«Соседский сын»
отчет о прочитанной книге
Это, друзья мои, фотография Тевтонской церемонии наречения имени.
Девочку, рожденную во исполнение призыва Адольфа Гитлера ко всем немецким женщинам
дать великой Германии как можно больше сыновей и дочерей, посвящают Фюреру и Родине.
Идет сентябрь 1941 года. Победа близка.
Что я могу сказать об этой малышке?
Во-первых, у нее есть фейсбук. Такие вещи меня удивляют чуть ли ни больше всего остального, эта современность динозавров.
Что еще? Чистокровная арийка, из семьи не просто убежденных нацистов - папа военный преступник, принимавший самое непосредственное участие в окончательном решении еврейского вопроса, она последовательно выйдет замуж за двух чернокожих англичан, от одного у нее сын, и дочь от другого, и будет активно бороться за свободу Конго и всей Африки.
И наконец - она примет гиюр, а потом выйдет замуж за еврея.
Сейчас ее зовут Лизель Эппель.
Как она дошла до жизни такой? Во всём виноваты евреи.
Одним прекрасным весенним утром 1951-го года девятилетняя Лизель Стеффенс играла в классики сама с собой на улице перед своим домом. Вокруг не было ни души, когда к ней подошел симпатичный мужчина в костюме и шляпе. Он объяснил, что приехал издалека, из страны по имени Израиль, чтобы отыскать человека много-много лет назад спасшего его сына. Когда-то незнакомец жил в соседнем доме, собственно, он и построил этот дом и магазин, которым теперь владела немецкая семья. Но в Хрустальную ночь (Лизель понятия не имела, о чем он) толпа добрых людей ворвалась в его дом, и они выбросили его годовалого сына с балкона второго этажа... Самого его добрые люди избили до потери сознания и бросили в концлагерь, и он считал сына погибшим. И лишь много месяцев спустя, уже в Палестине, он узнал, что малыш жив! Что кто-то поймал его, летевшего вниз, в свои руки, и заботился о нем, пока не появилась возможность отправить его в Англию с киндертранспортом. И вот теперь, по прошествии стольких лет, незнакомец вернулся в Боттроп, чтобы поблагодарить героя. Лизель знала ответ - мальчика спас ни кто иной, как ее отец! Папа, самый лучший, самый добрый, самый смелый, самый справедливый, папа всегда был для Лизель героем. Но, к сожалению, папа умер прошлым летом. Незнакомец недоверчиво отнесся к словам Лизель, он хорошо знал, кем был ее папа в 1938-м. Но Лизель чуть не насильно привела незнакомца в дом - чтобы и Мутти услышала потрясающую историю о героизме папы. Но тут случилось нечто странное, страшное и необъяснимое: увидев гостя, Мутти вся покраснела от злости, велела Лизель уйти в свою комнату и выгнала незнакомца вон. Лизель видела из окна, как он шел по улице прочь.
Что это было? Вошла Мутти и на повышенных тонах велела Лизель больше не смешивать имени отца с евреями. Отец никогда, никогда, не стал бы помогать еврею, никогда! ...И тут девятилетний ребенок сложил воедино обрывки воспоминаний, и получилась очень страшная картина: любимый папа был национал-социалистом, нацистом до мозга гостей. И Мутти была ему под стать. Это они выбрасывали из окон младенцев. У Лизель Стеффенс больше не было матери и отца. У нее больше не было Родины. Начиная с этого момента она полвека будет изживать из себя всё немецкое, она при первой же возможности покинет Германию в восемнадцать лет.
В 2005-м году выйдет ее книга «The Neighbor’s Son», которую я вот вчера дочитала.
Я думала, что Лизель посвятит свою жизнь тому, чтобы найти героя, спасшего соседского сына. Я ошибалась. Всю свою жизнь Лизель искала себе новый народ, к которому она могла бы принадлежать, новую страну вместо ненавистной Германии. Она уедет в Англию по приглашению влюбившегося в нее чернокожего ипресарио и на многие годы ввяжется в борьбу Конго и всей Африки за самоопределение и в дело Патриса Лумумбы, даже объявит себя светловолосой дочерью Африки, пока не разочаруется в методах борьбы восставших. Всё это время ее будет неприятно покалывать бытовой самособойразумеющийся антисемитизм ее чернокожих собратьев. И самое-самое главное: еще подростком Лизель придумала ложь, которой пичкала всех новых друзей и знакомых - ее семья была антифашистами, папа и мама боролись с нацизмом. Лизель не обманывала себя, она прекрасно помнила, чем была ее семья. Но она не могла найти в себе сил признать это открыто. Со вторым чернокожим мужем-музыкантом и двумя детьми Лизель уедет в Америку в 1980-м. Там всё пойдет прахом, жизнь Лизель понесется под откос, и к концу восьмидесятых она неожиданно для себя окажется на семинаре под названием «Эмоциональное исцеление и преображение». Нужно было действительно упасть на дно, чтобы добровольно прийти на сборище с таким названием. Лизель слушала, как один за другим люди делились своими душевными травмами. Встала женщина лет тридцати по имени Рахель и рассказала, что ее родители оба бывшие узники Освенцима, и это определило всю их жизнь и ее жизнь, что непостижимым образом нацизм всё еще причиняет боль даже новому поколению. И только тогда Лизель впервые поняла, в чем корень всех ее несчастий. Она поднялась вслед за Рахелью и впервые за тридцать восемь лет сказала это вслух: я - дочь нацистов, мой отец убивал евреев в концлагерях.
...Лос Анжелес Таймс опубликовала статью Лизель «Пробуждение». И вскоре в ее доме зазвонил телефон. Человек на том конце провода представился раввином и пригласил Лизель в гости на Шаббат и попросил выступить в его синагоге. Она приняла приглашение. В 1990-м году она приняла гиюр и стала Леей бат Авраам и Сара.
Потрясающе легко оказалось узнать имя незнакомца, изменившего ее жизнь в 51-м. Лизель позвонила брату в Боттроп - и брат ни секунды не задумываясь ответил на ее вопрос: его звали Вилли Мейер, и жительница Боттропа Йоханна Баннер знает подробности истории его сына. Лизель приехала в Боттроп и встретилась с Йоханной Баннер, женщиной, заботившейся о сыне Вилли Мейера после погрома Хрустальной ночи. Йоханна назвала Лизель имя героя - то оказался всеми презираемый в Боттропе толстенький владелец кинотеатра, герр Фридрих Зоммер, умерший несколько лет назад. Мутти всегда называла его «извращенцем», и Лизель не разрешали с ним разговаривать. Йоханну в Боттропе тоже не любили. Зато все уважали отца Лизель. До войны в Боттропе жило 200 душ евреев. Не осталось ни одного. Лизель представила толстенького герра Зоммера с малышом на руках, бегущего в ночи по улице по разбитому стеклу...
Примерно тогда же, когда была сделана фотография в начале нашей истории, был сделан и этот снимок:
Вильгельм и Фейга Добра Мейер и их сын Эдгар Август. Вместе. В далекой Палестине.
P.S. У Лизель Эппель есть страница: http://www.theneighborsson.com/
Это, друзья мои, фотография Тевтонской церемонии наречения имени.
Девочку, рожденную во исполнение призыва Адольфа Гитлера ко всем немецким женщинам
дать великой Германии как можно больше сыновей и дочерей, посвящают Фюреру и Родине.
Идет сентябрь 1941 года. Победа близка.
Что я могу сказать об этой малышке?
Во-первых, у нее есть фейсбук. Такие вещи меня удивляют чуть ли ни больше всего остального, эта современность динозавров.
Что еще? Чистокровная арийка, из семьи не просто убежденных нацистов - папа военный преступник, принимавший самое непосредственное участие в окончательном решении еврейского вопроса, она последовательно выйдет замуж за двух чернокожих англичан, от одного у нее сын, и дочь от другого, и будет активно бороться за свободу Конго и всей Африки.
И наконец - она примет гиюр, а потом выйдет замуж за еврея.
Сейчас ее зовут Лизель Эппель.
Как она дошла до жизни такой? Во всём виноваты евреи.
Одним прекрасным весенним утром 1951-го года девятилетняя Лизель Стеффенс играла в классики сама с собой на улице перед своим домом. Вокруг не было ни души, когда к ней подошел симпатичный мужчина в костюме и шляпе. Он объяснил, что приехал издалека, из страны по имени Израиль, чтобы отыскать человека много-много лет назад спасшего его сына. Когда-то незнакомец жил в соседнем доме, собственно, он и построил этот дом и магазин, которым теперь владела немецкая семья. Но в Хрустальную ночь (Лизель понятия не имела, о чем он) толпа добрых людей ворвалась в его дом, и они выбросили его годовалого сына с балкона второго этажа... Самого его добрые люди избили до потери сознания и бросили в концлагерь, и он считал сына погибшим. И лишь много месяцев спустя, уже в Палестине, он узнал, что малыш жив! Что кто-то поймал его, летевшего вниз, в свои руки, и заботился о нем, пока не появилась возможность отправить его в Англию с киндертранспортом. И вот теперь, по прошествии стольких лет, незнакомец вернулся в Боттроп, чтобы поблагодарить героя. Лизель знала ответ - мальчика спас ни кто иной, как ее отец! Папа, самый лучший, самый добрый, самый смелый, самый справедливый, папа всегда был для Лизель героем. Но, к сожалению, папа умер прошлым летом. Незнакомец недоверчиво отнесся к словам Лизель, он хорошо знал, кем был ее папа в 1938-м. Но Лизель чуть не насильно привела незнакомца в дом - чтобы и Мутти услышала потрясающую историю о героизме папы. Но тут случилось нечто странное, страшное и необъяснимое: увидев гостя, Мутти вся покраснела от злости, велела Лизель уйти в свою комнату и выгнала незнакомца вон. Лизель видела из окна, как он шел по улице прочь.
Что это было? Вошла Мутти и на повышенных тонах велела Лизель больше не смешивать имени отца с евреями. Отец никогда, никогда, не стал бы помогать еврею, никогда! ...И тут девятилетний ребенок сложил воедино обрывки воспоминаний, и получилась очень страшная картина: любимый папа был национал-социалистом, нацистом до мозга гостей. И Мутти была ему под стать. Это они выбрасывали из окон младенцев. У Лизель Стеффенс больше не было матери и отца. У нее больше не было Родины. Начиная с этого момента она полвека будет изживать из себя всё немецкое, она при первой же возможности покинет Германию в восемнадцать лет.
В 2005-м году выйдет ее книга «The Neighbor’s Son», которую я вот вчера дочитала.
Я думала, что Лизель посвятит свою жизнь тому, чтобы найти героя, спасшего соседского сына. Я ошибалась. Всю свою жизнь Лизель искала себе новый народ, к которому она могла бы принадлежать, новую страну вместо ненавистной Германии. Она уедет в Англию по приглашению влюбившегося в нее чернокожего ипресарио и на многие годы ввяжется в борьбу Конго и всей Африки за самоопределение и в дело Патриса Лумумбы, даже объявит себя светловолосой дочерью Африки, пока не разочаруется в методах борьбы восставших. Всё это время ее будет неприятно покалывать бытовой самособойразумеющийся антисемитизм ее чернокожих собратьев. И самое-самое главное: еще подростком Лизель придумала ложь, которой пичкала всех новых друзей и знакомых - ее семья была антифашистами, папа и мама боролись с нацизмом. Лизель не обманывала себя, она прекрасно помнила, чем была ее семья. Но она не могла найти в себе сил признать это открыто. Со вторым чернокожим мужем-музыкантом и двумя детьми Лизель уедет в Америку в 1980-м. Там всё пойдет прахом, жизнь Лизель понесется под откос, и к концу восьмидесятых она неожиданно для себя окажется на семинаре под названием «Эмоциональное исцеление и преображение». Нужно было действительно упасть на дно, чтобы добровольно прийти на сборище с таким названием. Лизель слушала, как один за другим люди делились своими душевными травмами. Встала женщина лет тридцати по имени Рахель и рассказала, что ее родители оба бывшие узники Освенцима, и это определило всю их жизнь и ее жизнь, что непостижимым образом нацизм всё еще причиняет боль даже новому поколению. И только тогда Лизель впервые поняла, в чем корень всех ее несчастий. Она поднялась вслед за Рахелью и впервые за тридцать восемь лет сказала это вслух: я - дочь нацистов, мой отец убивал евреев в концлагерях.
...Лос Анжелес Таймс опубликовала статью Лизель «Пробуждение». И вскоре в ее доме зазвонил телефон. Человек на том конце провода представился раввином и пригласил Лизель в гости на Шаббат и попросил выступить в его синагоге. Она приняла приглашение. В 1990-м году она приняла гиюр и стала Леей бат Авраам и Сара.
Потрясающе легко оказалось узнать имя незнакомца, изменившего ее жизнь в 51-м. Лизель позвонила брату в Боттроп - и брат ни секунды не задумываясь ответил на ее вопрос: его звали Вилли Мейер, и жительница Боттропа Йоханна Баннер знает подробности истории его сына. Лизель приехала в Боттроп и встретилась с Йоханной Баннер, женщиной, заботившейся о сыне Вилли Мейера после погрома Хрустальной ночи. Йоханна назвала Лизель имя героя - то оказался всеми презираемый в Боттропе толстенький владелец кинотеатра, герр Фридрих Зоммер, умерший несколько лет назад. Мутти всегда называла его «извращенцем», и Лизель не разрешали с ним разговаривать. Йоханну в Боттропе тоже не любили. Зато все уважали отца Лизель. До войны в Боттропе жило 200 душ евреев. Не осталось ни одного. Лизель представила толстенького герра Зоммера с малышом на руках, бегущего в ночи по улице по разбитому стеклу...
Примерно тогда же, когда была сделана фотография в начале нашей истории, был сделан и этот снимок:
Вильгельм и Фейга Добра Мейер и их сын Эдгар Август. Вместе. В далекой Палестине.
P.S. У Лизель Эппель есть страница: http://www.theneighborsson.com/