В который раз перечитываю ЖЗЛ о Ефремове. Пишу заметки, черновые выписки, эссе. Книга - кладезь идей.
Читать о Ефремове - это как дышать горным воздухом. Нужна подготовка. Скажу даже больше: читать о Ефремове, как и его самого, под определенным углом сознания - это духовная практика.
Конечно, такая книга неизбежно вызывает сопротивление среды. Темы, которые там затрагиваются в философской части, по моим представлениям, могут привести только к полному остракизму.
Интересно отслеживать стадии сознания Ивана Антоновича: когда воин становится жрецом, кшатрий - брахманом. И вот понять Ефремова брахмана дано немногим.
В нынешних условиях невозможно представить человека, способного приблизиться к таким вершинам духа. Ефремов своего рода мост к той цивилизации духа, пути к которой современный нам человек утратил в результате "восстания примитива".
Поражает абсолютная свобода Ефремова от низших эмоций. Удивительно, как оказавшись в самом центре инферно, человек может остаться цельным. К его скорби о состоянии сознания человечества, скорби бездонной, точно колодец святого Патрика, не примешивается та грязь, которая обычно свойственна человеку - проклятия, жажда мести. Он находит в себе волю и витальность, чтобы в тигле своего собственного сознания трансформировать окружающий его мир - в новый, облагороженный осознанностью. И делает он это через художественный образ и научную фантастику. И тут отчетливо видна когнитивная революция нашей культуры - когда фантастика становится новой мифологией. Если раньше все мифы и сказки помещались назад, в прошлое, художественный образ помещался назад - в прошлое (ученым уже известно, какое влияние они оказывали на морфологию истории), то теперь произошло темпоральное смещение - и образ, фантазия оказались обращенными не в прошлое, а в будущее. Иными словами - Орфей стал способным вывести Эвридику из Аида.
________________________________________
________________________________________
Много возникает мыслей по ходу чтения, например, о единстве филогенеза, онтогенеза и психогенеза: известно, что каждый организм на пути своего формирования проходит все стадии эволюции жизни, теперь, при изучении глубинной психологии, аналогичное отслеживается и в психогенезе - ибо базовые стадии мифа, так же как и филогенетические стадии, проходятся в процессе развития психики и сознания любого человека на нашей планете. Важно отметить, что Иван Ефремов напрямую писал о передовых перспективах науки, которые позволят открыть генетическую память и связь психики с телом - которые есть одно.
Интересно, что Иван Ефремов не спорит с материализмом, а переосмысливает его как Культ Шакти. В своем безусловном культе Богини, Шакти, абсолютном преклонении перед женским началом, обожествлении эротического и лютого неприятия любой пошлости в этой области, он является последователем инициатической традиции в культуре. При этом он делает ставку не на матриархат (архетип Матери), а на феминность (архетип Возлюбленной) - т.е. на трансформативность психики и сознания человека, на жизненную практичность способности перемещаться по спирали иерархических уровней бытия. Кто знаком с трудами Юнга, Нойманна, фон Франц и Эдингера - тот поймет, о чем речь, почему такая способность открывается только при сакрализации женской сексуальности, вывода ее из Тени в область света сознания.
Огромное значение имеет яркая гендерная очерченность ефремовского мира, его дифференциация. Природа аристократична, но не только в том смысле, что способность дифференциации существует исключительно для видов с высоким уровнем развития. Это же справедливо и в отношении психического развития человека.
Психологи знают, что первичное сознание человека инфантильно и гермафродитично, оно захвачено бессознательным, т.е. слипнуто: оно не видит, не отличает в себе ничего, оно тотально проецирует само себя на внешний мир - это инцестуозное сознание, оно всегда обращено назад, в прошлое, оно не хочет бытия, оно не может удерживать активную разделяющую позицию логоса (осознанности). Это мир сна наяву, а не бытия. Любое сотворение происходит через боль сепарации, инидвидуализированности: будь то сотворение картины мира или индивидуальности человека. Поэтому во всех мифах древних народов сотворение мира начинается с разделения и расчленения - это не случайно, ибо миф всегда показывает глубинные процессы в психике. Отделение сознания от бессознательного, неба от земли - приводит к появлению героев, когда архетип становится частью человеческого опыта и переживания, а не далекой голубой мечтой, аффектом и вынесенной во вне абстракцией или грёзой. Отделение мужского и женского начала от гермафродитичного родительского образа/архетипа матери-отца потребовало огромной силы осознавания, различения, концентрации сознания на каждом из этапов истории человечества - способность удерживаться внутри гендерного разделения требовала колоссальных усилий и достигалась лишь на пике той или иной культуры, а потом вновь происходило соскальзывание в первичный инфантильный хаос, который преодолевался в дальнейшем только через табу. Поэтому мир Ефремова столь четко гендерно выражен - т.е. напряжен осознанностью. Ибо победа над хтонической примитивной силой бессознательного, в котором все слипнуто, возможна только при яркой выраженности мужского и женского начал, выделенных из сновидений и неразделенности: тогда вместо эмбриональной слипнутости и размытости рождается структура, напряженность, взаимодействие, обмен и синтез, тогда психика человека становится рефлексируемой, читабельной, имеет зеркало - результатом такого разделения является возникновение искусства и сложных форм культуры с многочисленными вариациями и неповторимыми сочетаниями. Так, изначальная слепая архаическая целостность и безразличность получает отражение в логосе - т.е. становится зрячей, дифференцированной, а человек открывает и развивает в себе самом внутренние миры - возникает психика, с ее многочисленными структурами и уровнями, как срединная точка между небом и землей, богами и демонами.
Ефремов, как большой художник, явно соприкасался с нуминозным. Его образы открывают куда больше, чем, быть может, он мог открыть в своих философских осмыслениях. Литературный герой Ефремова всегда имеет четкий профиль, точно отчеканенный, выбитый, врезавшийся в реальность. И это - на фоне расплывающихся психоделических горизонтов инфернальных пейзажей современности. Его мир не имеет отношения к простой и понятной идеализированной советской реальности, из которой механически убираются все тени и выходит лубок. Говорите мне что угодно о Ефремове, но его образы - это мировая культура, как образы Шекспира и Пушкина. Это нечто более важное. Это высшее бессознательное России, ее грёзы о преображенном будущем. Из этих снов и чаяний, из их дионисийского пейзажа, рождается кристалл - мир Ефремова и его героев.
Думаю, ефремовкой мне не стать, как, впрочем, и эпигоном любой великой личности - иначе не смогу просто ценить столь исцеляющее видение мира, быть в диалоге с ним, иначе буду считать, что простая способность к узнаванию - равняется знанию.