Героические профессии: заварщик-высотник
Он появляется на строительной площадке, когда громада небоскреба лишь только начинает проступать из утреннего тумана. Сосредоточенный и подтянутый, никаких нарушений в одежде: рыжая жилетка, из кармана которой торчит черная антеннка радиостанции; страховочный пояс с блестящими цепью и карабином; рабочие перчатки и начищенные до блеска берцы. На голове - ослепительно белая каска. Мастер.
Из карманов кожаного инструментального пояса у него торчат самые необычные приспособления. О назначении большинства из них можно только догадываться.
Поёживающиеся от мокрой прохлады и пронизывающего ветра рабочие с уважением расступаются перед ним. Даже покрытые инеем тяжелые самосвалы притормаживают, пропуская, и приветственно помаргивают аварийкой.
Сопровождающий меня прораб смущается, сутулится и даже пытается казаться ниже ростом, когда окликает его:
- Михалыч!
Человек в белой каске подходит ближе и вопросительно смотрит на прораба, отчего тот смущается еще больше.
- Вот... Представитель, значит, прессы... С тобой пойдет...
Густые усы на лице мастера раздвигаются. Кажется, это улыбка.
- Ну что же, пресса! Идем! Высоты-то не боишься?
Конечно же, я боюсь высоты. Я лопочу что-то про то, что ради того, чтобы познакомиться с человеком такой уникальной профессии, я готов потерпеть и вот мне даже пояс страховочный дали...
- Петрович, заснул? Лифт давай!
- А?..
Но это не мне. Это в рацию. Где-то за облаками, куда уходит стальной скелет высотного здания, слышится скрежет и вдоль ярко-желтой фермы, цепляющейся за внешние конструкции, начинает спускаться лифт. Даже не лифт, а открытая площадка с ограждением. Мы заходим и закрываем за собой низкую дверцу. Я трусливо хватаюсь за карабин и пытаюсь пристегнуться к перилам. Михалыч снова ухмыляется:
- Не боись, журналист, не выпадешь. Будешь падать - подхвачу.
Лифт взмывает на заоблачные высоты, где ветер продувает сквозь куртку и свитер, а на бровях и ресницах моментально выступает иней. Руки, которыми я судорожно держусь за перила, моментально примерзают и непонятно, что страшнее: отпустить или отморозить...
Наконец приехали. Преодолевая сопротивление ледяного ветра идем по шатким доскам, по нависающим над бездной стальным двутавровым балкам, по прогибающемуся под ногами профнастилу. Впереди тупик - двутавр далеко выступает за пределы каркаса и заканчивается странной конструкцией, похожей одновременно на алтарь и на перевернутого на спину краба. Михалыч осторожно ступает на узкую дорожку, предостерегающим жестом останавливая меня:
- Подожди здесь, пресса. Отсюда все увидишь.
Я останавливаюсь и вздрагиваю, когда из облака над моей головой серой тенью выныривает стрела башенного крана. От нее к алтарю на конце балки, где уже стоит Михалыч, летит огромная бочка. Ветер доносит обрывки переговоров по рации - бубнеж невидимого крановщика и добродушный матерок Михалыча. Наконец, бочка становится на свое место и "лапы" краба смыкаются, крепко фиксируя ее. Минута, тросы свободны и стрела улетает обратно в туман, а под бочкой появляется веселый огонек. Мне холодно и мерзко от сырости и я подавляю в себе желание пройти по страшной балке, чтобы погреться рядом с пляшущими язычками пламени. Мастер поочередно достает из карманов пояса какие-то инструменты и приспособления. Засовывает в бочку щупы и пристально смотрит на присоединенный к ним циферблат. По движению его усов я понимаю, что результат его радует.
Снова возникает кран, на этот раз с бадьей. Она на секунду повисает над бочкой и переворачивается, вываливая содержимое в ее недра. Михалыч хмурится, достает откуда-то широкую кисточку и сметает внутрь все, что осело на краях. Потом снова долго манипулирует с приборами и наконец, засунув руку далеко внутрь сооружения, извлекает оттуда что-то металлическое и идет ко мне.
- На, вот, журналист, будешь сегодня дегустатором - протягивает он жестяную кружку.
Да, кружка дымящегося горячего чая - это то, о чем я мечтал к момента, как оказался промозглым утром на открытой всем ветрам строительной площадке. Отхлебываю и понимаю, что такого чая я не пил никогда в жизни. Даже на Цейлоне. Даже на родине чая в Китае.
Поглощенный процессом я даже не замечаю, как стрела крана уносит с алтаря бочку и опускает ее вниз, где цветные рабочие, похожие на елочные игрушки, уже сидят на краю конструкций небоскреба, протягивая свои жестяные кружки.
- Вопросы-то задавать будешь? - отрывает меня от обжигающего напитка мастер.
Что тут спросишь? Неужели стандартное "почему вы выбрали эту профессию"? Или еще более банальное "не страшно ли вам на такой высоте"? Не буду я ничего спрашивать. Хотя нет, спрошу. Еще кружку чая можно?
Из карманов кожаного инструментального пояса у него торчат самые необычные приспособления. О назначении большинства из них можно только догадываться.
Поёживающиеся от мокрой прохлады и пронизывающего ветра рабочие с уважением расступаются перед ним. Даже покрытые инеем тяжелые самосвалы притормаживают, пропуская, и приветственно помаргивают аварийкой.
Сопровождающий меня прораб смущается, сутулится и даже пытается казаться ниже ростом, когда окликает его:
- Михалыч!
Человек в белой каске подходит ближе и вопросительно смотрит на прораба, отчего тот смущается еще больше.
- Вот... Представитель, значит, прессы... С тобой пойдет...
Густые усы на лице мастера раздвигаются. Кажется, это улыбка.
- Ну что же, пресса! Идем! Высоты-то не боишься?
Конечно же, я боюсь высоты. Я лопочу что-то про то, что ради того, чтобы познакомиться с человеком такой уникальной профессии, я готов потерпеть и вот мне даже пояс страховочный дали...
- Петрович, заснул? Лифт давай!
- А?..
Но это не мне. Это в рацию. Где-то за облаками, куда уходит стальной скелет высотного здания, слышится скрежет и вдоль ярко-желтой фермы, цепляющейся за внешние конструкции, начинает спускаться лифт. Даже не лифт, а открытая площадка с ограждением. Мы заходим и закрываем за собой низкую дверцу. Я трусливо хватаюсь за карабин и пытаюсь пристегнуться к перилам. Михалыч снова ухмыляется:
- Не боись, журналист, не выпадешь. Будешь падать - подхвачу.
Лифт взмывает на заоблачные высоты, где ветер продувает сквозь куртку и свитер, а на бровях и ресницах моментально выступает иней. Руки, которыми я судорожно держусь за перила, моментально примерзают и непонятно, что страшнее: отпустить или отморозить...
Наконец приехали. Преодолевая сопротивление ледяного ветра идем по шатким доскам, по нависающим над бездной стальным двутавровым балкам, по прогибающемуся под ногами профнастилу. Впереди тупик - двутавр далеко выступает за пределы каркаса и заканчивается странной конструкцией, похожей одновременно на алтарь и на перевернутого на спину краба. Михалыч осторожно ступает на узкую дорожку, предостерегающим жестом останавливая меня:
- Подожди здесь, пресса. Отсюда все увидишь.
Я останавливаюсь и вздрагиваю, когда из облака над моей головой серой тенью выныривает стрела башенного крана. От нее к алтарю на конце балки, где уже стоит Михалыч, летит огромная бочка. Ветер доносит обрывки переговоров по рации - бубнеж невидимого крановщика и добродушный матерок Михалыча. Наконец, бочка становится на свое место и "лапы" краба смыкаются, крепко фиксируя ее. Минута, тросы свободны и стрела улетает обратно в туман, а под бочкой появляется веселый огонек. Мне холодно и мерзко от сырости и я подавляю в себе желание пройти по страшной балке, чтобы погреться рядом с пляшущими язычками пламени. Мастер поочередно достает из карманов пояса какие-то инструменты и приспособления. Засовывает в бочку щупы и пристально смотрит на присоединенный к ним циферблат. По движению его усов я понимаю, что результат его радует.
Снова возникает кран, на этот раз с бадьей. Она на секунду повисает над бочкой и переворачивается, вываливая содержимое в ее недра. Михалыч хмурится, достает откуда-то широкую кисточку и сметает внутрь все, что осело на краях. Потом снова долго манипулирует с приборами и наконец, засунув руку далеко внутрь сооружения, извлекает оттуда что-то металлическое и идет ко мне.
- На, вот, журналист, будешь сегодня дегустатором - протягивает он жестяную кружку.
Да, кружка дымящегося горячего чая - это то, о чем я мечтал к момента, как оказался промозглым утром на открытой всем ветрам строительной площадке. Отхлебываю и понимаю, что такого чая я не пил никогда в жизни. Даже на Цейлоне. Даже на родине чая в Китае.
Поглощенный процессом я даже не замечаю, как стрела крана уносит с алтаря бочку и опускает ее вниз, где цветные рабочие, похожие на елочные игрушки, уже сидят на краю конструкций небоскреба, протягивая свои жестяные кружки.
- Вопросы-то задавать будешь? - отрывает меня от обжигающего напитка мастер.
Что тут спросишь? Неужели стандартное "почему вы выбрали эту профессию"? Или еще более банальное "не страшно ли вам на такой высоте"? Не буду я ничего спрашивать. Хотя нет, спрошу. Еще кружку чая можно?