ЭДИК
Перестройка напоминала фильмы «немецких кинематографистов», в которых: «смешались в кучу кони, люди…». Она носилась над страной, как неуправляемый снаряд, разметая в прах, круша и перемешивая политические взгляды, товарно-денежные отношения, системы ценностей и здравый смысл. Народ, может и ждал перемен, но готов к ним не был. Сохранить трезвый ум удавалось не всем и не всегда. Даже закаленные в боях с пациентами мозги сотрудников нашей подстанции иногда давали течь.
Эдик был студентом, не помню чего, но точно не медицинского. Натура у него была деятельная, а амбиции непомерные, и поэтому вечно грязный санитарский халат мешал в полной мере расправить могучие крылья. Жажда денег и желание занять подобающее место в обществе, помноженные на полное непонимание как это сделать, рождали в его ищущей душе непредсказуемые идеи. Ситуацию усугубляло то, что подстанция в те годы располагалась на пути к единственному в Омске вещевому рынку (в народе «Толкучке»), куда по воскресениям тянулся нескончаемый поток желающих если не купить, то хоть посмотреть на яркие атрибуты красивой жизни. Созерцание проходящих мимо обладателей заморских пакетов, с очередным расписанным «под фирму» нижним бельем, вызывало в Эдике предпринимательский зуд.
Он пробовал писать рассказы в стиле «похождения космической проститутки», которые просил меня редактировать и сулил за это большие деньги - когда их продаст. Пытался заниматься коммерцией, предлагая на станции канцелярскую мелочевку. Придумывал какие-то замысловатые схемы, долженствующие на выходе дать ему хорошие дивиденды, но…. По-прежнему оставался санитаром.
По вечерам, в промежутках между вызовами, сотрудники собирались в фельдшерской у старенького потрепанного телевизора смотреть несчастную Изауру или ежиться под колючим взором Кашпировского. Эдик Изауру не смотрел, а вот Анатолием Михайловичем интересовался. Конечно, он руками не махал и в транс не впадал, но следил за ним внимательно, и - как оказалось - не зря.
Отношение к Кашпировскому на подстанции было неоднозначным. Были сторонники, которые крутили головами под расслабляющую музыку и зверский взгляд психотерапевта. Были противники, чей сарказм не знал границ, но основная масса, с утра удивляясь идиотизму смотрящих Кашпировского, вечерами заставляла включать водителей мигалки, что бы успеть с вызова к началу передачи. Эдик в споры не вступал и никак своего отношения к данному вопросу не высказывал.
Однажды на доске, рядом с графиком дежурств появилось объявление:
«Такого-то числа, в 21.00 будет проводиться сеанс энергетической корректировки. У кого есть проблемы с позвоночником, сердцем, легкими, ЖКТ, необходимо принять горизонтальное положение и расслабиться на 20 мин. Кто в этот день не будет дежурить, может испытать терапевтический эффект дома если живет в Октябрьском районе».
Внизу под текстом стояла подпись - Эдуард.
Группа скептиков посмеялась над этой афишей, обменялась парой колкостей в адрес новоявленного повелителя астрала и забыла. Но к Эдику потянулись ходоки за дополнительной информацией.
Примерно через неделю, вечером обслужив вызов, мы с врачом сели в машину.
- Витя, давай побыстрее на станцию, - сказала она водителю.
Рафик рванул с места и покатил. Во дворе стояло машин семь, что было необычным для этого часа. Но еще необычнее было то, что на крыльце стоял один Эдик, хотя на улице был чудесный теплый вечер конца августа.
- Уже началось? - спросила врач проскальзывая мимо санитара.
- Только что, - ответил Эдик. - Вы успеете.
Я зашел на подстанцию и опешил. Стояла гробовая тишина. Никого не было видно. Поставив сумку в ячейку, я подошел к перегородке диспетчера. Воробьиха - неспешная женщина внушительных форм, сидящая в тот день на вызовах - лежала на кушетке, растекшись по ней всеми своими килограммами.
Глаза ее были закрыты, лицо походило на маску, но самое удивительное, она при этом не храпела.
- Света, - позвал я. - Света, что случилось?
- Не мешай, - едва открывая рот, прошептала она. - Идет сеанс.
Я, все еще не понимая, что происходит, пошел на кухню. Никого. Полное безмолвие. Доходить до меня начало, когда я заглянул в фельдшерскую, где на кушетках, недвижимые как египетские мумии, лежало человек десять. Та же картина была и в ординаторской.
- Лечишь? - спросил я Эдика, выходя на крыльцо.
- Угу, - ответил он, затягиваясь сигаретой.
- А ничего, что они там расслабляются, а ты здесь куришь?
- Все нормально, - голос был наполнен уверенностью. - Я направил на них поток космической энергии и теперь только слежу за ним, чтобы не прерывался.
- Понятно, - съязвил я. - Отсюда, конечно, потоком управлять проще.
Эдик ничего не ответил. Скрестив руки на груди, он смотрел вверх на звезды, и огонек сигареты чеканил его профиль.
Картина была незабываемая. Двадцать человек с высшим и средним медицинским образованием торжественно, как в мавзолее, лежали на кушетках. И над ними памятником возвышался санитар Эдик - повелитель космоса.