the end
Перевод из книги Яффы Элиах «There Once was a World».
начало тут: http://one-way.livejournal.com/554676.html и тут: http://one-way.livejournal.com/555200.html
Часть 3-я. Судьба женщин
После того как всех мужчин убили, охранять женщин на Лошадином рынке осталось всего несколько литовских стрелков. Решили, что они слишком напуганы, чтобы бежать. Большинство убийц кутили в городе, отмечая сегодняшний день; часть отправили в Тракай за патронами для расстрела женщин и детей, а то запасы подходили к концу. И так, в четверг нескольким смельчакам удалось подойти к женщинам и обсудить с ними планы побега. Семьи Моше Соненсона, Шошке Вайн, Блахаровичи, Кагановичи, Добка Кремин и еще несколько человек обязаны жизнью местным полякам, в последнюю минуту пришедшим им на помощь.
Шошке (Шошана) Вайн сидит впереди всех. Давным-давно, летом 1926-го года
http://farm7.static.flickr.com/6092/6286340313_7286b5993e_o.jpg
По плану, который Моше Соненсон обсудил с ними перед тем, как покинуть Эйшишок, Яшка и Зоська Алишкевич пробрались на Лошадиный рынок, чтобы еще раз попытаться уговорить Циппору бежать. Она последний раз просила мать и сестру бежать вместе с ней, но Альте Кац, по прежнему уверенная в том, что немцы и на этот раз окажутся столь же цивилизованными, сколь были их отцы в Первую Мировую, снова отказалась. А Шошана не желала бежать без матери. Понимая, что это ее последний шанс спасти маленького Шауля и увидеть мужа и старших детей, Циппора распрощалась с сестрой и матерью. Она надела принесенную Алишкевичами крестьянскую косынку и попыталась в толчее проскользнуть в ворота, но один из шаулистов заподозрил обман. Циппора купила его молчание легко - ценой хорошенького вышитого овечного полушубка - и забралась в повозку Алишкевичей. Но и под косынкой Циппору опознал кто-то из местных поляков и донес полицаям.
Спустя несколько минут Яшка Алишкевич понял, что за ними погоня. Он остановился у поля, спрятал Циппору и малыша в стогу сена, и поехал дальше. Когда погоня настигла его, литовцы с поляками обыскали телегу и пронзили вилами стога у дороги, но Циппора и Шауль прятались в стогу в глубине поля. Погоня повернула назад ни с чем, а Яшка вернулся за Циппорой позже к вечеру. Они должны были остановиться в Радуни в доме Роговских, но к тому времени, как они туда приехали, Моше и дети уже были на пути в Василишок.
Циппора Соненсон читает книгу:
http://farm7.static.flickr.com/6224/6286340069_694c36de63_o.jpg
Monday, June 21, 1926
Тем временем на Лошадином рынке Яшка Сенкевич, который в тот день отвез на смерть множество евреев, смог поговорить с красавицей Шошке Вайн. «Всех мужчин убили,» - сказал он и для пущей убедительности продемонстрировал надетое на нем пальто, принадлежавшее одному из знакомых Шошке: «Беньомин Черный - тоже мертв. Он отдал мне свое пальто перед тем, как его расстреляли. И теперь на очереди женщины и дети. Я вернусь к ночи и помогу тебе бежать.» Рядом стоял литовский стрелок - из местных, знавший всех тех, кого только что весь день расстреливал. Он был совершенно пьян. «Как ты мог?!» - спросила его Шошке. Он ответил ей: «Трудно было сделать первый выстрел. Но нас хорошенько напоили, и убивать стало легче ----.»
Вечером Сенкевич вернулся еще с одним приятелем Шошки, Щеснолевичем, который еще несколько дней назад пытался уговорить ее бежать. Через щель в заборе они помогли бежать Шошке, ее сыну Бен-Циону и еще нескольким родственникам. Они были на волосок от гибели, когда один из шаулистов заметил их и выстрелил в их сторону, но Сенкевич сказал ему, что Бен-Цион его племянник, и их отпустили. Двоюродной сестре Шошки Златке Гарбер, сестре Гутке с тремя детьми и Гуткиным золовкам Крейнеле Каничковской и Иде Кагановой и детям Иды - всем удалось бежать. Шошке предлагала бежать еще нескольким женщинам, но они отказались: одна из них была из тех девушек, над кем за день до того надругались литовцы и немцы - и не хотела больше жить, другая не видела смысла цепляться за жизнь после смерти мужа и остальных близких.
Затем Яшка Сенкевич привел их всех к себе домой, но его жена - празднично разодетая в награбленные наряды и украшения, в наряды и украшения, принадлежавшие их общим знакомым, ожидавшим смерти на Лошадином рынке - вышла им навстречу и предупредила, чтобы они держались подальше: у нее в доме гуляли шаулисты, праздновали смерть евреев. Они поспешили в темную, безлунную ночь, вокруг них тени других беглецов, одна из которых, Нехама Матиканская, присоединилась к ним. Вместе, они добрались до деревни Дочишки в гостеприимный дом друга-христианина, где их накормили хлебом, медом и теплым молоком. Когда они отдохнули, Сенкевич повел их в Радунь.
На прогулку в Секлуцкий лес:
http://farm7.static.flickr.com/6221/6286340573_d807d5b8e7_o.jpg
Шейна Блахарович третья с конца
Другая группа сбежавших в ту ночь состояла из Фрумл Блахарович и двух ее дочерей, Шейны и Гутки. Они надеялись как-нибудь продержаться, пока у них не появится шанс добраться до земли Израиля, а там и до брата Фрумл - Семена Каганова. Их тоже заметил один из шаулистов, когда они протискивались в дыру в заборе. Босоногий юноша в подпоясанных веревкой штанах был вооружен. Шейна хотела откупиться от него кольцом, но он отказался его взять и отпустил их просто так. В конце Мельничной улицы жил Яшук Капитан - гой, бегло говоривший на идиш, и верный друг. Он дал им приют. Его жена уже спала - ее голова едва видна среди награбленных в еврейских домах подушек. В ту ночь беглецы спали в амбаре, а на следующий день прятались на сеновале, пока работники мололи муку. Всякий раз, когда смолкал шум молотьбы, со стороны христианского кладбища в Юриздике были слышны выстрелы.
Вечером в пятницу Яшук Капитан попросил их уйти - стало слишком опасно. Рядом с деревней Коркучаны Шейна постучалась в окно фермы, где жил один из клиентов ее ателье. Фермер впустил их, накормил хлебом, мёдом, напоил теплым молоком и отнес записку от Шейны в Радунь к Рогожским. Он вернулся с ответом: «Всё благополучно. Приходите в Радунь.» Сплотившись в чрезвычайной ситуации, еврейская община Радуни подкупила местных чиновников и получила документы на жительство для беженцев из Эйшишка, чтобы гестапо не смогло выявить тех, кто избежал массового расстрела. Покамест Радунь была надежным убежищем.
На фоне католической церкви в Юриздике:
http://farm7.static.flickr.com/6227/6286339633_f16e62f119_o.jpg
Генешка Каганович сидит на ограде, рядом стоит ее подруга Матл Соненсон. Генешка выйдет замуж за дядю Яффы Элиах. Она, ее муж и маленький сын погибнут 25-26 сентября 1941 года во время массового расстрела евреев Эйшишка. Матл и ее мужа еще в 1940-м году депортируют в Сибирь, и это спасет им жизнь
Выстрелы, звучавшие в пятницу, 26-го сентября, со стороны Юриздики, означали казнь женщин и детей. Снова убийства совершали литовские стрелки и немцы из третьей ударной группы. Женщин и детей было почти в два раза больше, чем мужчин, и дабы ускорить дело, старух и матерей с совсем маленькими детьми привозили на телегах. Так что пятничные жертвы быстро прибывали к месту своей гибели - к огромной свежевырытой яме у католического кладбища в Юриздике. К тому времени, как посланец Берла Лифшица добрался до Лошадиного рынка, там уже никого не осталось, и он ни с чем возвратился в Радунь.
Так случилось, что два паренька, которым за день до того удалось спастись от смерти - Лейбке Каганович и его брат Беньямин - прятались в укрытии позади каменной ограды кладбища и стали случайными свидетелями последовавших событий. В огромной толпе женщин и детей они не находили свою мать, бабушку и сестру. Не смея надеяться на то, что тем удалось бежать, братья наблюдали один за другим ужасы, происходившие прямо у них на глазах. Они смотрели, как прикладами и дубинками гнали на смерть женщин с грудными детьми на руках и с цеплявшимися за них детьми постарше. Они смотрели, как их всех заставляли раздеться.
Потом молодых девушек отделили от остальных и уволокли насиловать в кусты. Их насиловали снова и снова, солдат за солдатом, полицай за полицаем...
Я не мог кричать и не мог закрыть глаза. «Отвернись, Лейбке! Не смотри!» - Беньямин стянул меня со стены.
Я не хотел смотреть, но я не мог не смотреть. Я видел, как литовцы отстреливали женщинам груди и как они стреляли им по гениталиям. Я видел, как изрешетили мою тетю, и как бесконечно долго насиловали мою двоюродную сестру, пока смерть не стала казаться ей избавлением.
Пальцы соскользнули со стены, и я упал возле брата, задыхаясь от слез. Меня тошнило.
Всё это продолжалось до бесконечности. Остраускас забрал грудных детей у кричавших в ужасе матерей, надел поверх формы чьё-то пальто и одного за другим разможжил малышей о ближайший валун, забрызгав их кровью руки и пальто.
Хайя Соненсон (мать Моше Соненсона и бабушка Яффы Элиах) шла на смерть в окружении своей семьи: дочери Хинды (сестра Моше), четверых детей Хинды, невестки Генешки (та, что сидит на ограде на предыдущей фотографии), маленького сына Генешки Меира, и невестки Иды с двумя сыновьями. По словам Яшки Алишкевича, Хайя молилась на краю могилы.
Возможно, она читала Виддуй, исповедь умирающего? Молила ли она о безопасности трех своих сыновей, которым удалось бежать, и которым, быть может, удастся когда-нибудь достичь земли Израиля?
Или, может быть, она благодарила за то, что будет похоронена в земле своих предков?
Автоматная очередь скосила членов семьи Соненсон - одного за другим. Одна из дочек Хинды крикнула: «Помогите, у меня папа в Америке!» и тоже упала в могилу.
Хинда Соненсон Тавлицкая, сестра Моше Соненсона и тетя Яффы Элиах, позирует с книгой:
Альте Кац (мать Циппоры Соненсон, другая бабушка Яффы Элиах) встретила смерть, стоя рядом со своей дочерью Шошаной. Неужели лишь у края могилы она поняла наконец, насколько новые немцы отличались от своих предшественников, в которых она так безраздельно верила? Когда она падала, один из собравшихся вокруг зевак крикнул по-польски: «Пани Кацова, дайте мне лекарство! Сфотографируйте меня!»
У Альте Кац в Эйшишке была своя аптека/фотостудия. Она была профессиональным фотографом.
http://farm7.static.flickr.com/6238/6286966626_6fa38c4029_o.jpg
Альте Кац на ступеньках своей аптеки. Слева - ее младший сын Авигдор, справа - ее старший внук Ицхак. Не знаю, что за мальчик впереди стоит.
И вот еще фотография - аптека/фотостудия Альте Кац. Ее дочки - Эстер и Шошана стоят на крыльце. С ними Фаня Ботвиник, дочь директора школы Моше Яакова Ботвиника.
http://farm7.static.flickr.com/6039/6286966956_c29c356c78_o.jpg
Всё это время рабби Шимона Розовского оставляли в живых на месте казни - чтобы он смотрел, как одна за другой накатывают волны смерти, как убивают сотни и тысячи дорогих ему людей. И вот, наконец, на закате в пятницу пришел и его час. По одним показаниям, последнего рабби Эйшишка расстреляли, по другим, дали автоматную очередь поверх его головы и похоронили его живым.
С заходом солнца убийцы с песнями вернулись в город, веселые и пьяные.
В тот вечер не слышно было субботних песен из оскверненных синагог штетла; и в опустошенных домах не горели субботние свечи. Только пьяный крестьяник-поляк, нарядившийся в праздничный костюм рабби Розовского - его длинный шелковый сюртук и цилиндр - стоял посреди безлюдной рыночной площади с бутылкой водки в руке и кричал, передразнивая, на ломаном идише: «Евреи, идите в синагогу!»
***
Немецкий отчет о действиях третьей ударной группы в период между 4-м июля и 25-м ноября 1941-го года содержит перечень дат и мест массовых расстрелов, а также количество евреев, убитых в каждом из них. Эйшишок упомянут в этом списке одной строкой. В ней сказано, что 27 сентября 1941 года было убито всего 3446 эйшишковских евреев, из них 989 - мужчины, 1636 - женщины и 821 - дети. При всей хваленой немецкой аккуратности - ни одной верной цифры. Дата неверная - убийства проходили в течение двух дней 25-го и 26-го сентября. 27-го всё было тихо, если не считать многочисленных пьянок с участием немцев, литовцев и некоторых местных поляков. Убитые евреи были не только из Эйшишка, но и почти полторы тысячи человек - из окружающих деревень. Поэтому итоговая цифра приближается к пяти тысячам погибших.
***
В воскресенье, 28-го сентября 1941-го года, звон колоколов в церкви в Юриздике как ни в чем не бывало созвал народ молиться, и как обычно храм был набит до отказа. На скамьях рядами сидели люди, в праздничных воскресных одеждах, которые то и дело оказывались праздничными субботними одеждами их мертвых соседей-евреев, чьи дома они ограбили. Остраускас тоже явился и исповедался. И прихожане слушали речь священника о том, что евреев наконец-то призвали к ответу за распятие Христа. Сам священник не оправдывал убийства и мародерства. Более того, по крайней мере один из свидетелей утверждает, что священник попросил всех членов собрания, одетых в награбленные еврейские вещи, встать и покинуть храм (хотя никто не встал и храм не покинул). Но он отнесся к убийству евреев с пониманием: пусть и плохая, но какая-никакая справедливость восторжествовала.
http://farm7.static.flickr.com/6120/6286858466_2da3e874eb_o.jpg
добро пожаловать в Эйшишок
начало тут: http://one-way.livejournal.com/554676.html и тут: http://one-way.livejournal.com/555200.html
Часть 3-я. Судьба женщин
После того как всех мужчин убили, охранять женщин на Лошадином рынке осталось всего несколько литовских стрелков. Решили, что они слишком напуганы, чтобы бежать. Большинство убийц кутили в городе, отмечая сегодняшний день; часть отправили в Тракай за патронами для расстрела женщин и детей, а то запасы подходили к концу. И так, в четверг нескольким смельчакам удалось подойти к женщинам и обсудить с ними планы побега. Семьи Моше Соненсона, Шошке Вайн, Блахаровичи, Кагановичи, Добка Кремин и еще несколько человек обязаны жизнью местным полякам, в последнюю минуту пришедшим им на помощь.
Шошке (Шошана) Вайн сидит впереди всех. Давным-давно, летом 1926-го года
http://farm7.static.flickr.com/6092/6286340313_7286b5993e_o.jpg
По плану, который Моше Соненсон обсудил с ними перед тем, как покинуть Эйшишок, Яшка и Зоська Алишкевич пробрались на Лошадиный рынок, чтобы еще раз попытаться уговорить Циппору бежать. Она последний раз просила мать и сестру бежать вместе с ней, но Альте Кац, по прежнему уверенная в том, что немцы и на этот раз окажутся столь же цивилизованными, сколь были их отцы в Первую Мировую, снова отказалась. А Шошана не желала бежать без матери. Понимая, что это ее последний шанс спасти маленького Шауля и увидеть мужа и старших детей, Циппора распрощалась с сестрой и матерью. Она надела принесенную Алишкевичами крестьянскую косынку и попыталась в толчее проскользнуть в ворота, но один из шаулистов заподозрил обман. Циппора купила его молчание легко - ценой хорошенького вышитого овечного полушубка - и забралась в повозку Алишкевичей. Но и под косынкой Циппору опознал кто-то из местных поляков и донес полицаям.
Спустя несколько минут Яшка Алишкевич понял, что за ними погоня. Он остановился у поля, спрятал Циппору и малыша в стогу сена, и поехал дальше. Когда погоня настигла его, литовцы с поляками обыскали телегу и пронзили вилами стога у дороги, но Циппора и Шауль прятались в стогу в глубине поля. Погоня повернула назад ни с чем, а Яшка вернулся за Циппорой позже к вечеру. Они должны были остановиться в Радуни в доме Роговских, но к тому времени, как они туда приехали, Моше и дети уже были на пути в Василишок.
Циппора Соненсон читает книгу:
http://farm7.static.flickr.com/6224/6286340069_694c36de63_o.jpg
Monday, June 21, 1926
Тем временем на Лошадином рынке Яшка Сенкевич, который в тот день отвез на смерть множество евреев, смог поговорить с красавицей Шошке Вайн. «Всех мужчин убили,» - сказал он и для пущей убедительности продемонстрировал надетое на нем пальто, принадлежавшее одному из знакомых Шошке: «Беньомин Черный - тоже мертв. Он отдал мне свое пальто перед тем, как его расстреляли. И теперь на очереди женщины и дети. Я вернусь к ночи и помогу тебе бежать.» Рядом стоял литовский стрелок - из местных, знавший всех тех, кого только что весь день расстреливал. Он был совершенно пьян. «Как ты мог?!» - спросила его Шошке. Он ответил ей: «Трудно было сделать первый выстрел. Но нас хорошенько напоили, и убивать стало легче ----.»
Вечером Сенкевич вернулся еще с одним приятелем Шошки, Щеснолевичем, который еще несколько дней назад пытался уговорить ее бежать. Через щель в заборе они помогли бежать Шошке, ее сыну Бен-Циону и еще нескольким родственникам. Они были на волосок от гибели, когда один из шаулистов заметил их и выстрелил в их сторону, но Сенкевич сказал ему, что Бен-Цион его племянник, и их отпустили. Двоюродной сестре Шошки Златке Гарбер, сестре Гутке с тремя детьми и Гуткиным золовкам Крейнеле Каничковской и Иде Кагановой и детям Иды - всем удалось бежать. Шошке предлагала бежать еще нескольким женщинам, но они отказались: одна из них была из тех девушек, над кем за день до того надругались литовцы и немцы - и не хотела больше жить, другая не видела смысла цепляться за жизнь после смерти мужа и остальных близких.
Затем Яшка Сенкевич привел их всех к себе домой, но его жена - празднично разодетая в награбленные наряды и украшения, в наряды и украшения, принадлежавшие их общим знакомым, ожидавшим смерти на Лошадином рынке - вышла им навстречу и предупредила, чтобы они держались подальше: у нее в доме гуляли шаулисты, праздновали смерть евреев. Они поспешили в темную, безлунную ночь, вокруг них тени других беглецов, одна из которых, Нехама Матиканская, присоединилась к ним. Вместе, они добрались до деревни Дочишки в гостеприимный дом друга-христианина, где их накормили хлебом, медом и теплым молоком. Когда они отдохнули, Сенкевич повел их в Радунь.
На прогулку в Секлуцкий лес:
http://farm7.static.flickr.com/6221/6286340573_d807d5b8e7_o.jpg
Шейна Блахарович третья с конца
Другая группа сбежавших в ту ночь состояла из Фрумл Блахарович и двух ее дочерей, Шейны и Гутки. Они надеялись как-нибудь продержаться, пока у них не появится шанс добраться до земли Израиля, а там и до брата Фрумл - Семена Каганова. Их тоже заметил один из шаулистов, когда они протискивались в дыру в заборе. Босоногий юноша в подпоясанных веревкой штанах был вооружен. Шейна хотела откупиться от него кольцом, но он отказался его взять и отпустил их просто так. В конце Мельничной улицы жил Яшук Капитан - гой, бегло говоривший на идиш, и верный друг. Он дал им приют. Его жена уже спала - ее голова едва видна среди награбленных в еврейских домах подушек. В ту ночь беглецы спали в амбаре, а на следующий день прятались на сеновале, пока работники мололи муку. Всякий раз, когда смолкал шум молотьбы, со стороны христианского кладбища в Юриздике были слышны выстрелы.
Вечером в пятницу Яшук Капитан попросил их уйти - стало слишком опасно. Рядом с деревней Коркучаны Шейна постучалась в окно фермы, где жил один из клиентов ее ателье. Фермер впустил их, накормил хлебом, мёдом, напоил теплым молоком и отнес записку от Шейны в Радунь к Рогожским. Он вернулся с ответом: «Всё благополучно. Приходите в Радунь.» Сплотившись в чрезвычайной ситуации, еврейская община Радуни подкупила местных чиновников и получила документы на жительство для беженцев из Эйшишка, чтобы гестапо не смогло выявить тех, кто избежал массового расстрела. Покамест Радунь была надежным убежищем.
На фоне католической церкви в Юриздике:
http://farm7.static.flickr.com/6227/6286339633_f16e62f119_o.jpg
Генешка Каганович сидит на ограде, рядом стоит ее подруга Матл Соненсон. Генешка выйдет замуж за дядю Яффы Элиах. Она, ее муж и маленький сын погибнут 25-26 сентября 1941 года во время массового расстрела евреев Эйшишка. Матл и ее мужа еще в 1940-м году депортируют в Сибирь, и это спасет им жизнь
Выстрелы, звучавшие в пятницу, 26-го сентября, со стороны Юриздики, означали казнь женщин и детей. Снова убийства совершали литовские стрелки и немцы из третьей ударной группы. Женщин и детей было почти в два раза больше, чем мужчин, и дабы ускорить дело, старух и матерей с совсем маленькими детьми привозили на телегах. Так что пятничные жертвы быстро прибывали к месту своей гибели - к огромной свежевырытой яме у католического кладбища в Юриздике. К тому времени, как посланец Берла Лифшица добрался до Лошадиного рынка, там уже никого не осталось, и он ни с чем возвратился в Радунь.
Так случилось, что два паренька, которым за день до того удалось спастись от смерти - Лейбке Каганович и его брат Беньямин - прятались в укрытии позади каменной ограды кладбища и стали случайными свидетелями последовавших событий. В огромной толпе женщин и детей они не находили свою мать, бабушку и сестру. Не смея надеяться на то, что тем удалось бежать, братья наблюдали один за другим ужасы, происходившие прямо у них на глазах. Они смотрели, как прикладами и дубинками гнали на смерть женщин с грудными детьми на руках и с цеплявшимися за них детьми постарше. Они смотрели, как их всех заставляли раздеться.
Потом молодых девушек отделили от остальных и уволокли насиловать в кусты. Их насиловали снова и снова, солдат за солдатом, полицай за полицаем...
Я не мог кричать и не мог закрыть глаза. «Отвернись, Лейбке! Не смотри!» - Беньямин стянул меня со стены.
Я не хотел смотреть, но я не мог не смотреть. Я видел, как литовцы отстреливали женщинам груди и как они стреляли им по гениталиям. Я видел, как изрешетили мою тетю, и как бесконечно долго насиловали мою двоюродную сестру, пока смерть не стала казаться ей избавлением.
Пальцы соскользнули со стены, и я упал возле брата, задыхаясь от слез. Меня тошнило.
Всё это продолжалось до бесконечности. Остраускас забрал грудных детей у кричавших в ужасе матерей, надел поверх формы чьё-то пальто и одного за другим разможжил малышей о ближайший валун, забрызгав их кровью руки и пальто.
Хайя Соненсон (мать Моше Соненсона и бабушка Яффы Элиах) шла на смерть в окружении своей семьи: дочери Хинды (сестра Моше), четверых детей Хинды, невестки Генешки (та, что сидит на ограде на предыдущей фотографии), маленького сына Генешки Меира, и невестки Иды с двумя сыновьями. По словам Яшки Алишкевича, Хайя молилась на краю могилы.
Возможно, она читала Виддуй, исповедь умирающего? Молила ли она о безопасности трех своих сыновей, которым удалось бежать, и которым, быть может, удастся когда-нибудь достичь земли Израиля?
Или, может быть, она благодарила за то, что будет похоронена в земле своих предков?
Автоматная очередь скосила членов семьи Соненсон - одного за другим. Одна из дочек Хинды крикнула: «Помогите, у меня папа в Америке!» и тоже упала в могилу.
Хинда Соненсон Тавлицкая, сестра Моше Соненсона и тетя Яффы Элиах, позирует с книгой:
Альте Кац (мать Циппоры Соненсон, другая бабушка Яффы Элиах) встретила смерть, стоя рядом со своей дочерью Шошаной. Неужели лишь у края могилы она поняла наконец, насколько новые немцы отличались от своих предшественников, в которых она так безраздельно верила? Когда она падала, один из собравшихся вокруг зевак крикнул по-польски: «Пани Кацова, дайте мне лекарство! Сфотографируйте меня!»
У Альте Кац в Эйшишке была своя аптека/фотостудия. Она была профессиональным фотографом.
http://farm7.static.flickr.com/6238/6286966626_6fa38c4029_o.jpg
Альте Кац на ступеньках своей аптеки. Слева - ее младший сын Авигдор, справа - ее старший внук Ицхак. Не знаю, что за мальчик впереди стоит.
И вот еще фотография - аптека/фотостудия Альте Кац. Ее дочки - Эстер и Шошана стоят на крыльце. С ними Фаня Ботвиник, дочь директора школы Моше Яакова Ботвиника.
http://farm7.static.flickr.com/6039/6286966956_c29c356c78_o.jpg
Всё это время рабби Шимона Розовского оставляли в живых на месте казни - чтобы он смотрел, как одна за другой накатывают волны смерти, как убивают сотни и тысячи дорогих ему людей. И вот, наконец, на закате в пятницу пришел и его час. По одним показаниям, последнего рабби Эйшишка расстреляли, по другим, дали автоматную очередь поверх его головы и похоронили его живым.
С заходом солнца убийцы с песнями вернулись в город, веселые и пьяные.
В тот вечер не слышно было субботних песен из оскверненных синагог штетла; и в опустошенных домах не горели субботние свечи. Только пьяный крестьяник-поляк, нарядившийся в праздничный костюм рабби Розовского - его длинный шелковый сюртук и цилиндр - стоял посреди безлюдной рыночной площади с бутылкой водки в руке и кричал, передразнивая, на ломаном идише: «Евреи, идите в синагогу!»
***
Немецкий отчет о действиях третьей ударной группы в период между 4-м июля и 25-м ноября 1941-го года содержит перечень дат и мест массовых расстрелов, а также количество евреев, убитых в каждом из них. Эйшишок упомянут в этом списке одной строкой. В ней сказано, что 27 сентября 1941 года было убито всего 3446 эйшишковских евреев, из них 989 - мужчины, 1636 - женщины и 821 - дети. При всей хваленой немецкой аккуратности - ни одной верной цифры. Дата неверная - убийства проходили в течение двух дней 25-го и 26-го сентября. 27-го всё было тихо, если не считать многочисленных пьянок с участием немцев, литовцев и некоторых местных поляков. Убитые евреи были не только из Эйшишка, но и почти полторы тысячи человек - из окружающих деревень. Поэтому итоговая цифра приближается к пяти тысячам погибших.
***
В воскресенье, 28-го сентября 1941-го года, звон колоколов в церкви в Юриздике как ни в чем не бывало созвал народ молиться, и как обычно храм был набит до отказа. На скамьях рядами сидели люди, в праздничных воскресных одеждах, которые то и дело оказывались праздничными субботними одеждами их мертвых соседей-евреев, чьи дома они ограбили. Остраускас тоже явился и исповедался. И прихожане слушали речь священника о том, что евреев наконец-то призвали к ответу за распятие Христа. Сам священник не оправдывал убийства и мародерства. Более того, по крайней мере один из свидетелей утверждает, что священник попросил всех членов собрания, одетых в награбленные еврейские вещи, встать и покинуть храм (хотя никто не встал и храм не покинул). Но он отнесся к убийству евреев с пониманием: пусть и плохая, но какая-никакая справедливость восторжествовала.
http://farm7.static.flickr.com/6120/6286858466_2da3e874eb_o.jpg
добро пожаловать в Эйшишок