Невозможное возможно Глава 5 Начало

[dmitrij_an]

Дмитрий АН
Невозможное возможно
Глава 5. Начало
2011г

Но что это в невозмутимом сущем поднебесья такое? Один, другой… Странные посетители прошествовали на Землю мимо взбудораженных ожиданием обитателей небес?! Не просто прошествовали, а всецело погрузились в Мир, целиком предназначенный самим Небом к безжалостному Апокалипсису Жатвы ещё с посевом оного на заре времён зарождения этого бытия!

Неужели кто-то решил добровольно сгинуть в пламени геенны земного Апокалипсиса?! Или…

О, ужас небес, неужели некто готовит небесам достойный ответ со стороны этих беспечных, ленивых, возвеличивающих себя за счёт таких же, топящих друг дружку, недовольных всем и вся, желающих бесконечных наслаждений и ничегонеделания мягкотелых людей Планиды Земля?! Неужели кто-то намерился смешать нетленные вечные космические карты небесных правителей? Неужели кто-то может решиться кинуть вызов самому Небу и даже возможно самому Вершителю?!

Возможные совпадения с событиями и людьми абсолютно случайны.

Глава 5. Начало

Младенец спал, спали и многие в палате, ничего необычного, обычный родильный дом, обычный земной день, обычная палата, обычный год этого мира. Вот разве только Солнце было непривычно жарко.

Он рассматривал Мир. Организм, получив очередную порцию белой жидкости, забив ей желудок, смачно занимался процессом выделения ингредиентов, отправляя излишки и разобранные элементы дальше по трубопроводу. Жидкость звалась молоком и получалась из смеси разнородного состава этой жидкости, которую собирали со всех тех, откуда они появились. После это перемешивалось и каждому доставалось. Все были равны и даже те, кому иначе было не положено получать такое молоко. Это было возможно высшее социальное равенство - каждому по потребностям, от каждого по возможностям. Все ели, ели хоть и одно, но ели досыта и все! И возможностями делились щедро, выделяя их в материал, коим их оборачивали. И никто, никто не ленился! Никто не говорил, что он сделал больше, потому ему надо больше вкусняшки! Все были равны в эти дни! Равны и счастливы. Может, не так разнообразно кормили, но всех! Но счастливы были по своему разумению. Как оказалось, оно было не у всех, разумение-то.

Он хотел познакомиться с соседями, но пока удалось только выяснить, что не все организмы заняты и полноценны, многие только готовы к заселению. Где-то уже загорался серый свет жизни, увлечённый собой, и не реагирующий. Где-то вообще небыло, только искорка. Часто их палату, а именно так звали их место обитания, посещали разные местные сгустки самой разной светлости, оттенков, прозрачности, рыхлости и кривобокости, осматривали готовые для заполнения тела, и даже примерялись в некоторых организмах к уже сереющим тлеющим светом рыхлым сгусткам, возможно с далеко идущими планами. Ходили стайками и поодиночке. Подбирали себе комфортное жильё на будущее, даже кипели обсуждения! Видимо это был привычный ритуал, где изготовленные тела выставлялись для заселения в осмотровом зале. Организмы маленьких двуногих, людей, как их тут звали, были заботливо упакованы, и периодически проводились внешние технические работы, по очистке, заправке, и удалению выделений. Приносили новых и уносили других в большой мир. Обычный день, обычного павильона обычной торгующей или распределяющей и сортирующей конторы.

Тела были разной конструкции, одних звали девочки, других мальчики. Девочки предназначались для прогулочного по этому миру варианта, что-то типа отдыха от будней иных миров, где организм на автомате возит вас по местным достопримечательностям, а вы кормитесь местной экзотикой по дороге. Организм этого типа исполнял минимум обязанностей по воспроизводству тел, и был свободен всё существование. Оттенок цвета таких зарождающихся там сгустков имел розоватый, со временем переходящий в красный оттенок. Эти организмы пристраивались куда-то или за кем-то, и текли по инерции, стайками, от рождения и до жатвы, которая тут звалась смертью, ибо откормленный сгусток менял меру жития мира. И на выходе имел серый свет красного оттенка. Низкопробный материал, как считалось у приёмщиков в сером мире. Да и что вы хотите от рыхлых и ожиревших в безделье сгустков, которые этот свой жизненный эон прокатались и просуществовали в этом закрытом и пропахшем ими вагоне? И они даже не шевельнулись, или может пару раз шевельнулись, в остальном за них рулила автоматика тела, а они, завидев вкусняшку, с криками «хочу» - рвались к ней, и обижались, если не доставалось.

Те, кого звали мальчиками шли в этот мир за каким-то делом, чтобы что-то изменить, свершить или сделать. Планов громадьё, куча задумок, но они ещё не знали, что постепенно увлекутся этим миром, и память их с задумками останется там, за чертой. Да и знали, но в очередной раз надеялись обмануть. И только во снах и мечтах им являлись их громадные планы, и ожидаемые свершения. Но... Только пред смертью всё возвращалось и вспоминалось, но было поздно. Воспроизводством тел мальчиков не обременяли, хотя они и могли, но это осталось в прошлом, когда сгусток всё же разгорался, и тогда мальчик мог снести потомство. Впрочем, частично это происходило у части в течение жизни, и местные звали это аппендицитом, и детородный орган удалялся под предлогом воспаления, хотя там зарождалась жизнь. Впрочем, она была не жизнеспособная чаще всего, это был обычный блин комом. Такое могло быть как у мальчиков, так и у девочек с синеватым оттенком.

Были и те, кто был типа мальчиком и типа девочкой, сдав необходимый минимум, вроде как намеревался делать по плану, обещал делать и строить, но только для того, чтобы заполучить более горячее тело, или более спокойное. Оттенок серого сгустка мальчиков был голубоватым, становясь синим, а значит более быстрым и перспективным, сулящим больше вкусняшек. И сгустки шли на ухищрения, чтобы заполучить! Они якобы намеревались делать, но после вовсю им что-то мешало, а значит, можно было быть туристом, вкушая вкусняшки, и слать отчёты, что ничего не выходит по объективным и независящим от них причин. Впрочем, таковые были в организмах девочек, где рвались делать, но не совершать, но вкусняшек подай за сделанное.

Были и средние, их мало, это мальчик и девочка в одном флаконе. Оттенки самые разнообразные, но в основном тусклые серые. Эти были без определённых обязательств, свободные художники и туристы. Их некогда задача была творчеством, ибо не обременённые обязательствами. Они могли плодиться, правда, не умели, и свершать, правда, не хотели. Особо не пользовались спросом в силу специфики. Гораздо проще быть мальчиком типа девочка, или девочка с мальчиковым уклоном. И в этом случае оттенок красного переливался и другими цветами, впрочем, как и синего. Обычно синий оттенок тускнел со временем жизни.

Он опробовал свои навыки былой магии этого мира. Часть была не действующей, часть вполне функционировала. Чего же местные не пользуются? А! Они когда-то зазубрили «верные» магические ритуалы и пользовались, пока коны мира не повернулись и изменились и «верные» заклинания просто перестали действовать, а как адаптировать их уже никто не знал. Ведь никто же не хотел учить какие-то там руны, когда можно зазубрить, воскликнуть и получить! Но прошло время, мир поменялся, истинные некогда знания стали не такими и истинными. И слова те же, а эффект никакой! А они продолжают, долбит заклинания, методики и техники «верных» учений прошлого, искать секретные фолианты с истинными знаниями, которые от них кто-то «спрятал», как им кажется, а подсунул туфту. Зато в поисках хоть не отсиживают седалища. Впрочем, кто как. Кто-то ищет, не сходя с места, мечтая.

Времени было много, за организмом ухаживали заботливые руки нянечек - так звали больших людей в халатах женского полу, были это большие девочки, часто только по размеру тел, кто проводил внешнее обслуживание молодых организмов. И можно было наблюдать, разве что, выполняя некоторые стандартные процедуры, радующие всех. Принципы просты и понятны - таращить глазки, издавать звуки «а», «у» и другие понятные большим людям команды, отчего они сразу меняли поведение. Сигнал «Ааааа», варьируя громкость, подзывал к себе окружающих. Это была кнопка вызова с голосовым управлением. Питание подавалось по расписанию. Выделять всякие всячины желательно было тоже по нему же, иначе приходилось лежать в мокром непотребстве до плановой замены материи, что неблаготворно сказывалось на функционировании организма, где он соприкасался с тёплыми поначалу, но едкими выделениями. Приловчился делать это к моменту прихода, когда большой диск на стене ставил палочки-стрелки в правильные позиции, это называли часами. В целом не так сложно.

Но зачем они ходят, если можно летать? Присмотревшись к местным повадкам, было сделано заключение, что в местных обычаях летать не принято, это считалось неприличным и даже ужасным, и потому не использовалось. Они занимались тренировкой нижних конечностей, занимая их ходьбой, и так увлекались, что именно это получается лучше всего, что больше им ничего не хотелось. Надо быть осторожней, а то расстроятся, потому он практиковался в часы, когда никого постороннего и больших людей небыло. Такого времени было предостаточно.

Мир был неспокоен энергиями, и левитировать было несколько неудобно, можно было промахнуться. Перемещаться сразу куда-то - тоже было сложновато. Но, подкручивая и адаптируя навыки, удалось добиться кое-каких успехов. Следы успехов отпечатались на потолке палаты, в виде профиля запелёнатого младенца. Что очень дивило заметивших на потолке этот след. Периодически пытался переместиться, когда никто не видел, т.е. все отсутствовали, кроме своих. Удавалось сместиться, но не вернутся. Как-то нянечка заметила младенца лежащего на пеленальном столике одного. "Как так?" - сказала она. И переложила. Иногда его находили у соседей по палате - грудничков, лежащего рядом с кем-то из них, которые, как нянечкам поначалу чудилось, пытались беседовать. Нянечки быстро привыкли к чудачествам палаты и не замечали странностей, периодически возвращая странного младенца обратно на его место. Не объяснять же нянечкам, что они тут активно приобщаются к этому миру? Да и не поймут.

Сенсоры глаз, как звали визуальные органы, постепенно настраивались. Сенсоры глаз в этом мире представляли собой весьма хитрое устройство. По виду простое, но имеющее, по сути, не ограниченные возможности. В примитиве оно смахивало на обычный сенсор первых моделей, где весь мир измерялся через заложенный изначально шаблон. Это было ограничение. Потому как всё, что выходило за рамки шаблона, было просто не видимым! Это как смотреть на мир через изготовленный изначально дуршлаг. Такие системы стоят на первичных организмах тел этого мира, и на технике людей, считающих, что они скопировали строение глаза. Ага, счаз! Они скопировали своё самомнение о том, что знают.

Глаз и сложнее, и проще. С некого момента, стало не логично ограничивать себя таким забором, и стали ставить дифракционные устройства, работающие на принципе сравнения разделения. Этот принцип позволил не штамповать кучу шаблонов, сделанных раз на всю жизнь, обмениваясь ими, а организовать самонастраиваемую систему, в которую можно загружать изменённые шаблоны и самому править. После, отработку шаблонов и вовсе переместили в этот глаз. А потом и вовсе исключили шаблоны, оставив весь спектр, оставив шаблонам только первичные функции для пользования ума. И глаз функционирует элементарно просто - в него закладывают параметры верхней границы частот - светлым светом, и нижней - чёрным светом. А разницу между этими пределами определяют как цвет, точность распознавания которого зависит от самой системы, а не сенсора. По сути, это напоминает обычную реку, где в общем потоке ставят 2 стенки, и протекающая между них жидкость анализируется по скорости своего прохождения в ейном естестве. Организм получает в итоге шкалу частот, и уже от него зависит, что с ними делать, чем быстрее работает система, тем больше деталей видно. Чем быстрее внешний поток, светлее, и разнообразней частотой, тем больше мелких деталей можно поймать. Впрочем, на первых парах, да и у тех, кто пользуется только умом, шаблоны функционируют на автомате, а кто их, шаблоны, воспринимает и после как истинный мир, и заглянуть за них не пытается.

Эту систему так и назвали - частотным разделителем. А вкупе с обработчиком - был уже анализатором. Он был настолько прост, что его устанавливать стали везде, куда не попадя. Даже в выдвижные «усики». И даже некоторые системы представляли один сплошной глаз! Он был самодостаточным! Что важно, данный тип анализатора легко переделывался под разные частоты, что люди назвали звуковыми, световыми, вкусовыми, обонятельными, и даже чувствительными! Впрочем, усложняя систему до модели люди, обработку сигналов вынесли в сами сенсоры, где организовывалась постепенно некая база первичных образов, уже которые посылались дальше. Это позволило не просто упростить основной центральный вычислитель, но и в части моделей обойтись вообще без него. Такое существо двигалось, функционировало, осуществляло все полезные социальные функции, его вовсе не отличить от остальных. Оно даже обновляло базы образов, часто, правда, копируя их с других, или беря с источников образов, что нынче назвали книги. Или просто загружая визуальные образы напрямую через глаза. Оно вырастало, зазубривая правила, и существовало! И единственно, что не исполняло это существо - оно само не могло ничего, кроме стандартного! И требовало руководства! Оно было мальчиком или девочкой, или кем угодно, чьи образы переняло с внешнего для него мира.

Оно действовало по шаблонам, стереотипам, отзывалось на рефлексы, совершало заложенные или адаптивные действия, но не имело никакого СВОЕГО мнения и не могло принять решение, кроме стандартных, уже опробованных и имеющихся, использовалось только взятое у других. Именно это заимствованное мнение становилось его мнением, и тиражировалось, добавляя наработки собранных уже им образов. Попытка вывести это существо на что-то новое, вызывала в нём панику, сродни краха мира. Попытка задать вопрос вне базы его данных - либо блокировалась, и попросту не замечалось, либо вызывало панику, иногда до глубочайшего выхода из себя. Впрочем, его существованию в мире эта тонкость не мешала, ибо приличные объёмы данных, которыми владел каждый из таких существующих, а в парном и большем числе участников, объединённом существовании - они владели расширенной базой, были многие готовые решения на все случаи их жизни. И даже сгруппировавшись в толпы, объединения, группы и могли быть некой сознательной и дееспособной единицей, даже вершащее что-либо, пока не распадались на отдельных людей со своими шаблонами. Чего в их шаблонах небыло, для них попросту не существовало. Они попросту не видели этого, не чувствовали, этого в мире для них небыло! Однако толпой или группой они могли выработать новые шаблоны, и загрузить всем участникам, ибо они вместе были некой Сущностью, а по отдельности никто.

Эти существа часто самоуничтожались, группами и поодиночке, особенно оставаясь в одиночестве, и старались везде ходить в поисках новых образов, набираясь ими, чтобы быть готовыми к некому эпохальному событию, которое их пугало своей неизвестностью! Зато там же и вкусняшки! В чём неизвестность? В том, что в их базах знаний небыло образа под действия в этой ситуации. Мир, по сути, для них тут же переставал существовать, они оставались не в фигуральной, а буквальной пустоте. Т.е. вот тут есть мир, а тут нет. Тут есть, а тут нет! Потому они всегда цепляются за стандартное и привычное, а лучше старое, не в силах перепрыгнуть пропасть, даже если там вкусняшки. Новые же особи, с новыми данными, кажутся продвинутыми, но это пока новые данные по уже изменившемуся миру в них накапливаются, а после они остаются прежними страшащимися, впрочем, сидящими чуть дальше прежних. Чтобы не выпасть из привычного, они зацикливали события, и начинали ходить кругами, так можно было сохранить привычные образы и решения, которые всегда повторялись. Чтобы их не вытащили, они всегда выдвигали причину, почему им надо тут быть - они ещё не готовы, и старались остаться на привычном месте, бывало до парализации. Новое событие вызывало поток новой информации, которую нечем обработать, просто нечем! Этот поток назвали Страх, и его наличие означало новое и неведомое в шаблонах. Если привычные образы так и не находились то, заполняясь потоком страха, существо гибло от парализации. Этот способ деактивации систем использовался широко для сбора урожая - достаточно показать неизвестный образ, как существо тут же впадало в оцепенение, и легко бралось без всяких усилий.

Собственно настройка сенсоров не представляла никакого труда, надо было выбрать самый светлый тон, и самый чёрный и, зафиксировав их, задать первоначальные параметры. Так проявлялось чёрно-белое зрение. Оно было примитивным и скудным. Впоследствии, если встречаются иные условия, то глаза легко можно адаптировать. Ввиду особенностей мира, делается это не сразу, а с некой инерцией. Если хочется быстрее, то просто перезагрузите глаз, сжав его, и открыв, он сам установит граничные коэффициенты и адаптируется под свет. Или при смене яркостных полос света, один глаз прикройте веком, сохранив настройку на прежнее состояние. Впрочем, именно для этой цели служат непрозрачные кожные крышечки - веки, сжимая угол зрения по вертикали, давя дополнительный дифракционный эффект, при малых щелях зазора. Впрочем, на свету детали завсегда чётче, чем в темени. А серость бледного мира находится на грани восприятия. И именно эта особенность глаза позволяет адаптировать его к темноте, более яркому свету и к иным краскам мира, смещая диапазон. В то время как наполняемость диапазона определяется потоком самой среды, и способностью оконечного анализатора, мозга, разложить на частоты, если мозг есть, конечно, а не его жировая бутафория.

Особенности «потока» света мира так же не будем забывать, ибо отражённый свет, т.е. свет от предметов, или иных материальных сущностей мира, отражаясь, приобретает свойства этого мира, теряя часть самости, становясь зависимым от частот объекта отражения. В тоже время прямой свет, или отзеркалированный свет имеет полный спектр базовых миров, и не затухает при прохождении в прозрачных для него средах. Свет вообще никуда не ходит, образуется дорожка, трещина мира материи к начальной самости, которая с дальностью может затягиваться, под давлением сути мира. Она линейна, но вне мерности, а потому освещает своим присутствием только материальные объекты по этой «трещине» мира. Впрочем, она естественно может изгибаться с кривизной самости мира. И чем меньше материальное давление мира, тем дальше распространяется трещина, но она есть на всём протяжении, и проявляется для мира мгновенно, но на материи, освещая, и не принадлежит этому миру, пока не столкнётся с материальностью уже, которая проявит её в отражённом свете себя. Тогда и только тогда, трещина завершается, вызывая вторичные волны, как волна прибоя, и вот этот отражённый от объектов свет, мы и воспринимаем глазами. И дальность такой волны от материальных объектов отражённого света весьма недалека и, кстати, имеет скорость распространения, в отличие от света источника, т.е. трещины. Потому логично первоначально заложить широкие границы для зрения, что и делалось.

В палату заглянул несколько больших людей. Одного звали доктор. Осматривая младенцев, произнёс: «Ух, как глазёнки голубые таращит!» Но вглядевшись в глаза ребёнку, замер. Пот испарины проступил на его лбу, он не мог двигаться, глядя младенцу в глаза! Он просто не мог шевельнуться!

«Так, большие люди, куда смотрят? Он зачем смотрит в глаза?! Так, глаза, закрыть, отвернуть!» - Младенец перевёл взгляд глаз на потолок. Доктор вздрогнул, почувствовав, как оторопь спадает, а к нему возвращаются движения. При всём своём твёрдом материальном убеждении, он это видел лично и прочувствовал по самые глубины себя самого и то, как волны страха прокатывались по нему, и как что-то большое смотрело на него и в глубины его, причём насквозь просвечивая чем-то, и он не мог двинуться, а только пот градом струился. Что это было, думал он, этого не может быть! Никто не поверит! Младенец же сделал вывод, что надо учиться, не смотреть в глаза напрямую, а лучше сквозь, дабы более такого не повторялось. Ибо тут лишь «люди, такие люди».

Созерцая мир вокруг, было замечено, что к ещё лежащим телам прибывали частью довольно ярые сгустки. Они могли занять уже готовый организм, а могли попросту усвоить уже имеющегося там ещё рыхлого серенького сгустка. Было видно, как в этом яром и несколько большем сгустке, тот серый сгусток прежнего хозяина тела чувствовал себя даже в тепле и неге, пока не растворялся там без остатка, и возможно это было для него лучшим. Впрочем, это нормальное явление для серого мира, который люди тут прозвали духовным. Собственно, почему духовный? Потому как туда добро ух и уходит. А что у нас добро в этом мире жизни? Это вот эти комочки сгустков, что тут выращиваются на местной материи, наливаясь и становясь ярче. И чем ярче, тем активней, ярыми, т.е. активным материальным светом. Впрочем, они не могут вырваться из этого мира, слишком яры, их просто разорвёт, как переспелые фрукты, и именно этого ярого приплода ждут там, в сером мире.

Впрочем, яркость и целостность не одно, и яркий легко распадается на искры, или даже может быть усвоен, а точнее ассимилирован тем серым сгустком, которого он в себя поместил точнее, обволакивал своей заботой, постепенно погрузив в себя. И тот, что более ровный, не в силах быть усвоенным ярым, ибо нет зацепок, постепенно, под теплом ярого сгустка, что его обволок, становится больше, пока не ассимилирует ярого. В целом ничего необычного, обычная проблема родителей и детей без прикрас и жеманства.

Присматривая за большими людьми, он обратил внимание, что у многих взрослых особей вовсе не использовались мозги, они были залиты добром, что готовилось к передаче в серый мир, т.е. к духовному пути. Фактически они представляли слабый тлеющий огонёк тусклого света, что грел огромный бак с добром для серого мира. Иногда они пользовались этим добром сами, подогревая и разжигая огонёк своего тусклого сгустка, передавая ему это для питания. И тогда их сгусток, накормленный, начинал светиться, но это длилось не долго. Этот режим звался медитацией или пассивный отдых. И приводил только к большей подсадке на накопленные запасы и истощению внутренних ресурсов, которые было принято пополнять либо из внешних источников, либо выпрашивая потоки и вызывая жалость. Впрочем, это было пока, свет тусклого сгустка ещё теплился. После эти существа переходили в полное автономное существование автоматов в тех принципах и шаблонах, кои раньше наработали. Оглядывая мир, он отметил, что таковых, с тусклыми или уже отсутствующими сгустками тел людей, было множество по миру. Они как автоматы, как тут звали - роботы, были обывателями, выполняли некую работу, они вроде жили, вроде бы жили, а точнее подражали жизни, продолжая существовать, шевелясь в подобии движения, всячески стараясь занять замершую позицию и затихнуть.

Интерес вызвали немногочисленные, но приличным числом имеющиеся, кто променял свой свет сгустка на предобрейшее. Фактически они выработанное добро пускали, выжимая из себя, на облегчение, как им казалось, своего существования. Для этого они даже занимали у других людей и не только людей, часть добра, и даже собирались в некие духовные пирамиды, где передавали друг другу добро, умоляя кого-то сверху его принять. Этот кто-то был, в сущности, обычным автоматом, что менял бодро на некие снисхождения и, подкармливая сгустки, что вились кругом, но не имели тел. Те же сгустки порой сводили линии путей так, чтобы у кормильца был более вкусный им путь, им и доход выше. Заодно управляя их движением, подсказывая, направляя, управляя, и даже замещая при удобном случае хозяина, что было не редкостью! Ведь хозяин сам просил свыше прислать руководителя его дел, и даже приплатил добром! Вот и прислали более опытного, естественно с пользой для себя.

Ярые сгустки бывалыча, видно умные, заняв тело, не усваивали тусклых, а продолжали их держать при себе, не давая разгореться, они существовали в теле наравне, подавляя его волю и существование, но подкармливая. Подменяя его желания своими, оставляя немного добра на пропитание им. Зачем? Как выяснилось, хитрость была проста, ибо к моменту старения, серый сгусток, откормленный, но такой же тусклый, попросту получал своё тельце, уже порядком потрёпанное и старое, которое уже не могло ему дать прироста добра, оно было изношено, и существовало на автопилоте ума. Фактически тело само пополняло нужные запасы, или высасывая при этом этот тусклый сгусток. При этом сгусток, заполучив управление, попадал в мир своего детства, в котором и пребывал эти годы. Его последней надеждой становилось обменять у приёмщика добро на свет, и он активно сдавал наработки мозгов, силясь получить капли света в обмен. Это была та же медитация, когда только не сами, а некто иной, обработав набранное, возвращал толику на продление его света. И он, отведав чуток, чуть преображался, пока опять не становился голодным.

Интересная попытка получения с внешних источников также наблюдалась, когда этот же сгусток, тряся окружающих, вызывая в них эмоции в свою честь, получал некие эманации, что его подкармливали. Особенно вкусны были молодые эманации и, возбуждая своими возмущениями детские неокрепшие организмы, в порывах их страстных возмущений, обратно в ответ получали искомые выдоенные эманации, фактически паразитируя на них. Впрочем, это наблюдалось не так и редко. Этот способ дойки был, пожалуй, весьма распространён. Это было даже на уровне рефлексов - возмущение, кинутое в кого-то, должно было быть вёрнуто вкусняшками эманацией. Ничем не хуже обивки плодов с деревьев, обычное собирательство. К тем же, кто не выделял эманаций, применялись более сильные методы - угрозы, слёзы, стоны, показные страдания, и уж когда арсенал кончался, к ним теряли всяческий интерес. А если кто-то ещё и радостно смеялся в ответ - это был даже ужас, ведь захватываясь эмоцией радости, такие сгустки начинали разгораться, потребляя уже из собственных запасников, или даже запускался генератор внутри! Т.е. вместо того, чтобы получить извне, захваченные радостью, они теряли собственные накопления и даже, о ужас, раздавали их окружающим!

Вариантов организованно множество. Кто-то выращивал специально молодую поросль, чтобы с возрастом они передавали свои силы света добра им, фактически выдаивая или даже высасывая их. Естественно всячески стараясь удержать такой источник подле себя, и не делиться ни с кем. Имеющих собственные генераторы света было ничтожное меньшинство в этой массе существующих по всему миру. Казалось, что мир заполнен сплошной фабрикой по производству серого добра, где изредка мелькают огоньки сгустков более или менее ярких оттенков, но давно замаскировавшихся под действительность.

Обратиться к полной базе миров он не имел права, ибо присутствие его внесло бы необратимые изменения в структуру мира, и мир бы разогрелся и схлопнулся раньше намеченного. Сгустки мира постепенно наращивали объёмы сбора добра с этого мира, и давление их эманаций в мире - Вселенной повышалось. Предохранительные клапаны были предусмотрены, и когда давление достигало некого максимума - крышка приоткрывалась, и давление сбрасывалось. Для резкого наращивания давления служили внезапные проявления общенародных мессий, которые увлекали людей идеей, и которые под воздействием этой идеи и в общем порыве громили мир, ускорялись, разгорались и повышали выход серого добра, гор эманаций разного плана, а заодно наращивая давление. Печь солнца, разгораясь от горения этих эманаций людей, попросту выжигала содержимое, делая варево, готовое к обработке. Процесс нарастал лавинообразно - Солнце жарило, люди делали больше, солнце жарило сильнее и так по кругу. Пока всё не выгорало, или не утихали люди, отупев и погаснув сгустками их.

Уже покинув палату и дом рождения, как тут звали этот процесс, он, лёжа под деревьями, наблюдал и взирал на мир. Отметил, что в разговорах людей было замечено волнение, что Солнце в этот год было особо ярким. Сверившись с известным ему графиком, выяснил, что это что-то не так. Местную и общую базу трогать нельзя, дабы не выдавать присутствия. Да и вообще полагалось использовать маскирующий кокон, снижающий ярость, яркость, мощность и осуществляющие прочие маскировки и отмежевания для защиты мира, дабы не внести изменения в суть этого мира ненароком. Слушая новостные каналы, порывшись в бумагах, доступных людям, обнаружил странные вещи - было как минимум несколько попыток, а сильных даже 7 попыток, раздуть мировой пожар, чтобы люди этого века сами прожарили себя. Влияние извне? Но мир закрыт! Посланники, меняющие и увлекающие существующих людей к некой цели и отталкивающие иных, которые не идут, подчиняясь самоуничтожающей идее под видом всеобщего блага.

Это было странно, но не необычно. Странно, что некто нарушил договор, а не необычно, ибо это было принято там, в серых мирах. Они и тут увлекались идеями сборки духовных эманаций людей, которые готовы были биться в споре, у кого очередь на эту сдачу эманаций лучше, и у кого конфетка духовности толще. Настроена, отреставрирована и просто откопана из руин прошлого масса зданий заготовки эманаций, куда люди несли и несли их, надеясь купить прощение! Купить у них? У серых? Что купить? Жизнь? И кто купить? Их еда? Вот странные - что они сделают с коровой, если та постарается у них выкупить своё существование? Да первую забьют как бешенную в страхе перед ней! И будут холить, и лелеять пока даёт молоко, а как престанет - на выжимку и иные продукты, вплоть до рогов и копыт.

По местному шёл 1972 год от РХ. Он взирал на этот мир, и понимал, что Час «Ж» уже вот он, он придёт незаметной поступью, а разросшаяся жара, доставая до самых глубин духотой, просто выжжет зноем последние сознания людей! А их организмы попросту распадутся, выделяя «сок», как в этакой сокопарилке, источая соки сгустков из разорванных оболочек, что вожделеют и жаждут собрать там «свыше», готовые частенько поступить ради дохода не совсем корректно. Но кто их осудит, если всё будет чисто?

А раз ждут урожая отсюда, то значит, значит откроется приёмное там и сливное тут отверстие! А это шанс! И шанс надо было использовать! Он рассредоточил видение на плоскость мира, искал место утечки сгустков, ведь в это время их уход будет особенно массовым. И вот, вот воронка! Посланный в её сторону импульс, ударом перенапряг линии силы, и давление там локально подскочило. Клапан конечно по плану «свыше» должен был открыться, пропуская всё больше, но с довеском скорость нарастания давления превысила его возможности, и он, скрутившись внезапно налетевшим потоком заткнулся! Он попросту сломался, перекрыв слив, и навсегда. Возможно, этот клапан был последним, и мир не имел более шанса. Впрочем, шанса у мира и так небыло теперь или потом. Однако волна, вызванная ударом, откатила пребывающие жатвенные эманации от печки-Солнца обратно к миру-Земля, затягивая их постепенно в водоворот Земли, вызывая пресыщение их. Что конечно было воспринято местными как кайф, эйфория, и даже блаженство!

Да, мыслил он, смотря на обратную волну эманаций - возможно, именно это время запомнится им, людям, как самое счастливое. Впрочем, есть и побочный эффект, пресыщение эманациями вызовет бурный рост духовной составляющей, которую теперь попросту никто не будет забирать, ибо последний путь отрезан Им с поломкой клапана. Эманации будут копиться, поступая на самих себя для людей, усиливая их, но не всех и не тех же, ибо те ещё не могут принять чистые эманации неба Земли, а возможно на детей. И впитываемая людьми же из пространства, куда её будут выделять по привычке живущие, ожидающие благодати свыше в их порывах торговаться с тем или иным Богом, очищенная небом Земли, будет разжигать огонь духа в телах людей, всё ярче с каждым витком и волной поколения! Нарастающее давление в системе не даст разгореться ярче печке Солнцу, выжигая, и этот баланс будет держать некоторое время этот мир, пока что-то не откроют, стравив возросшее давление, или серые не найдут следующий клапан. А пока только будут следить, сверкая огнями, да брать пробы, через случайные туннели. И Богов в этом мире теперича более нет, а мир теперь полностью свой собственный! И зависит лишь от САМИХ Людей. Вот расстроятся, если узнают.

Да и какие теперь Боги? Боги остались там, а люди здесь, правда есть вход, но многие ли ненормальные им воспользуются, зная, что это билет в один конец, с последующей разборкой. Он задумался, впрочем, события приняли необычайный поворот, и мир снова попал под его ответственность, которую он сам взвалил, решив продлить срок Жизни этого Мира. А значит...

Он привычным росчерком пространственных флуктуаций собрал кармическое послание: «Жатва перенесена».
Помедлив, прибавил: «На срок одного поколения».
И хмыкнув, добавил: «Под мою ответственность».
Ах, да, и проступила на этом послании Подпись.

Замкнув послание Подписью, погрузил его в поток кармы этого мира, река коего, являя собой космическую кровеносную систему ментальных эфиров, понесёт его к самой точке схождения и расхождения Всех Вселенных и Всея Миров, доставив по назначению.

Он продолжал лежать в коляске, как звали тут перемещаемый аппарат для тел его вида и возраста, взирая на мир голубыми глазами, наслаждаясь его ароматами, теплом трав, шелестом листьев, жужжанием насекомых, и начинающимся движением. Следил, как спадает жар огня Солнца, возвращаясь в норму, ещё недавно жёгший неумолимо. И рассуждал - теперь есть только один путь, путь вперёд. Конечно они, кто это устроил, будут искать и найдут. Возможно найдут. Но они не знают этот Мир так, как знал его Он. А Он знал его базовый принцип, заложенный ещё в неумолимые начала, который не смогли постичь, а соответственно и повторить такой же мир, никто из тех и этих там «свыше», а они старались, ох старались!

А принцип был банален и прост: «В этом мире возможно всё, но лишь сообща и под ЛИЧНУЮ ответственность ЛИЧНО свершающего и никак иначе». Мир Един во всех в Единстве всех. Позже этот принцип назовут: «Бог во всех и каждом».

Теперь же в Мир были введены дополнительные условия, что задали основу нарождающемуся, но уже отличному от прежних пророчеств и канонов будущему. Будущему, которое местные могут построить сами, если захотят.

Он задумчиво и величаво пропел Слово, погружая его переливы в анналы незыблемого Сущего Сутия Хроноса. Как некогда давно, закладывая этот Мир, Творя в Единении Единого принцип и основу, базу и могущество, непостижимость и величие, возможности и неограниченность, дол и бесконечность, пустошь и бездну, чёрное и белое, свет и теменъ, воду и огонъ, воздух и твердъ, Созидал:
«Да будет Мир Всея во Всём Мире!»

И величаво обозрев уже обновляемый Мир Единого, да и сбежать отсюда уже никак не выйдет, и ставший теперь ему родным по праву полного рождения, с его обязанностями и правами, произнёс, впечатывая в анналы Хроноса под свою ответственность:
«И будет Мир Хорошъ! Да будет Так!»

[Невозможное возможно, Глава 5, 15/12/2011, DmitrijAN, иллюстрация обложки DareToBelieve]