Требуется суперобложка к книге, и была ли воообще?
Вот попалась под руки книга.
Хочу понять, был ли к ней супер, т.к. рядм емть книга Тихонова "Многоцветные времена" одна с супером, вторая потом без супера с таким же корешком, но никогда больше нигде не видел книги этой серии с супером...
Актуальнейшая повесть! Хотя конечно подобного было навалом.
Борис Леонтьевич Горбатов - русский советский писатель, родился 2 (15) июля 1908 года, в еврейской семье, на Петромарьевском руднике Екатеринославской губернии Российской империи. Уже в 14 лет дебютирует со своим первым рассказом «Сытые и голодные», который увидел свет в 1922 году на страницах газеты «Всесоюзная кочегарка». Спустя некоторое время становится одним из основателей литературного объединения «Забой», куда входили практически все писатели Донбасса. Именно в качестве его представителя входит в аппарат ВАПП, а в 1925 году переселяется в Москву.
В столице Б. Л. Горбатов в 1930 году вступает в ряды ВКП(б) и устраивается в газету «Правда» в качестве собственного корреспондента в Арктике. На этой же должности служил на фронтах Великой Отечественной войны, неустанно работая над литературными произведениями, одна из которых «Непокорённые» будет удостоена Сталинской премии в 1946 году. Следующая Сталинская премия будет получена в 1952 году за сценарий к фильму «Донецкие шахтеры». Помимо творчества, в течение ряда лет занимался общественной деятельностью, будучи секретарем Союза Писателей СССР и депутатом Верховного Совета РСФСР. Борис Леонтьевич Горбатов скончался 20 января 1954 года.
ФРАГМЕНТЫ ПОВЕСТИ:
А мимо Тараса всё бежали и бежали охваченные ужасом люди. Они бежали, вины за собой не чуя. Вся вина их была в том, что они - люди, а это охота на людей. И Тарас был человек, и за ним охотились, и он бежал, хрипя и задыхаясь, ожидая, что вот-вот лопнет, не выдержав, сердце. Он вбежал в какую-то подворотню и там перевёл дух. Мимо него пронеслась вся свора и где-то затихла вдали.
Под воротами и во дворе столпилось много людей. Все они тяжело дышали. Кто-то сказал, сплёвывая кровь:
- Автоматов бы нам! Автоматов!
- Ничего! - отозвался Тарас.- И топоры годятся.
////
- Как жить, Тарас Андреевич? - тоскливо спрашивал Назар.- Нет, ты мне скажи: как жить? что делать?
- А это решай каждый, как совесть велит,- отвечал Тарас.
- Совесть драться велит! А драться чем? Безоружные мы с тобой старики, Тарас.
- Топор есть - стариковское оружие, верное.- Тарас задумчиво качал головой.- К партизанам бы путь найти! Хоть и стары мы с тобой, Назар, а всё послужили б! - Наклонялся к Назару и шептал: - Надо выход душе дать, ой надо! Терпеть, Назар, у меня мочи нет.
И каждый человек в городе о том же думал: как жить, боже мой, как же жить, что делать?
///
Подле пепелища городского театра Тарас лицом к лицу столкнулся с доктором Фишманом, лечившим всех его детей и внуков. Тарас по привычке снял картуз, чтобы, как всегда, поздороваться, но увидел на рукаве Фишмана желтую повязку с чёрной шестиугольной звездой - клеймо еврея - и поклонился низко-низко, как не кланялся никогда.
Этот поклон испугал врача. Он отпрянул в сторону и инстинктивно закрылся рукой. Тарас молча стоял перед ним.
- Это вы мне... мне поклонились? - шёпотом спросил, наконец, врач.
- Вам, Арон Давыдович,- ответил Тарас.- Вам и мукам вашим.
:- А... да... да...- растерянно пробормотал Фишман.- Здравствуйте... Мое почтенье... Как поживаете? Я - ничего себе...- Но что-то сдавило вдруг его горло, он взмахнул руками и вскрикнул: - Спасибо вам, человек! - и побежал прочь, не оглядываясь.
Тарас долго смотрел ему вслед. На пустынной улице все маячила согбенная спина врача, подпрыгивала и дергалась... А вокруг, как всегда, крыши и трубы, крыши и трубы; те же дома под железом и черепицей; и улицы, падающие с окраин вниз, в центр, и акации в городском саду. И так же, как всегда, в назначенную пору летит с тополей весёлый и легкий пух, кружится над улицами и падает на крыши, как снег.
«Куда же тебе ещё пойти, Тарас? На что тебе еще поглядеть? Не довольно ли видел?» Но он всё шёл да шел по мёртвым, распятым улицам города, из которого вырвали весёлую живую душу. Вырвали и растоптали, И нет ее, ничего нет - город глухонемых и нищих.
Хочу понять, был ли к ней супер, т.к. рядм емть книга Тихонова "Многоцветные времена" одна с супером, вторая потом без супера с таким же корешком, но никогда больше нигде не видел книги этой серии с супером...
Актуальнейшая повесть! Хотя конечно подобного было навалом.
Борис Леонтьевич Горбатов - русский советский писатель, родился 2 (15) июля 1908 года, в еврейской семье, на Петромарьевском руднике Екатеринославской губернии Российской империи. Уже в 14 лет дебютирует со своим первым рассказом «Сытые и голодные», который увидел свет в 1922 году на страницах газеты «Всесоюзная кочегарка». Спустя некоторое время становится одним из основателей литературного объединения «Забой», куда входили практически все писатели Донбасса. Именно в качестве его представителя входит в аппарат ВАПП, а в 1925 году переселяется в Москву.
В столице Б. Л. Горбатов в 1930 году вступает в ряды ВКП(б) и устраивается в газету «Правда» в качестве собственного корреспондента в Арктике. На этой же должности служил на фронтах Великой Отечественной войны, неустанно работая над литературными произведениями, одна из которых «Непокорённые» будет удостоена Сталинской премии в 1946 году. Следующая Сталинская премия будет получена в 1952 году за сценарий к фильму «Донецкие шахтеры». Помимо творчества, в течение ряда лет занимался общественной деятельностью, будучи секретарем Союза Писателей СССР и депутатом Верховного Совета РСФСР. Борис Леонтьевич Горбатов скончался 20 января 1954 года.
ФРАГМЕНТЫ ПОВЕСТИ:
А мимо Тараса всё бежали и бежали охваченные ужасом люди. Они бежали, вины за собой не чуя. Вся вина их была в том, что они - люди, а это охота на людей. И Тарас был человек, и за ним охотились, и он бежал, хрипя и задыхаясь, ожидая, что вот-вот лопнет, не выдержав, сердце. Он вбежал в какую-то подворотню и там перевёл дух. Мимо него пронеслась вся свора и где-то затихла вдали.
Под воротами и во дворе столпилось много людей. Все они тяжело дышали. Кто-то сказал, сплёвывая кровь:
- Автоматов бы нам! Автоматов!
- Ничего! - отозвался Тарас.- И топоры годятся.
////
- Как жить, Тарас Андреевич? - тоскливо спрашивал Назар.- Нет, ты мне скажи: как жить? что делать?
- А это решай каждый, как совесть велит,- отвечал Тарас.
- Совесть драться велит! А драться чем? Безоружные мы с тобой старики, Тарас.
- Топор есть - стариковское оружие, верное.- Тарас задумчиво качал головой.- К партизанам бы путь найти! Хоть и стары мы с тобой, Назар, а всё послужили б! - Наклонялся к Назару и шептал: - Надо выход душе дать, ой надо! Терпеть, Назар, у меня мочи нет.
И каждый человек в городе о том же думал: как жить, боже мой, как же жить, что делать?
///
Подле пепелища городского театра Тарас лицом к лицу столкнулся с доктором Фишманом, лечившим всех его детей и внуков. Тарас по привычке снял картуз, чтобы, как всегда, поздороваться, но увидел на рукаве Фишмана желтую повязку с чёрной шестиугольной звездой - клеймо еврея - и поклонился низко-низко, как не кланялся никогда.
Этот поклон испугал врача. Он отпрянул в сторону и инстинктивно закрылся рукой. Тарас молча стоял перед ним.
- Это вы мне... мне поклонились? - шёпотом спросил, наконец, врач.
- Вам, Арон Давыдович,- ответил Тарас.- Вам и мукам вашим.
:- А... да... да...- растерянно пробормотал Фишман.- Здравствуйте... Мое почтенье... Как поживаете? Я - ничего себе...- Но что-то сдавило вдруг его горло, он взмахнул руками и вскрикнул: - Спасибо вам, человек! - и побежал прочь, не оглядываясь.
Тарас долго смотрел ему вслед. На пустынной улице все маячила согбенная спина врача, подпрыгивала и дергалась... А вокруг, как всегда, крыши и трубы, крыши и трубы; те же дома под железом и черепицей; и улицы, падающие с окраин вниз, в центр, и акации в городском саду. И так же, как всегда, в назначенную пору летит с тополей весёлый и легкий пух, кружится над улицами и падает на крыши, как снег.
«Куда же тебе ещё пойти, Тарас? На что тебе еще поглядеть? Не довольно ли видел?» Но он всё шёл да шел по мёртвым, распятым улицам города, из которого вырвали весёлую живую душу. Вырвали и растоптали, И нет ее, ничего нет - город глухонемых и нищих.