали из подъезда и остановились около сирени, не решаясь лезть дальше.
- Братан? - негромко позвал один из них.
Никакого ответа
- Братан, ты чего?
На двор навалилась вязкая тишина. Все напряженно ждали. Вдалеке слышалась сирена приближающейся скорой.
Пока я продирался сквозь кусты и докладывал Лене об увиденном, Олег в сторонке выяснял, что произошло. Голова, горе-десантника была повернута под таким углом, что снимала все вопросы о его состоянии. Кровь из уха змейкой стекала на шею и дальше под подбородок, бок основательно распорола ветка сирени.
- Ладно, Виталька, вылезай, - Леня отвернулся. - Иди, ментов вызывай.
В машине я начал звонить в лазарет, что бы они передали милиции. Олег вернулся и сел на свое место в головах носилок. Закинув ногу на подлокотник, одной рукой обхватив спинку кресла, другой вытащил сигарету. Я дал ему прикурить.
- Долб…б, - зло прокомментировал Олег, выпуская струю дыма. И была в его голосе не только злость, а еще какая-то горечь и тоска.