О порнографии и интеллектуалах
Я хочу высказать большое спасибо Фрейду. Ведь до включения его идей в контекст доминантной культры, любое гедонистическое признание в любви к удовлетворению похоти было грехом. До Фрейда не существовало сексуальности. На самом деле, многие до сих пор не осознали насколько велик дар Сигизмунда Шломо Фрейда европейской части человечества (для восточных культур наслаждение сексом - естественно).
Традиционно европейская культура ограничивала сексуальные желания субъекта, в христианской культуре маркируя их как греховные, а в культуре просвещенного рационализма - как иррациональные, животные и, следовательно, недостойные носителя рацио. Так культура контролирует телесность.
Но кто из нас сейчас искренне, в глубине души готов отказаться от внутреннего сатира (или нифмы)?
Мы постепенно признаем человека в его мясном несовершенстве.
Одним из признаков трансформации статуса сексуального в культуре является порнография. С первого взгляда хочется объявить порнографию древнейшим жанром изобразительного искусства. Однако, это будет не совсем корректным: скабрезными картинками порнографическое пространство не ограничивается. Любой ценитель скажет вам (пересказывая, на деле, Славоя Жижека), что в любой плотской утехе важна не плоть (или, точнее говоря, не только плоть), но фантазматический элемент. Я часто думаю, что именно поиск идеальной реализации (выражения) этого фантазматического элемента и является причиной бесконечной для каждого мужчины одиссеи в мир взрослой продукции. Искомое символическое расставляет эстетические приоритеты в мире потной плоти. Калейдоскоп грудей и жоп не может предложить искомой глубины и разнообразия; в каждом порноролике ты смотришь, условно говоря, в глаза (хочешь ты этого или нет, осознаешь ты это или нет). Мне кажется, что именно эти “глаза” и определяют выбор любимого жанра.
В любом случае, стоит заговорить об эстетике совокупления, как оказываешься на развилке: либо опосредованно (в той или иной степени) признать биологический генезис всех своих культурных представлений о сексе, либо решить, что любая рефлексия сексуального обнажает сконструированность того, что якобы физеологично. Можно признать и то, и другое сразу, обвинив культуру в шизофреничной раздвоенности, порождающей невроз, где похоть (как естественное стремление к размножение) принципиально не равно сексуальности (как сконструированной фантазматике соития). Либо срам, либо невроз - вот тебе и фрейдистское наследство. Но срам или невроз - все лучше греха!
Традиционно европейская культура ограничивала сексуальные желания субъекта, в христианской культуре маркируя их как греховные, а в культуре просвещенного рационализма - как иррациональные, животные и, следовательно, недостойные носителя рацио. Так культура контролирует телесность.
Но кто из нас сейчас искренне, в глубине души готов отказаться от внутреннего сатира (или нифмы)?
Мы постепенно признаем человека в его мясном несовершенстве.
Одним из признаков трансформации статуса сексуального в культуре является порнография. С первого взгляда хочется объявить порнографию древнейшим жанром изобразительного искусства. Однако, это будет не совсем корректным: скабрезными картинками порнографическое пространство не ограничивается. Любой ценитель скажет вам (пересказывая, на деле, Славоя Жижека), что в любой плотской утехе важна не плоть (или, точнее говоря, не только плоть), но фантазматический элемент. Я часто думаю, что именно поиск идеальной реализации (выражения) этого фантазматического элемента и является причиной бесконечной для каждого мужчины одиссеи в мир взрослой продукции. Искомое символическое расставляет эстетические приоритеты в мире потной плоти. Калейдоскоп грудей и жоп не может предложить искомой глубины и разнообразия; в каждом порноролике ты смотришь, условно говоря, в глаза (хочешь ты этого или нет, осознаешь ты это или нет). Мне кажется, что именно эти “глаза” и определяют выбор любимого жанра.
В любом случае, стоит заговорить об эстетике совокупления, как оказываешься на развилке: либо опосредованно (в той или иной степени) признать биологический генезис всех своих культурных представлений о сексе, либо решить, что любая рефлексия сексуального обнажает сконструированность того, что якобы физеологично. Можно признать и то, и другое сразу, обвинив культуру в шизофреничной раздвоенности, порождающей невроз, где похоть (как естественное стремление к размножение) принципиально не равно сексуальности (как сконструированной фантазматике соития). Либо срам, либо невроз - вот тебе и фрейдистское наследство. Но срам или невроз - все лучше греха!