"Нѣкоторыя любострастныя движенiя"
В.М. Головнин рассказывает о Метарае, 18-летнем сыне "владетеля новозеландского" Топахи, которого он встретил в Капштадте, когда тот возвращался на родину из Англии:
"Мы также ему показали изображеніе въ полный ростъ мужчины и женщины Новой Зеландіи. Онъ сказалъ, что они не похожи, говоря на своемъ языкѣ тего-тего, - въ чемъ онъ и справедливъ былъ, потому что эти портреты сняты были съ жителей другаго края сей земли съ которыми они никогда не видятся; однакожъ, при видѣ изображенія женщины, которая была представлена нагая, онъ съ торопливостію подвинулъ вдругъ картину къ себѣ - и смотря долго очень пристально на нее, сдѣлалъ нѣкоторыя любострастныя движенія"
(В.М. Головнин. Путешествие шлюпа "Диана" из Кронштадта в Камчатку. 1809).
Эта гравюра чуть более позднего времени, 1826-1829, автор Луи-Огюст де Сансон.
Уже когда Головнин был в плену у японцев, случилась такая история:
"Над столом нашим имел надзор один чиновник, старик лет в шестьдесят. Он с нами обходился весьма ласково и часто утешал нас уверениями, что мы непременно будем возвращены в свое отечество. Однажды принес он нам троим три картинки, изображающие японских женщин в богатом одеянии; мы думали, что он нам принес их только на показ, и для того, посмотрев, хотели ему возвратить; но он предложил, чтобы мы оставили у себя; а когда мы отказывались, то он настоятельно просил нас взять их. "Зачем нам?" - спросили мы. "Вы можете иногда от скуки поглядывать на них", - отвечал он. "В таком ли мы теперь состоянии, - сказали мы, - чтобы нам смотреть на таких красоток?" (которые, однако же, в самом деле были так мерзко нарисованы, что не могли произвести никаких чувств, кроме смеха и отвращения, по крайней мере в европейцах). Несмотря, однако же, на отказ наш, старик настоял, чтобы мы приняли картинки, которые мы тогда же подарили переводчику Кумаджеро".
Вряд ли заботливый пожилой чиновник подарил для утехи пленным гравюры самого Утамаро, но, скорее всего, что-то похожее. (Замечу, что укиё-э считалось образованными японцами низким искусством, что-то вроде нашего лубка, или, точнее "ширпотребных" европейских гравюр вроде той, что выше). Головнина можно понять, с его точки зрения японские красотки действительно были нарисованы мерзко: светотени нет, пропорции грубо нарушены. Вообще, об японском изобразительном искусстве он пишет очень немного.
"Мы также ему показали изображеніе въ полный ростъ мужчины и женщины Новой Зеландіи. Онъ сказалъ, что они не похожи, говоря на своемъ языкѣ тего-тего, - въ чемъ онъ и справедливъ былъ, потому что эти портреты сняты были съ жителей другаго края сей земли съ которыми они никогда не видятся; однакожъ, при видѣ изображенія женщины, которая была представлена нагая, онъ съ торопливостію подвинулъ вдругъ картину къ себѣ - и смотря долго очень пристально на нее, сдѣлалъ нѣкоторыя любострастныя движенія"
(В.М. Головнин. Путешествие шлюпа "Диана" из Кронштадта в Камчатку. 1809).
Эта гравюра чуть более позднего времени, 1826-1829, автор Луи-Огюст де Сансон.
Уже когда Головнин был в плену у японцев, случилась такая история:
"Над столом нашим имел надзор один чиновник, старик лет в шестьдесят. Он с нами обходился весьма ласково и часто утешал нас уверениями, что мы непременно будем возвращены в свое отечество. Однажды принес он нам троим три картинки, изображающие японских женщин в богатом одеянии; мы думали, что он нам принес их только на показ, и для того, посмотрев, хотели ему возвратить; но он предложил, чтобы мы оставили у себя; а когда мы отказывались, то он настоятельно просил нас взять их. "Зачем нам?" - спросили мы. "Вы можете иногда от скуки поглядывать на них", - отвечал он. "В таком ли мы теперь состоянии, - сказали мы, - чтобы нам смотреть на таких красоток?" (которые, однако же, в самом деле были так мерзко нарисованы, что не могли произвести никаких чувств, кроме смеха и отвращения, по крайней мере в европейцах). Несмотря, однако же, на отказ наш, старик настоял, чтобы мы приняли картинки, которые мы тогда же подарили переводчику Кумаджеро".
Вряд ли заботливый пожилой чиновник подарил для утехи пленным гравюры самого Утамаро, но, скорее всего, что-то похожее. (Замечу, что укиё-э считалось образованными японцами низким искусством, что-то вроде нашего лубка, или, точнее "ширпотребных" европейских гравюр вроде той, что выше). Головнина можно понять, с его точки зрения японские красотки действительно были нарисованы мерзко: светотени нет, пропорции грубо нарушены. Вообще, об японском изобразительном искусстве он пишет очень немного.