Настоящая толерантность - недешёвое удовольствие.
Да и вообще не "удовольствие" никакое.
Достижение. Отправной точкой которого является нужда.
Ниже - важный и ценный, но довольно неприятный (хотя, думаю, для разных читателей - разным образом) текст.
Который вполне "легко" можно счесть "выгулом белого пальто" под "оркестр благопристойных жалоб".
Но лично я не думаю, что это - оно.
Как ни странно, автор, по сути, честно старается быть по-настоящему толерантной.
Да, ей очень трудно и больно. Но... я в неё камень не брошу. Потому, что я совсем не уверена, что в такой вот среде с собственным маленьким ребёнком на руках я бы не испытывала что-то подобное.
[Потому, что настоящая толератность, настоящее милосердие, настоящая человечность - это деятельно.]Потому, что настоящая толератность, настоящее милосердие, настоящая человечность - это деятельно.
А значит, это "чего-то стоит". Не просто "когда ты не замечаешь чужих диагнозов" (а это действительно по сути очень просто, не смотреть, не видеть, не замечать... игнор бывает трудно освоить, но пользоваться потом - легко) .
Автору текста толерантность "стоит" незапланированного и незатребованного (!) "усложнения жизни", причём - не только её самой, но и, что важно, её ребёнка.
Её собственная человечность жёстко принуждает её делать то, что тяжело и неприятно ей самой и "забирает ресурс" у её ребёнка. Когда ты, образно говоря, забираешь кусок у своего ребёнка (который один раз может и - без обеда) и отдаёшь реально голодающему (который - не может)... ждать, что у тебя при этом не будет "сложных чувств"... это надо быть реально святым человеком... большинство из нас - не таковы.
И это нормально.
И мне текст реально важен именно этим.
Автор наглядно показывает, что благие и гуманистичные намерения "не бесплатны" для тех, кто их разделяет.
Если, конечно, реально разделяет. Деятельно. Жизненно.
Да, "Тут, знаете, отличный тренажер толерантности и инклюзии." Так что - спасибо автору за неприятный, но действительно важный и нужный жизненный урок.
Ольга Савельева (ФБ)
Люди вокруг говорят об инклюзии.
Спорят. Доказывают. Дискутируют.
А ведь многие знают о ней только в теории. Мол, правильно, когда особенные люди живут с обычными, и два этих мира вмонтированы друг в друга.
Да, все говорят о том, что это правильно. Но никто не говорит о том, что это трудно.
Я вам сейчас расскажу про инклюзию. Изнутри.
Я нахожусь в социальном санатории.
Тут концентрированная инклюзия.
Тут два, даже три мира заплетены в плотную косичку: люди с инвалидностью, люди без инвалидности и пожилые люди.
Мы здесь оказались потому, что у моей дочери есть розовая справка.
И вот вам хорошая зарисовка.
Столовая.
Мы ходим сюда редко: графиком не совпадаем, да и отдыхающие шутят, что местному шеф-повару лучше всего удаются сухарики.
Я, если честно, так не думаю. Если эту кашу или этот суп налить в красивую фарфоровую тарелку, поставить ее на кипенно белую скатерть и подать к ней красивые, блистающие чистотой приборы, то все будет значительно вкуснее.
А тут общепит, липкие вилки, пустые салфетницы...
Итак, столовая.
Время обеда.
Мы едим во вторую смену, которая через час после первой. Первая поела, скатерти поменяли, запустили вторую - нас.
За нами закреплен стол. Номер 23.
Но наш стол все время занят пожилой парой. Они совсем старенькие, и едят очень медленно. Они из первой смены и им мало часа. Не успевают.
При этом они дружелюбны и приветливы.
- Садитесь-садитесь, - зовут они нас с Катюшей. - Мы все уместимся.
Но я не могу. Я достаточно брезгливый человек. Не могу есть за грязным столом. А стол грязный, на нем крошки хлеба, пролитый суп, просыпанные макароны, скомканные салфетки.
Мой капризный аппетит тут же пропадает напрочь.
- Нет-нет, не будем вам мешать, - смущаюсь я, прячу неловкость в вежливость. - Поищем другой стол.
Мы садимся за другой стол, мне выговаривает персонал, что я нарушаю прравила, но я договариваюсь, что мы быстро и аккуратно:
- Я сейчас только тарелку супа скормлю ребенку...
Усаживаю дочь за чистый стол, иду на раздачу.
Там девочка, лет 15, пытается налить чай. У нее сильный тремор рук. Кипяток расплескивается на пальцы.
- Давай я помогу, ты за каким столом?
- За 17-м.
Я делаю чай, приношу за 17 стол.
- Тебе с сахаром?
- Да.
Я размешиваю ей сахар, две ложки.
- Чем еще помочь?
- Можете намазать масло на хлеб? А то я долго...
Я мажу ей бутерброд. Мне не сложно.
За соседним столом ест дедушка. Некрасиво, неопрятно, шумно. Все падает изо рта, застревает в усах. Он запивает еду чаем, звонко чавкая.
У меня окончательно пропадает аппетит, хотя по пути я была намерена что-нибудь съесть.
Моя дочка тем временем меня потеряла, бегает по столовой, играет с отдыхающими.
Мне делают замечание, мол, ребенок в столовой ведет себя неприлично, и я плохо за ней слежу.
Я раздражаюсь, я бы объяснила, но зачем?
Я ловлю дочку, усаживаю обратно за стол, иду за супом.
За супом очередь. Она образовалось от того,что люди тут - медленее обычных.
Налить половник супа - это 10 секунд.
Но пожилые люди нерасторопны. Они ставят поднос, долго и неуклюже открывают кастрюлю, ищут, куда положить крышку, неторопливо зачерпывают...
Я фанат скорости. Мне хочется быстрее. Но я - в конце очереди. Я терпеливо жду.
Воспитываю в себе смирение.
Дедушка налил свою порцию, теперь наливает какая-то суетливая дамочка, которая пока стояла , успела со всеми поругаться.
Впереди еще мама с ребенком на руках. Ребенок маленький, крутится и вертится, как она понесет суп, не пойму?
- Давайте я вам принесу, какой стол? - спрашиваю я.
- Спасибо, мы за 19-м столом...
Я наливаю суп и несу маме с малышом за 19-й стол. Там сидит ее старший сын, инвалид-колясочник.
- Еще одну тарелку? - понимаю я.
Она кивает мол, да, спасибо.
Я возвращаюсь к раздаче, влезаю без очереди, наливаю еще одну тарелку и под ворчание очереди о моем бесстыдстве несу вторую тарелку супа за 19-й стол.
Возвращаюсь и снова занимаю очередь. Уже для себя. Мне везет, в этот раз все быстро.
Я , наконец, приношу суп за наш стол. Дочка, пока ждала, съела два куска хлеба и наелась.
Я тщательно протираю приборы, у меня пунктик на этот счет, как тут их моют, я вас умоляю...
Я уговариваю дочку поесть суп. Она капризничает. Хочет спать.
Я сажусь рядом, и кормлю ее с ложки, хотя ей почти три и она давно умеет сама есть. Просто это компромисс - для скорости.
Внутри меня зреет раздражение.
Это не педагогично - делать за ребенка то, что он умеет сам.
Но если оставить все, как есть, не кормить ее и пойти в номер, то через полчаса она скажет: "хочу кушать," а у меня нет ничего съедобного в номере.
К нашему столу подходит мальчик с ДЦП. Он ходит сам, сильно хромает, но сам, слегка его только придерживает мама.
Мы часто болтаем с ним в холле, и ему, видимо, нравимся мы с Катюшей. Ну или просто нравится дружить.
Его зовут Димон.
- Можно, мы с вами сядем? - говорит он. У него медленная тягучая речь.
Я не хочу компании, я устала, раздражена, но как тут отказать?
Я двигаю в сторону наши вещи, тарелку с супом, компот.
- Конечно, садись.
Мама приносит Димону макароны с котлетой.
У него скрючены руки, но он пытается есть сам. Получается не очень. В рот попадает процентов 20 с ложки, остальное - падает на тарелку, на стол...
Смотреть на это тяжело. Неприятно. Хочется отвести глаза, но я сижу напротив. Делаю вид, что все в порядке. Хотя не все в порядке.
- А ты уже поела? - спрашивает у меня Димон. Изо рта у него летит еда.
- Не говори с набитым ртом, Дим, - учит его мама.
- Ой, забыл, - говорит Димон, изо рта у него выпадает непрожеванный хлеб, он его подбирает и отправляет обратно в рот.
Все. Я не могу.
Вдох-выдох.
- Ты поела? - спрашиваю я у дочери, и начинаю собираться, не дожидаясь ответа.
Я считаю себя добрым человеком. Внутри меня совершенно нет злости и ненависти. Я умею быть счастливой в моменте.
Я принимаю мир таким, какой он есть.
Я думала, это и есть толерантность.
Но нет.
Толерантность - это когда ты не замечаешь чужих диагнозов. А я - замечаю. И испытываю смешанные чувства, мало похожие на принятие.
Боже. Не могу. Хватаю дочь на руки, хотя она умеет ходить, но мне быстрее хочется в номер.
Мне стыдно, брезгливо, раздраженно.
Прощаюсь с Димоном и его мамой. Объясняю, что у нас дневной сон, увидимся вечером, на мультике.
Катюша расплакалась.
Мы выходим в холл.
Я прохожу мимо девочки, той, с тремором, которой я делала чай.
У нее с волос сползла заколка с автоматической застежкой. Она никак не может расстегнуть ее, запуталась в волосах.
Надо остановиться и помочь, выдохнуть, замедлиться, распутать.
Я прохожу мимо. Я не могу. Я устала от толерантности. Пишу честно, готова к осуждению.
Иду в номер и ненавижу себя.
На руках хнычет моя дочь. Мне надо работать, но настроение распласталось в луже разочарования.
Дочь быстро засыпает. Она и правда устала, сегодня все утро на море.
Я прошу соседку присмотреть за ней, пока я сбегаю нам за кофе. Ее сын тоже спит, и мы давно установили это "кофейное дежурство".
Я вот только тут поняла: инклюзия - это полное принятие факта, что все люди разные.
Инклюзии надо учиться. Воспитывать ее надо, ребят. Качать, как мышцы.
Ее мало просто захотеть.
Я думала, я молодец, я ведь за инклюзию, и везде о ней говорю, но выяснилось, что во мне она совсем в зачаточном состоянии.
Тут, знаете, отличный тренажер толерантности и инклюзии.
Через 20 минут я сижу в кафе и пью кофе.
Вкусный, вареный, черный кофе из белоснежной красивой чашки.
И с собой закажу два стаканчика.
Кофе - мой наркотик, мое успокоительное.
Толерантность - это , наверное, еще и умение прощать себя за нетолерантность.
Я не могу вот так сразу. Мне нужно время. Было бы желание. А желание есть...
На ужин опять пойду в столовую. Еще покачаю в себе мышцы принятия.
Инклюзия - это желание меняться к лучшему. И это длинный путь, на который вышли все, а идут вперед единицы...
А надо, ребят. Очень надо...
Ольга Савельева
И я тут сразу оговорю ещё три важные штуки:
1. "Да она просто пиарится, она же - блоггер!"
Я не обсуждаю мотивацию автора, поскольку я не могу влезть ей в голову и посмотреть там "де факто", что она на самом деле себе думает и какие мотивы ею на самом деле двигают.
Ну, а то, что она - блоггер... она - блоггер. Работа такая. Сопряжённая с публичностью. Будет публичность инструментом для "поднятия" важной темы (а тема реальной цены и реального труда толерантности, инклюзии и Ко - это важнейшая тема, без этой темы не будет у нас никакой реальной толерантности, инклюзии и Ко... буду одни абстрактные рассуждения... которые могут быть сколь угодно милы и корректны, но тем, кто нуждается в толерантности, инклюзии и Ко от них - ни-че-го) или наоборот, будет тема "сырьём" для публичности... это вопрос той самой мотивации, про которуя лично я ничего не знаю.
И потому - не обсуждаю. :-)
2. Если кого-то неприятно и "я против!" "зацепило" то, что автор живо-узнаваемо описывает конкретных ... героев (в литературно-архетипическом смысле слова).
У меня - вопрос: как вы думаете, насколько живых и несвятых людей вообще колышут общие, корректно-безличные, рассуждения про "сферических инвалидов" и "статистических престарелых"?..
То-то.
3. Неужели нельзя говорить про это, не устраивая "показательное самообвинение и самоистязание"?
Как метко сформулировал один из комментаторв в ФБ: " если только так она может себе поставить плюсик".
Не без того. Но - это её выбор.
И даже если пускаться в размышления о том, насколько "верно и здраво" осваивать некие тяжёлые для себя области бытия через самообвинения... это всё равно её выбор.
Если её толерантности, милосердие, человечность и Ко работают вот на таком "топливе"... не лучший вариант, как по КПД, так и по экологии, но - лучше, чем - ничего.
Не говоря уже о том, что "самообвиняясь", автор некоторым образом "облегчает работу" по усвоению основных мыслей текста (и так довольно ... трудноперевариваемых и невкусных) тем людям, которые, как и я, "не бросят камень", но при этом, в отличе от меня, не полагаю все эти "сложные чувства", сопровождающие "акт человечности", нормальными.
А таких очень много. И очень важно их "выводить из вины" за эти самые нормальные "сложные" чувства.
Тогда они, глядишь, будут больше делать. Потому, что будут меньше бояться "по любому быть виновным".
Достижение. Отправной точкой которого является нужда.
Ниже - важный и ценный, но довольно неприятный (хотя, думаю, для разных читателей - разным образом) текст.
Который вполне "легко" можно счесть "выгулом белого пальто" под "оркестр благопристойных жалоб".
Но лично я не думаю, что это - оно.
Как ни странно, автор, по сути, честно старается быть по-настоящему толерантной.
Да, ей очень трудно и больно. Но... я в неё камень не брошу. Потому, что я совсем не уверена, что в такой вот среде с собственным маленьким ребёнком на руках я бы не испытывала что-то подобное.
[Потому, что настоящая толератность, настоящее милосердие, настоящая человечность - это деятельно.]Потому, что настоящая толератность, настоящее милосердие, настоящая человечность - это деятельно.
А значит, это "чего-то стоит". Не просто "когда ты не замечаешь чужих диагнозов" (а это действительно по сути очень просто, не смотреть, не видеть, не замечать... игнор бывает трудно освоить, но пользоваться потом - легко) .
Автору текста толерантность "стоит" незапланированного и незатребованного (!) "усложнения жизни", причём - не только её самой, но и, что важно, её ребёнка.
Её собственная человечность жёстко принуждает её делать то, что тяжело и неприятно ей самой и "забирает ресурс" у её ребёнка. Когда ты, образно говоря, забираешь кусок у своего ребёнка (который один раз может и - без обеда) и отдаёшь реально голодающему (который - не может)... ждать, что у тебя при этом не будет "сложных чувств"... это надо быть реально святым человеком... большинство из нас - не таковы.
И это нормально.
И мне текст реально важен именно этим.
Автор наглядно показывает, что благие и гуманистичные намерения "не бесплатны" для тех, кто их разделяет.
Если, конечно, реально разделяет. Деятельно. Жизненно.
Да, "Тут, знаете, отличный тренажер толерантности и инклюзии." Так что - спасибо автору за неприятный, но действительно важный и нужный жизненный урок.
Ольга Савельева (ФБ)
Люди вокруг говорят об инклюзии.
Спорят. Доказывают. Дискутируют.
А ведь многие знают о ней только в теории. Мол, правильно, когда особенные люди живут с обычными, и два этих мира вмонтированы друг в друга.
Да, все говорят о том, что это правильно. Но никто не говорит о том, что это трудно.
Я вам сейчас расскажу про инклюзию. Изнутри.
Я нахожусь в социальном санатории.
Тут концентрированная инклюзия.
Тут два, даже три мира заплетены в плотную косичку: люди с инвалидностью, люди без инвалидности и пожилые люди.
Мы здесь оказались потому, что у моей дочери есть розовая справка.
И вот вам хорошая зарисовка.
Столовая.
Мы ходим сюда редко: графиком не совпадаем, да и отдыхающие шутят, что местному шеф-повару лучше всего удаются сухарики.
Я, если честно, так не думаю. Если эту кашу или этот суп налить в красивую фарфоровую тарелку, поставить ее на кипенно белую скатерть и подать к ней красивые, блистающие чистотой приборы, то все будет значительно вкуснее.
А тут общепит, липкие вилки, пустые салфетницы...
Итак, столовая.
Время обеда.
Мы едим во вторую смену, которая через час после первой. Первая поела, скатерти поменяли, запустили вторую - нас.
За нами закреплен стол. Номер 23.
Но наш стол все время занят пожилой парой. Они совсем старенькие, и едят очень медленно. Они из первой смены и им мало часа. Не успевают.
При этом они дружелюбны и приветливы.
- Садитесь-садитесь, - зовут они нас с Катюшей. - Мы все уместимся.
Но я не могу. Я достаточно брезгливый человек. Не могу есть за грязным столом. А стол грязный, на нем крошки хлеба, пролитый суп, просыпанные макароны, скомканные салфетки.
Мой капризный аппетит тут же пропадает напрочь.
- Нет-нет, не будем вам мешать, - смущаюсь я, прячу неловкость в вежливость. - Поищем другой стол.
Мы садимся за другой стол, мне выговаривает персонал, что я нарушаю прравила, но я договариваюсь, что мы быстро и аккуратно:
- Я сейчас только тарелку супа скормлю ребенку...
Усаживаю дочь за чистый стол, иду на раздачу.
Там девочка, лет 15, пытается налить чай. У нее сильный тремор рук. Кипяток расплескивается на пальцы.
- Давай я помогу, ты за каким столом?
- За 17-м.
Я делаю чай, приношу за 17 стол.
- Тебе с сахаром?
- Да.
Я размешиваю ей сахар, две ложки.
- Чем еще помочь?
- Можете намазать масло на хлеб? А то я долго...
Я мажу ей бутерброд. Мне не сложно.
За соседним столом ест дедушка. Некрасиво, неопрятно, шумно. Все падает изо рта, застревает в усах. Он запивает еду чаем, звонко чавкая.
У меня окончательно пропадает аппетит, хотя по пути я была намерена что-нибудь съесть.
Моя дочка тем временем меня потеряла, бегает по столовой, играет с отдыхающими.
Мне делают замечание, мол, ребенок в столовой ведет себя неприлично, и я плохо за ней слежу.
Я раздражаюсь, я бы объяснила, но зачем?
Я ловлю дочку, усаживаю обратно за стол, иду за супом.
За супом очередь. Она образовалось от того,что люди тут - медленее обычных.
Налить половник супа - это 10 секунд.
Но пожилые люди нерасторопны. Они ставят поднос, долго и неуклюже открывают кастрюлю, ищут, куда положить крышку, неторопливо зачерпывают...
Я фанат скорости. Мне хочется быстрее. Но я - в конце очереди. Я терпеливо жду.
Воспитываю в себе смирение.
Дедушка налил свою порцию, теперь наливает какая-то суетливая дамочка, которая пока стояла , успела со всеми поругаться.
Впереди еще мама с ребенком на руках. Ребенок маленький, крутится и вертится, как она понесет суп, не пойму?
- Давайте я вам принесу, какой стол? - спрашиваю я.
- Спасибо, мы за 19-м столом...
Я наливаю суп и несу маме с малышом за 19-й стол. Там сидит ее старший сын, инвалид-колясочник.
- Еще одну тарелку? - понимаю я.
Она кивает мол, да, спасибо.
Я возвращаюсь к раздаче, влезаю без очереди, наливаю еще одну тарелку и под ворчание очереди о моем бесстыдстве несу вторую тарелку супа за 19-й стол.
Возвращаюсь и снова занимаю очередь. Уже для себя. Мне везет, в этот раз все быстро.
Я , наконец, приношу суп за наш стол. Дочка, пока ждала, съела два куска хлеба и наелась.
Я тщательно протираю приборы, у меня пунктик на этот счет, как тут их моют, я вас умоляю...
Я уговариваю дочку поесть суп. Она капризничает. Хочет спать.
Я сажусь рядом, и кормлю ее с ложки, хотя ей почти три и она давно умеет сама есть. Просто это компромисс - для скорости.
Внутри меня зреет раздражение.
Это не педагогично - делать за ребенка то, что он умеет сам.
Но если оставить все, как есть, не кормить ее и пойти в номер, то через полчаса она скажет: "хочу кушать," а у меня нет ничего съедобного в номере.
К нашему столу подходит мальчик с ДЦП. Он ходит сам, сильно хромает, но сам, слегка его только придерживает мама.
Мы часто болтаем с ним в холле, и ему, видимо, нравимся мы с Катюшей. Ну или просто нравится дружить.
Его зовут Димон.
- Можно, мы с вами сядем? - говорит он. У него медленная тягучая речь.
Я не хочу компании, я устала, раздражена, но как тут отказать?
Я двигаю в сторону наши вещи, тарелку с супом, компот.
- Конечно, садись.
Мама приносит Димону макароны с котлетой.
У него скрючены руки, но он пытается есть сам. Получается не очень. В рот попадает процентов 20 с ложки, остальное - падает на тарелку, на стол...
Смотреть на это тяжело. Неприятно. Хочется отвести глаза, но я сижу напротив. Делаю вид, что все в порядке. Хотя не все в порядке.
- А ты уже поела? - спрашивает у меня Димон. Изо рта у него летит еда.
- Не говори с набитым ртом, Дим, - учит его мама.
- Ой, забыл, - говорит Димон, изо рта у него выпадает непрожеванный хлеб, он его подбирает и отправляет обратно в рот.
Все. Я не могу.
Вдох-выдох.
- Ты поела? - спрашиваю я у дочери, и начинаю собираться, не дожидаясь ответа.
Я считаю себя добрым человеком. Внутри меня совершенно нет злости и ненависти. Я умею быть счастливой в моменте.
Я принимаю мир таким, какой он есть.
Я думала, это и есть толерантность.
Но нет.
Толерантность - это когда ты не замечаешь чужих диагнозов. А я - замечаю. И испытываю смешанные чувства, мало похожие на принятие.
Боже. Не могу. Хватаю дочь на руки, хотя она умеет ходить, но мне быстрее хочется в номер.
Мне стыдно, брезгливо, раздраженно.
Прощаюсь с Димоном и его мамой. Объясняю, что у нас дневной сон, увидимся вечером, на мультике.
Катюша расплакалась.
Мы выходим в холл.
Я прохожу мимо девочки, той, с тремором, которой я делала чай.
У нее с волос сползла заколка с автоматической застежкой. Она никак не может расстегнуть ее, запуталась в волосах.
Надо остановиться и помочь, выдохнуть, замедлиться, распутать.
Я прохожу мимо. Я не могу. Я устала от толерантности. Пишу честно, готова к осуждению.
Иду в номер и ненавижу себя.
На руках хнычет моя дочь. Мне надо работать, но настроение распласталось в луже разочарования.
Дочь быстро засыпает. Она и правда устала, сегодня все утро на море.
Я прошу соседку присмотреть за ней, пока я сбегаю нам за кофе. Ее сын тоже спит, и мы давно установили это "кофейное дежурство".
Я вот только тут поняла: инклюзия - это полное принятие факта, что все люди разные.
Инклюзии надо учиться. Воспитывать ее надо, ребят. Качать, как мышцы.
Ее мало просто захотеть.
Я думала, я молодец, я ведь за инклюзию, и везде о ней говорю, но выяснилось, что во мне она совсем в зачаточном состоянии.
Тут, знаете, отличный тренажер толерантности и инклюзии.
Через 20 минут я сижу в кафе и пью кофе.
Вкусный, вареный, черный кофе из белоснежной красивой чашки.
И с собой закажу два стаканчика.
Кофе - мой наркотик, мое успокоительное.
Толерантность - это , наверное, еще и умение прощать себя за нетолерантность.
Я не могу вот так сразу. Мне нужно время. Было бы желание. А желание есть...
На ужин опять пойду в столовую. Еще покачаю в себе мышцы принятия.
Инклюзия - это желание меняться к лучшему. И это длинный путь, на который вышли все, а идут вперед единицы...
А надо, ребят. Очень надо...
Ольга Савельева
И я тут сразу оговорю ещё три важные штуки:
1. "Да она просто пиарится, она же - блоггер!"
Я не обсуждаю мотивацию автора, поскольку я не могу влезть ей в голову и посмотреть там "де факто", что она на самом деле себе думает и какие мотивы ею на самом деле двигают.
Ну, а то, что она - блоггер... она - блоггер. Работа такая. Сопряжённая с публичностью. Будет публичность инструментом для "поднятия" важной темы (а тема реальной цены и реального труда толерантности, инклюзии и Ко - это важнейшая тема, без этой темы не будет у нас никакой реальной толерантности, инклюзии и Ко... буду одни абстрактные рассуждения... которые могут быть сколь угодно милы и корректны, но тем, кто нуждается в толерантности, инклюзии и Ко от них - ни-че-го) или наоборот, будет тема "сырьём" для публичности... это вопрос той самой мотивации, про которуя лично я ничего не знаю.
И потому - не обсуждаю. :-)
2. Если кого-то неприятно и "я против!" "зацепило" то, что автор живо-узнаваемо описывает конкретных ... героев (в литературно-архетипическом смысле слова).
У меня - вопрос: как вы думаете, насколько живых и несвятых людей вообще колышут общие, корректно-безличные, рассуждения про "сферических инвалидов" и "статистических престарелых"?..
То-то.
3. Неужели нельзя говорить про это, не устраивая "показательное самообвинение и самоистязание"?
Как метко сформулировал один из комментаторв в ФБ: " если только так она может себе поставить плюсик".
Не без того. Но - это её выбор.
И даже если пускаться в размышления о том, насколько "верно и здраво" осваивать некие тяжёлые для себя области бытия через самообвинения... это всё равно её выбор.
Если её толерантности, милосердие, человечность и Ко работают вот на таком "топливе"... не лучший вариант, как по КПД, так и по экологии, но - лучше, чем - ничего.
Не говоря уже о том, что "самообвиняясь", автор некоторым образом "облегчает работу" по усвоению основных мыслей текста (и так довольно ... трудноперевариваемых и невкусных) тем людям, которые, как и я, "не бросят камень", но при этом, в отличе от меня, не полагаю все эти "сложные чувства", сопровождающие "акт человечности", нормальными.
А таких очень много. И очень важно их "выводить из вины" за эти самые нормальные "сложные" чувства.
Тогда они, глядишь, будут больше делать. Потому, что будут меньше бояться "по любому быть виновным".