"Теперь за это не хуже обслуживают в лавке. Теперь за это бомбят."
Или - "вот и всё, что я могу сказать о самолёте, взрывах, стрельбе и всем, что к этому привело и что из этого вытекает".
Оригинал взят у malka_lorenz в В бока впился корсет
Как-то все неуютнее становится жить в мире.
Ведь что такое уют? Это когда, во-первых, не страшно. А во-вторых, когда можно позволить себе маленькие безобидные слабости.
Типа сесть у камина, снять корсет и почесаться. Ок, ок. Сесть у печки, снять сапоги и ковырять в носу.
Этим, кстати, уют отличается от великолепия, там сапоги не стянешь (корсет тем более), там надо блистать при всем параде.
С нестрашно облом вышел уже довольно давно, дальше вопрос уже чисто количественный - от слегка не по себе до ужас-ужас, со всеми остановками.
Наступает очередь слабостей. Они как-то становятся все менее допустимы.
Современный мир требует такого корсета, такой моральной безупречности, что я, к примеру, слегка даже тоскую по тем невинным гадостям, которые не могу себе больше позволить, потому что эти гадости утратили невинность.
Я говорю об этнической и расовой неприязни, которая теперь, в этих новых причудливых условиях, не вписывается в этический кодекс приличного человека ни в какой форме.
Приличный человек всегда знал, что недолюбливать какую-то национальность - это жлобство. Про ненависть здесь речи не идет, приличное воспитание подразумевает, что клокотать и брызгать слюной на эту тему - это примерно как не добежать до сортира, немыслимый конфуз, позволительный только для душевнобольных. Но даже легкая предубежденность, даже просто шутки с расистским душком - так же вульгарно и непристойно, как пукнуть за столом.
Приличный человек знал, что пукать за столом не полагается - чай, не извозчик в трактире. Но иметь неполадки с пищеварением не запрещено. Плоть слаба. Nobody is perfect. Можно страдать метеоризмом, надо просто держать себя в руках и не информировать об этом окружающих за десертом.
Особенно тщательно надо следить за манерами, когда наступает всеобщее падение нравов и провозглашается простота и естественность. Иначе бог знает до чего можно докатиться.
Австрийская баронесса могла недолюбливать евреев за недостаточную белокурость, но гувернантка еще в детстве ей объяснила, что такие вульгарные вещи обсуждают только колбасники. И когда колбасники начали ходить строем и кричать свои вульгарные вещи буквально у нее под окнами - эти мысли следовало не просто не озвучивать, чтобы не уподобляться. Их следовало вообще себе запретить, потому что теперь этого требовала честь. Эта дама не покушалась на фюрера и не прятала никого в погребе. Она не была праведницей. Но после Хрустальной ночи не любить евреев даже глубоко в душе означало уже не маленькую слабость, а большую подлость, и это было нельзя.
Приличный человек знает, что не любить можно только злобу и невежество, а они национальности не имеют. Но он тоже всего лишь человек, у него тоже есть какие-то предубеждения, в том числе самые иррациональные и даже вполне пещерные. Он их не высказывает, не то воспитание, но он позволяет себе их иметь, потому что, как было сказано выше, nobody is perfect. Он позволяет себе недолюбливать какую-то группу, позволяет себе быть несовершенным, он позволяет себе ходить дома без корсета, пока это его частное дело и никому не вредит.
До тех пор пока это не становится мейнстримом. Вот тут стоп. Тут не просто дальше нельзя. Тут - все назад. Когда вокруг все забегали в чем мать родила - корсет надо надеть обратно и больше не снимать, как бы он ни жал.
Я с юности не любила кавказцев. Вы знали об этом? Нет, не знали. Об этом не знал никто. Я действительно неважно относилась к чеченцам и дагестанцам - они были агрессивны, опасны и неуважительно относились к девушкам. Но когда начались всеобщие крики про хачей, я перестала их не любить. Не потому, что я их полюбила. Я их не полюбила. А потому, что ненавидеть их стало неприлично. Я запретила себе это.
Я всю жизнь терпеть не могла украинцев. Об этом знал хоть один человек? Я хоть одним словом когда-нибудь на это намекнула? Нет. Ни разу. Но я к ним действительно очень плохо относилась. Я считала их хитрыми, жадными и крайне неделикатными людьми. Кроме того, у меня были к ним вопросы относительно Бабьего Яра. Но когда началась эта заваруха, и из каждого утюга завопили про клятых хохлов - я запретила себе плохо к ним относиться. Теперь нельзя.
Сколько себя помню, я на дух не выносила арабов. Они дикие, бесцеремонные, с ними опасно связываться, они без конца хулиганят в Израиле и всех уже задолбали своим исламом. Теперь, после последних событий, "араб" станет бранным словом. Значит, пора завязывать думать даже про себя "подлый народ эти арабы" и смотреть косо на любого бородатого мужика. Нельзя позволить себе скатиться туда, где человек виноват только потому, что он араб, украинец или чечен. Даже в мыслях нельзя.
Потому что это уже не вопрос личных предпочтений. Теперь за это не хуже обслуживают в лавке. Теперь за это бомбят.
Легкая бытовая ксенофобия перестала быть простительной. У меня нет больше права на эти маленькие мелкобуржуазные недостатки. У меня отняли это право.
Я ненавижу войну и террор за то, что из-за них я не могу больше уютно и мирно недолюбливать соседей, а должна вместо этого спать в корсете и думать о таких скучных вещах, как мораль и культура.
Оригинал взят у malka_lorenz в В бока впился корсет
Как-то все неуютнее становится жить в мире.
Ведь что такое уют? Это когда, во-первых, не страшно. А во-вторых, когда можно позволить себе маленькие безобидные слабости.
Типа сесть у камина, снять корсет и почесаться. Ок, ок. Сесть у печки, снять сапоги и ковырять в носу.
Этим, кстати, уют отличается от великолепия, там сапоги не стянешь (корсет тем более), там надо блистать при всем параде.
С нестрашно облом вышел уже довольно давно, дальше вопрос уже чисто количественный - от слегка не по себе до ужас-ужас, со всеми остановками.
Наступает очередь слабостей. Они как-то становятся все менее допустимы.
Современный мир требует такого корсета, такой моральной безупречности, что я, к примеру, слегка даже тоскую по тем невинным гадостям, которые не могу себе больше позволить, потому что эти гадости утратили невинность.
Я говорю об этнической и расовой неприязни, которая теперь, в этих новых причудливых условиях, не вписывается в этический кодекс приличного человека ни в какой форме.
Приличный человек всегда знал, что недолюбливать какую-то национальность - это жлобство. Про ненависть здесь речи не идет, приличное воспитание подразумевает, что клокотать и брызгать слюной на эту тему - это примерно как не добежать до сортира, немыслимый конфуз, позволительный только для душевнобольных. Но даже легкая предубежденность, даже просто шутки с расистским душком - так же вульгарно и непристойно, как пукнуть за столом.
Приличный человек знал, что пукать за столом не полагается - чай, не извозчик в трактире. Но иметь неполадки с пищеварением не запрещено. Плоть слаба. Nobody is perfect. Можно страдать метеоризмом, надо просто держать себя в руках и не информировать об этом окружающих за десертом.
Особенно тщательно надо следить за манерами, когда наступает всеобщее падение нравов и провозглашается простота и естественность. Иначе бог знает до чего можно докатиться.
Австрийская баронесса могла недолюбливать евреев за недостаточную белокурость, но гувернантка еще в детстве ей объяснила, что такие вульгарные вещи обсуждают только колбасники. И когда колбасники начали ходить строем и кричать свои вульгарные вещи буквально у нее под окнами - эти мысли следовало не просто не озвучивать, чтобы не уподобляться. Их следовало вообще себе запретить, потому что теперь этого требовала честь. Эта дама не покушалась на фюрера и не прятала никого в погребе. Она не была праведницей. Но после Хрустальной ночи не любить евреев даже глубоко в душе означало уже не маленькую слабость, а большую подлость, и это было нельзя.
Приличный человек знает, что не любить можно только злобу и невежество, а они национальности не имеют. Но он тоже всего лишь человек, у него тоже есть какие-то предубеждения, в том числе самые иррациональные и даже вполне пещерные. Он их не высказывает, не то воспитание, но он позволяет себе их иметь, потому что, как было сказано выше, nobody is perfect. Он позволяет себе недолюбливать какую-то группу, позволяет себе быть несовершенным, он позволяет себе ходить дома без корсета, пока это его частное дело и никому не вредит.
До тех пор пока это не становится мейнстримом. Вот тут стоп. Тут не просто дальше нельзя. Тут - все назад. Когда вокруг все забегали в чем мать родила - корсет надо надеть обратно и больше не снимать, как бы он ни жал.
Я с юности не любила кавказцев. Вы знали об этом? Нет, не знали. Об этом не знал никто. Я действительно неважно относилась к чеченцам и дагестанцам - они были агрессивны, опасны и неуважительно относились к девушкам. Но когда начались всеобщие крики про хачей, я перестала их не любить. Не потому, что я их полюбила. Я их не полюбила. А потому, что ненавидеть их стало неприлично. Я запретила себе это.
Я всю жизнь терпеть не могла украинцев. Об этом знал хоть один человек? Я хоть одним словом когда-нибудь на это намекнула? Нет. Ни разу. Но я к ним действительно очень плохо относилась. Я считала их хитрыми, жадными и крайне неделикатными людьми. Кроме того, у меня были к ним вопросы относительно Бабьего Яра. Но когда началась эта заваруха, и из каждого утюга завопили про клятых хохлов - я запретила себе плохо к ним относиться. Теперь нельзя.
Сколько себя помню, я на дух не выносила арабов. Они дикие, бесцеремонные, с ними опасно связываться, они без конца хулиганят в Израиле и всех уже задолбали своим исламом. Теперь, после последних событий, "араб" станет бранным словом. Значит, пора завязывать думать даже про себя "подлый народ эти арабы" и смотреть косо на любого бородатого мужика. Нельзя позволить себе скатиться туда, где человек виноват только потому, что он араб, украинец или чечен. Даже в мыслях нельзя.
Потому что это уже не вопрос личных предпочтений. Теперь за это не хуже обслуживают в лавке. Теперь за это бомбят.
Легкая бытовая ксенофобия перестала быть простительной. У меня нет больше права на эти маленькие мелкобуржуазные недостатки. У меня отняли это право.
Я ненавижу войну и террор за то, что из-за них я не могу больше уютно и мирно недолюбливать соседей, а должна вместо этого спать в корсете и думать о таких скучных вещах, как мораль и культура.