В подполье
В ПОДПОЛЬЕ
Ваня Кравченко был любимцем всей подпольной группы. Сидя на берегу Тетерева, он рассказывал Давиду Гороховскому - одному из руководителей киевского подполья - о себе. И хотя лет мальчику было немного, но пережил он столько, что событий хватило бы и на долгую жизнь взрослого человека.
Мать Вани, Ульяна Сергеевна Кравченко, была в Киеве хозяйкой конспиративной квартиры. Болезненная, седая женщина сама захотела быть связной и не раз носила партизанскую почту. Она любила своего Ванюшу так, как может любить мать своего единственного ребенка, хотя он доставлял ей немало хлопот, а однажды по мальчишеской неосторожности едва не провалил партизанскую явку...
Сосед, который старался выслужиться перед гитлеровцами, донес в полицию, что сын большевички Кравченко спрятал в подвале оружие. Все знали, что тому, кто нарушит приказ коменданта о сдаче всего оружия, грозит смерть. Узнав о доносе, Ваня бежал в Чернобыль к бабушке. Полицейские и гестаповцы, сделав обыск, нашли в подвале два автомата и десять винтовок.
Ульяну Сергеевну ждала жестокая расправа. Не расстреляли ее только потому, что удалось убедить фашистов, будто она знать не знает и ведать не ведает, кто и что прятал в подвале. Да и подвал-то вовсе не ее, а те люди, которым он принадлежал, давным-давно уехали из Киева. А сын у нее совсем маленький, этих железяк ему и не поднять. И мальчик он хороший, добрый. Вот сейчас поехал в село - можете что-нибудь сменяет... И вообще им с сыном не до всяких глупостей, когда в доме куска хлеба нет...
Выручила ее, видимо, и внешность жалкой, несчастной и беспомощной старухи. А она и вправду за эти дни еще больше сгорбилась и постарела.
В Чернобыле Ване не сиделось. Он снова вернулся в Киев и стал здесь связным подпольщиков. А когда мальчику было опасно дольше оставаться в городе, подпольщик Гуреев устроил его слесарем-сборщиком в Гринях, на немецкой фирме «Карл Берле».
Вечером 2 июля 1943 года Ваню проводили в дорогу. Тепло распростившись с товарищами, которые собрались у кузницы, он скрылся в лесу. Надвигалась буря. В густом сосновом лесу было влажно и душно. Постукивая палкой по меднобоким стволам сосен, Ваня подбадривал себя песней «По морям, по волнам...», любимой песней отца, бывшего моряка.
Как-то сразу в лесу стало темно и тревожно. Сбившись с пути, Ваня до крови расцарапал лицо. Несколько раз он проваливался в колдобины. Мальчик промок до костей и дрожал от холода. Страх охватил Ваню, когда он почувствовал, но под ногами хлюпает вода. «Трясина!» - сердце билось асто и звонко. Ваня бросился в сторону - там тоже болото. С большим трудом мальчику удалось выбраться на пригорок. Совеем выбившись из сил, он прилег под деревом. Вскоре ветер разогнал тучи. Утренняя прохлада пронизывала насквозь, сжавшись в клубочек, мальчик пытался согреться.
Внезапно показалось, что на него навалился кто-то тяжелый. Не понимая, что случилось, Ваня вскочил на ноги.
Слепящий свет ударил в глаза. Мальчик растерялся:
- Кто это? Кто?
- Ты что здесь делаешь? - послышался из темноты удивленный голос.
Ваня подскочил от радости: «Партизаны!» Значит, первая часть задания выполнена. Хоть и при необычных обстоятельствах, но он все же встретился с партизанами. В полутьме Ваня неясно различал их крепкие, обвешанные гранатами фигуры.
Обменявшись паролем и узнав, кто такой Ваня и почему он в лесу, партизаны решили доставить его в штаб соединения. Поскольку уже начало светать, надо было переждать до вечера. Как выяснилось, партизаны знали и подпольщика Гуреева, по поручению которого Ваня сейчас оказался среди них.
К вечеру следующего дня группа подошла к селу Рихта Дымерского района. Остановились на околице возле крайней хаты. Партизаны осторожно постучали в окно. В дверях появилась старуха. Она глянула на незнакомцев и всплеснула руками:
- Бегите, Бога ради! В селе власовцы! Но в то же мгновение за тыном блеснул огонь, что-то загремело, завизжали осколки от взорвавшейся гранаты. Партизаны, перепрыгнув через тын, открыли огонь по темным фигурам, окружившим хату. Ваня метнулся на огород, пополз между рядами картошки. Над его головой со свистом пролетали пули, где-то за селом ожил пулемет. Издалека, там, где начинался лес, послышались в ответ выстрелы. Партизаны успели отойти. Еще минуты две слышалась стрельба. Потом все стихло.
Когда Ваня опомнился, он понял, что отстал от партизан и теперь лежит на огороде, прижимая к груди бидон, который он захватил, чтобы разжиться для партизан молоком. Почему он не бросил его, мальчик никак не мог понять. Он смотрел на ласковое небо и думал, что делать дальше! Подняться и идти - опасно: легко попасть в руки врагов.
Наверное, лучше подождать и перед рассветом, в темноте, пробираться к лесу.
Он растянулся на мягкой, нагретой за день земле, закрыл глаза. Проснулся от внезапной боли - кто-то драл его за волосы. Открыл глаза - у самого носа пара чьих-то тяжелых сапог. Дальше еще пара и еще... Один сапог размахнулся, и Ваня почувствовал острую боль от удара в живот.
- Вот ты где, голубчик! - захихикал один с засученными по локоть рукавами.- Помните, вчера он был с этими? Я приметил его по бидону.
И снова удар. Потом мальчика поволокли огородом по картофельным кустам, по бурьяну. Так Ваня очутился на улице, где собрались власовцы. Из-за изгородей выглядывали испуганные крестьяне.
Рыжий, с прыщеватым лицом власовец сорвал с забора толстую ржавую проволоку и скрутил мальчику руки. Сцепив зубы, Ваня не стонал, хотя разбитое лицо пекло огнем. Он закрыл глаза: «Только не думать про боль. Только не думать. Худшее впереди - будут пытать».
Его бросили на воз. Рыжий лихо вскочил на спину мальчику, кто-то навалился на ноги. Проволока немилосердно впилась в тело.
- Везите в Иванков, там он поплатится за троих наших, что вчера...- послышался хриплый мужской голос.
Воз тронулся. На каждой выбоине тело рвала нестерпимая боль. Проклятая проволока! Если бы не она, еще можно было бы терпеть. Нет, кричать Ваня не будет. Хорошо, если бы рядом шла мама. Она бы дала воды, а то в горле совсем пересохло, что-то сдавило виски.
Когда в Иванкове мальчика стащили с воза, он был без сознания. Начальник полиции, худой, как жердь, с желтым сухим лицом, ткнул пистолетом в лоб.
- Не тяни волынку. Говори, какое у тебя задание. Где бандиты, с которыми шел?
«Сам ты бандюга проклятый»,- думает Ваня. Слипшиеся от пота волосы лезут в глаза. Мальчик вялым движением отбрасывает их назад. Хочет говорить четко и громко, но голос еле слышен. Морщит лоб: «Надо заплакать». Но слезы, должно быть, высохли, и заплакать не удается. «Справки показать?.. Опасно... Нет, обыщут - все равно найдут...» И он жалобно начинает рассказывать.
Работает слесарем в Гринях, о чем имеет справку. Господин начальник может сам взять в левом кармане. У него в Киеве мать. Очень больна. Решил навестить ее. Получил разрешение на это фирмы «Карл Берле», где он работает. Господин начальник может достать из правого кармана...
Начальник полиции долго рассматривает справки. Супится:
- Ишь, щенок, ладно брешешь. А как к партизанам попал?
Нет, он не врет, а говорит правду. Откуда ему знать, что эти мужики - партизаны. Они что, ему об этом докладывали? Встретил в лесу людей, они дали бидон в руки и сказали: «Возьмешь в селе молока. А мы тебя проводим».
Полицейский ехидно смеется:
Проводим? Из Гриней в Киев через Рихту? Ничего себе попутчиков нашел! Брешешь ты все!..
Сильный удар, и Ваня падает. Но, поднявшись, продолжает:
- Ваши с оружием. Те - с оружием... Ваши у меня спрашивали, когда сюда волокли? И те не спросили...
Начальник полиции мгновение колеблется, но потом кричит еще громче:
- Говори, где справки взял? Сейчас позвоню в Грини, узнаю, был ли там такой молодчик.
Юного разведчика охватывает страх. Если гриневские подпольщики разгромили охрану и ушли в лес - он погиб. Если же нет, то все равно немец Ничке не станет его выручать, потому что Ваня отлучился без разрешения.
- Зачем звонить? - жалобно тянет мальчик.- Разве справки недействительны? Вот даже печати...
- Говори правду!
- Я сказал...
Начальник снимает телефонную трубку. Ваня замирает. Полицейский долго с кем-то разговаривает, читает по телефону Ванины справки.
Потом мальчика бросают в камеру. «Значит, конец! - думает он.- Остается только ждать. Интересно, сколько: час, два или сутки?»
*
В углу камеры сидит окровавленный военнопленный. Он подсаживается к мальчику, нежно гладит его по кучерявой голове, спрашивает с болью в голосе:
- За что тебя, сынок?
- Сам не знаю! - неохотно отвечает Ваня и рассказывает выдуманную им историю...
Утром следующего дня Ваню Кравченко снова привели в знакомый кабинет. Начальник полиции встретил его сердитым взглядом. Мальчика обдало холодом, сердце медленно отсчитывало удары: раз... два... три...
- Бери свои справки - и пошел вон! Живо, чтобы и духу твоего здесь не было!
Опьянев от радости, Ваня стремглав помчался по склону к дороге, ведущей в Киев...
Ульяна Сергеевна, узнав об аресте сына, совсем слегла. Целую ночь металась в лихорадке. Чего только она не передумала! Чуть на дворе забрезжило, вышла из дому. Нет, она не шла, не бежала - летела, не чувствуя боли в ногах.
Поля сменялись лесами, леса - песчаными холмами, но мать ничего не видела. Перед ее глазами стоял сын. Где-то уже под Гринями Ульяна Сергеевна встретила двух женщин. Разговорились.
- Недавно бой был в селе Рихта,- рассказывали женщины.- Власовцы поймали какого-то мальчика. Били его очень, а он хотя бы словечко вымолвил! Сам такой маленький, но молчит, как в рот воды набрал...
У матери потемнело в глазах. Простившись с женщинами, она пошла дальше. Вдруг на Гриневской дороге - Ульяна Сергеевна сама себе не поверила - она увидела своего Ваню. Но в каком виде! Он сидел, беспомощно свесив худые руки. И что это были за руки! Исцарапанные, в ссадинах, с посиневшими пальцами! На лице запеклась кровь, губы распухли... Только глаза все такие же чистые и добрые. Она прижала к груди его горячую голову и долго плакала, целуя и лаская сына.
К ним приблизился Давид Гороховский. Сел в сторонке. Не мешал матери выплакать свое горе. Потом подошел, смущенно покашлял в кулак.
- Ох, и напугал же ты нас, Ваня. Думали - не выдержишь. Тогда бы и нам не сладко пришлось. А тут еще звонят из иванковской полиции. Хорошо, что в конторе никого не было. Ну, я поручился за тебя, а сам говорю товарищам: «Готовьтесь. В случае чего - с боем в лес». Но ты молодец, перехитрил полицейских.
Мать улыбнулась сквозь слезы, а Ваня, покраснев, спрятал лицо у нее на коленях.
- Вам сейчас же надо уходить. Дело к вечеру, скоро нам начинать лесную жизнь...
Закончив разговор этой туманной фразой, Гороховский оставил их одних. Пока мать с сыном собрались, стало смеркаться. Не успели они пройти и двух километров, как за спиной раздался оглушительный взрыв, послышались выстрелы. И они поняли, о чем говорил Гороховский. Это работники фирмы «Карл Берле» взорвали мост и, уничтожив фашистскую охрану, с оружием в руках ушли в лес, на соединение с партизанами.
М. ЖУРАВЕЛЬ, В. БЛИЗНЕЦ
Ваня Кравченко был любимцем всей подпольной группы. Сидя на берегу Тетерева, он рассказывал Давиду Гороховскому - одному из руководителей киевского подполья - о себе. И хотя лет мальчику было немного, но пережил он столько, что событий хватило бы и на долгую жизнь взрослого человека.
Мать Вани, Ульяна Сергеевна Кравченко, была в Киеве хозяйкой конспиративной квартиры. Болезненная, седая женщина сама захотела быть связной и не раз носила партизанскую почту. Она любила своего Ванюшу так, как может любить мать своего единственного ребенка, хотя он доставлял ей немало хлопот, а однажды по мальчишеской неосторожности едва не провалил партизанскую явку...
Сосед, который старался выслужиться перед гитлеровцами, донес в полицию, что сын большевички Кравченко спрятал в подвале оружие. Все знали, что тому, кто нарушит приказ коменданта о сдаче всего оружия, грозит смерть. Узнав о доносе, Ваня бежал в Чернобыль к бабушке. Полицейские и гестаповцы, сделав обыск, нашли в подвале два автомата и десять винтовок.
Ульяну Сергеевну ждала жестокая расправа. Не расстреляли ее только потому, что удалось убедить фашистов, будто она знать не знает и ведать не ведает, кто и что прятал в подвале. Да и подвал-то вовсе не ее, а те люди, которым он принадлежал, давным-давно уехали из Киева. А сын у нее совсем маленький, этих железяк ему и не поднять. И мальчик он хороший, добрый. Вот сейчас поехал в село - можете что-нибудь сменяет... И вообще им с сыном не до всяких глупостей, когда в доме куска хлеба нет...
Выручила ее, видимо, и внешность жалкой, несчастной и беспомощной старухи. А она и вправду за эти дни еще больше сгорбилась и постарела.
В Чернобыле Ване не сиделось. Он снова вернулся в Киев и стал здесь связным подпольщиков. А когда мальчику было опасно дольше оставаться в городе, подпольщик Гуреев устроил его слесарем-сборщиком в Гринях, на немецкой фирме «Карл Берле».
Вечером 2 июля 1943 года Ваню проводили в дорогу. Тепло распростившись с товарищами, которые собрались у кузницы, он скрылся в лесу. Надвигалась буря. В густом сосновом лесу было влажно и душно. Постукивая палкой по меднобоким стволам сосен, Ваня подбадривал себя песней «По морям, по волнам...», любимой песней отца, бывшего моряка.
Как-то сразу в лесу стало темно и тревожно. Сбившись с пути, Ваня до крови расцарапал лицо. Несколько раз он проваливался в колдобины. Мальчик промок до костей и дрожал от холода. Страх охватил Ваню, когда он почувствовал, но под ногами хлюпает вода. «Трясина!» - сердце билось асто и звонко. Ваня бросился в сторону - там тоже болото. С большим трудом мальчику удалось выбраться на пригорок. Совеем выбившись из сил, он прилег под деревом. Вскоре ветер разогнал тучи. Утренняя прохлада пронизывала насквозь, сжавшись в клубочек, мальчик пытался согреться.
Внезапно показалось, что на него навалился кто-то тяжелый. Не понимая, что случилось, Ваня вскочил на ноги.
Слепящий свет ударил в глаза. Мальчик растерялся:
- Кто это? Кто?
- Ты что здесь делаешь? - послышался из темноты удивленный голос.
Ваня подскочил от радости: «Партизаны!» Значит, первая часть задания выполнена. Хоть и при необычных обстоятельствах, но он все же встретился с партизанами. В полутьме Ваня неясно различал их крепкие, обвешанные гранатами фигуры.
Обменявшись паролем и узнав, кто такой Ваня и почему он в лесу, партизаны решили доставить его в штаб соединения. Поскольку уже начало светать, надо было переждать до вечера. Как выяснилось, партизаны знали и подпольщика Гуреева, по поручению которого Ваня сейчас оказался среди них.
К вечеру следующего дня группа подошла к селу Рихта Дымерского района. Остановились на околице возле крайней хаты. Партизаны осторожно постучали в окно. В дверях появилась старуха. Она глянула на незнакомцев и всплеснула руками:
- Бегите, Бога ради! В селе власовцы! Но в то же мгновение за тыном блеснул огонь, что-то загремело, завизжали осколки от взорвавшейся гранаты. Партизаны, перепрыгнув через тын, открыли огонь по темным фигурам, окружившим хату. Ваня метнулся на огород, пополз между рядами картошки. Над его головой со свистом пролетали пули, где-то за селом ожил пулемет. Издалека, там, где начинался лес, послышались в ответ выстрелы. Партизаны успели отойти. Еще минуты две слышалась стрельба. Потом все стихло.
Когда Ваня опомнился, он понял, что отстал от партизан и теперь лежит на огороде, прижимая к груди бидон, который он захватил, чтобы разжиться для партизан молоком. Почему он не бросил его, мальчик никак не мог понять. Он смотрел на ласковое небо и думал, что делать дальше! Подняться и идти - опасно: легко попасть в руки врагов.
Наверное, лучше подождать и перед рассветом, в темноте, пробираться к лесу.
Он растянулся на мягкой, нагретой за день земле, закрыл глаза. Проснулся от внезапной боли - кто-то драл его за волосы. Открыл глаза - у самого носа пара чьих-то тяжелых сапог. Дальше еще пара и еще... Один сапог размахнулся, и Ваня почувствовал острую боль от удара в живот.
- Вот ты где, голубчик! - захихикал один с засученными по локоть рукавами.- Помните, вчера он был с этими? Я приметил его по бидону.
И снова удар. Потом мальчика поволокли огородом по картофельным кустам, по бурьяну. Так Ваня очутился на улице, где собрались власовцы. Из-за изгородей выглядывали испуганные крестьяне.
Рыжий, с прыщеватым лицом власовец сорвал с забора толстую ржавую проволоку и скрутил мальчику руки. Сцепив зубы, Ваня не стонал, хотя разбитое лицо пекло огнем. Он закрыл глаза: «Только не думать про боль. Только не думать. Худшее впереди - будут пытать».
Его бросили на воз. Рыжий лихо вскочил на спину мальчику, кто-то навалился на ноги. Проволока немилосердно впилась в тело.
- Везите в Иванков, там он поплатится за троих наших, что вчера...- послышался хриплый мужской голос.
Воз тронулся. На каждой выбоине тело рвала нестерпимая боль. Проклятая проволока! Если бы не она, еще можно было бы терпеть. Нет, кричать Ваня не будет. Хорошо, если бы рядом шла мама. Она бы дала воды, а то в горле совсем пересохло, что-то сдавило виски.
Когда в Иванкове мальчика стащили с воза, он был без сознания. Начальник полиции, худой, как жердь, с желтым сухим лицом, ткнул пистолетом в лоб.
- Не тяни волынку. Говори, какое у тебя задание. Где бандиты, с которыми шел?
«Сам ты бандюга проклятый»,- думает Ваня. Слипшиеся от пота волосы лезут в глаза. Мальчик вялым движением отбрасывает их назад. Хочет говорить четко и громко, но голос еле слышен. Морщит лоб: «Надо заплакать». Но слезы, должно быть, высохли, и заплакать не удается. «Справки показать?.. Опасно... Нет, обыщут - все равно найдут...» И он жалобно начинает рассказывать.
Работает слесарем в Гринях, о чем имеет справку. Господин начальник может сам взять в левом кармане. У него в Киеве мать. Очень больна. Решил навестить ее. Получил разрешение на это фирмы «Карл Берле», где он работает. Господин начальник может достать из правого кармана...
Начальник полиции долго рассматривает справки. Супится:
- Ишь, щенок, ладно брешешь. А как к партизанам попал?
Нет, он не врет, а говорит правду. Откуда ему знать, что эти мужики - партизаны. Они что, ему об этом докладывали? Встретил в лесу людей, они дали бидон в руки и сказали: «Возьмешь в селе молока. А мы тебя проводим».
Полицейский ехидно смеется:
Проводим? Из Гриней в Киев через Рихту? Ничего себе попутчиков нашел! Брешешь ты все!..
Сильный удар, и Ваня падает. Но, поднявшись, продолжает:
- Ваши с оружием. Те - с оружием... Ваши у меня спрашивали, когда сюда волокли? И те не спросили...
Начальник полиции мгновение колеблется, но потом кричит еще громче:
- Говори, где справки взял? Сейчас позвоню в Грини, узнаю, был ли там такой молодчик.
Юного разведчика охватывает страх. Если гриневские подпольщики разгромили охрану и ушли в лес - он погиб. Если же нет, то все равно немец Ничке не станет его выручать, потому что Ваня отлучился без разрешения.
- Зачем звонить? - жалобно тянет мальчик.- Разве справки недействительны? Вот даже печати...
Ага, боишься! - злорадно бросает полицейский.
Иванковский начальник применяет те же методы, что и его фашистские коллеги. Прикрывает дверь, кладет Ванину руку и щель. Пальцы синеют, на бледном, в синяках лице - капельки пота.
- Говори правду!
- Я сказал...
Начальник снимает телефонную трубку. Ваня замирает. Полицейский долго с кем-то разговаривает, читает по телефону Ванины справки.
Потом мальчика бросают в камеру. «Значит, конец! - думает он.- Остается только ждать. Интересно, сколько: час, два или сутки?»
*
В углу камеры сидит окровавленный военнопленный. Он подсаживается к мальчику, нежно гладит его по кучерявой голове, спрашивает с болью в голосе:
- За что тебя, сынок?
- Сам не знаю! - неохотно отвечает Ваня и рассказывает выдуманную им историю...
Утром следующего дня Ваню Кравченко снова привели в знакомый кабинет. Начальник полиции встретил его сердитым взглядом. Мальчика обдало холодом, сердце медленно отсчитывало удары: раз... два... три...
- Бери свои справки - и пошел вон! Живо, чтобы и духу твоего здесь не было!
Опьянев от радости, Ваня стремглав помчался по склону к дороге, ведущей в Киев...
Ульяна Сергеевна, узнав об аресте сына, совсем слегла. Целую ночь металась в лихорадке. Чего только она не передумала! Чуть на дворе забрезжило, вышла из дому. Нет, она не шла, не бежала - летела, не чувствуя боли в ногах.
Поля сменялись лесами, леса - песчаными холмами, но мать ничего не видела. Перед ее глазами стоял сын. Где-то уже под Гринями Ульяна Сергеевна встретила двух женщин. Разговорились.
- Недавно бой был в селе Рихта,- рассказывали женщины.- Власовцы поймали какого-то мальчика. Били его очень, а он хотя бы словечко вымолвил! Сам такой маленький, но молчит, как в рот воды набрал...
У матери потемнело в глазах. Простившись с женщинами, она пошла дальше. Вдруг на Гриневской дороге - Ульяна Сергеевна сама себе не поверила - она увидела своего Ваню. Но в каком виде! Он сидел, беспомощно свесив худые руки. И что это были за руки! Исцарапанные, в ссадинах, с посиневшими пальцами! На лице запеклась кровь, губы распухли... Только глаза все такие же чистые и добрые. Она прижала к груди его горячую голову и долго плакала, целуя и лаская сына.
К ним приблизился Давид Гороховский. Сел в сторонке. Не мешал матери выплакать свое горе. Потом подошел, смущенно покашлял в кулак.
- Ох, и напугал же ты нас, Ваня. Думали - не выдержишь. Тогда бы и нам не сладко пришлось. А тут еще звонят из иванковской полиции. Хорошо, что в конторе никого не было. Ну, я поручился за тебя, а сам говорю товарищам: «Готовьтесь. В случае чего - с боем в лес». Но ты молодец, перехитрил полицейских.
Мать улыбнулась сквозь слезы, а Ваня, покраснев, спрятал лицо у нее на коленях.
- Вам сейчас же надо уходить. Дело к вечеру, скоро нам начинать лесную жизнь...
Закончив разговор этой туманной фразой, Гороховский оставил их одних. Пока мать с сыном собрались, стало смеркаться. Не успели они пройти и двух километров, как за спиной раздался оглушительный взрыв, послышались выстрелы. И они поняли, о чем говорил Гороховский. Это работники фирмы «Карл Берле» взорвали мост и, уничтожив фашистскую охрану, с оружием в руках ушли в лес, на соединение с партизанами.
М. ЖУРАВЕЛЬ, В. БЛИЗНЕЦ