Кто сделает омлет хорошему человеку
Давайте поиграем с таким утверждением: “Великие люди не бывают хорошими.” Это не означает сразу же, что великие люди бывают только злодеями. Есть много вариантов как не быть хорошим человеком. Быть человеком великим, судя по всему, один из таких вариантов.
Разумеется, это справедливо только если считать человека великим по результатам его дел, по свершениям, а не по громадью планов и по глубокому внутреннему миру (тут-то мы все на величие претендуем, хотя бы по школьной юности). Но вот если по результатам, то получается неизбежное: большие результаты требуют жертв. Не обязательно человеческих, конечно. Чаще куда более повседневных: проигнорировать чье-то настроение, задеть чьи-то интересы, наступить на чье-то самолюбие. Ради дела. Ради того самого результата, ради свершения чего-то великого. Будь то роман Толстого или ракета Королева (за счет счастья жен, как говорят), ради великой песенной карьеры Пугачевой (тоже за счет семьи, а еще за счет друзей, как говорят) или Кобзона (тут много за счет чего). Кстати, знаменитая великая способность дружить Иосифа Давыдовича - она ведь тоже “за счет” - других людей. С большой дружбой и великой любовью - это всегда так: за счет других, не друзей и не любимых. Хотя бы и за счет простого игнорирования этих других, когда надо своим. Хотя бы в чем-то. Это не всегда трагедия, но всегда “осадочек”.
Я уж молчу про петровские казни родственников или революционное разорение страны. Тот же непримиримый Феликс Эдмундович - для кого образец пламенного большевика, а для кого и зверь (и ведь правы и те, и другие - тут как раз вопрос в “для кого”).
Людям попроще, вроде нас с Вами, уважаемый читатель, можно - и слава Богу! - выкрутиться и быть хорошими… по большей части. Мы можем потесниться, проявить такт (и не сказать бездари про его/ее бездарность, не отстранить от работы одного, когда другой справится лучше - потому что это не нам решать, например), мы можем понять и простить, мы можем пожать плечами и “не заметить”, мы можем принять “сойдет и так”, чтобы не напрягать другого хорошего человека. Мы можем - мудро смириться. Просто за счет дела.
В этом суть: великие люди выбирают дело - за счет людей. Хорошие люди выбирают людей - за счет дела. Ну не всегда и не во всем, разумеется, есть своя пропорция. Я скорее об общем принципе говорю, не призывая срочно разделить всех на великих и хороших (еще много вариантов-то есть).
Человек, претендующий на величие (ну хорошо, пусть просто “целеустремленный” или “продуктивный”, “лидер” какой-нибудь местного пошиба), согласен быть “плохим”. Не рад этому, наверное, но согласен. Согласен платить эту цену, ловить косые взгляды, терпеть то, что с ним не хотят “водиться”, не зовут на теплые посиделки (или ждут, когда же уйдет), не делятся откровенным и сокровенным. Он согласен, он платит: ему результат важнее.
“Считайте меня подлым - да! Я готов на подлости… Но лишь бы в потасовке хватило бы мне бодрости!”, - пел Карабас Барабас, соорудивший и заставивший работать свой театр (в том числе и на радость людям, не только за лишний золотой). Без Карабаса не было бы его театра. И вот чтобы этот театр был, Карабас (может и без радости) сотрудничал с блохастым котом, хитрой лисой и скользким типом Дуремаром. Потому что хороший человек папа Карло мараться бы не захотел. И папа Карло - хороший человек именно потому, что не захотел мараться. Захотел бы - перестал бы быть хорошим.
Посмотрим с другой стороны: хороший папа Карло мараться не захотел, и злой Карабас угнетал своих кукол. А куда менее хороший Буратино мараться не побоялся, на хвосты наступал, в драку лез, черепахе докучал (тоже добрый хороший персонаж, и тоже далекий от свершений) - и устроил Карабасу веселые денечки.
Это, между прочим, вторая причина, по которой хорошие люди не хотят водиться с великими: вокруг великих обычно много неприятностей и… проходимцев. Великие люди идут напролом (в том числе и наступая на чувства хороших людей) ради идеи. Хорошие люди не умеют (и не хотят) ради идеи не щадить людей (и их чувств). Поэтому великим на хороших полагаться не получается: ради других хороших людей всю идею ведь профукают.
Остается достаточно беспринципная публика, которым и до идеи по барабану, но и на хороших людей плевать: своя рубаха ближе к телу. И тут-то великий человек понимает, что рубахи проходимцам он предоставить может, а вечно возиться со вселенскими терзаниями совести у людей хороших - у него сил и времени нету. Начнешь входить в положение каждого, дело можно похоронить. А так, “он сукин сын, но он наш сукин сын”. От него хоть польза делу есть. От хороших-то людей не дождешься же.
Опять же и пользовать (а потом выбрасывать) проходимцев великому человеку проще: у него тоже совесть не взыгрывает: чего мерзавцев жалеть-то в самом деле. Правда на хороших людей, не желавших помогать, крепнет обычно обида - за то, что “не понимают”, что “сидят по лавкам”, когда “работать некому”. Так что потихоньку уже и их можно не жалеть: болото же. Остаюсь “я, весь в белом”. Трансформация завершается.
Кто-то из хороших на упреки в бесполезности поддается и идет-таки комиссарить, становясь потихоньку или великим, или проходимцем. А кто-то отползает все дальше в сторону, утешаясь парадоксом Стругацких, что абсолютное могущество обязательно ограничено абсолютной невозможностью его применить не сотворив зла.
Вот и получается, что кат Ромодановский да вор Алексашка - куда лучшие помощники царю Петру, чем “люди хорошего воспитания” тех времен. А Дуремар - естественный соратник Карабаса. А большинство хороших людей как раз может себе позволить оставаться хорошими, потому что яйца для их омлета разбивает кто-то другой. И к разбивающему обычные хорошие люди, относятся с сожалением (это кто из нас подобрее) или с легким презрением (это кто поувереннее в своей правоте).
Вот еще парадокс напоследок: для некоторых людей оставаться хорошим становится тем самым “делом”, ради которого других людей уже не жаль. Скажете, от таких не остается свершений, потому причислить к “великим” их нельзя? А “моральный пример”? (Ну, тот самый, которым приятно восхищаться издалека, но мало кто в здравом уме захочет положить на это свою собственную жизнь.) Вблизи такие люди (если им ненароком не достанется власти) - докучливы, сутяжливы и надоедливы. Но издалека - чем не подвиг длиною в жизнь?
Разумеется, это справедливо только если считать человека великим по результатам его дел, по свершениям, а не по громадью планов и по глубокому внутреннему миру (тут-то мы все на величие претендуем, хотя бы по школьной юности). Но вот если по результатам, то получается неизбежное: большие результаты требуют жертв. Не обязательно человеческих, конечно. Чаще куда более повседневных: проигнорировать чье-то настроение, задеть чьи-то интересы, наступить на чье-то самолюбие. Ради дела. Ради того самого результата, ради свершения чего-то великого. Будь то роман Толстого или ракета Королева (за счет счастья жен, как говорят), ради великой песенной карьеры Пугачевой (тоже за счет семьи, а еще за счет друзей, как говорят) или Кобзона (тут много за счет чего). Кстати, знаменитая великая способность дружить Иосифа Давыдовича - она ведь тоже “за счет” - других людей. С большой дружбой и великой любовью - это всегда так: за счет других, не друзей и не любимых. Хотя бы и за счет простого игнорирования этих других, когда надо своим. Хотя бы в чем-то. Это не всегда трагедия, но всегда “осадочек”.
Я уж молчу про петровские казни родственников или революционное разорение страны. Тот же непримиримый Феликс Эдмундович - для кого образец пламенного большевика, а для кого и зверь (и ведь правы и те, и другие - тут как раз вопрос в “для кого”).
Людям попроще, вроде нас с Вами, уважаемый читатель, можно - и слава Богу! - выкрутиться и быть хорошими… по большей части. Мы можем потесниться, проявить такт (и не сказать бездари про его/ее бездарность, не отстранить от работы одного, когда другой справится лучше - потому что это не нам решать, например), мы можем понять и простить, мы можем пожать плечами и “не заметить”, мы можем принять “сойдет и так”, чтобы не напрягать другого хорошего человека. Мы можем - мудро смириться. Просто за счет дела.
В этом суть: великие люди выбирают дело - за счет людей. Хорошие люди выбирают людей - за счет дела. Ну не всегда и не во всем, разумеется, есть своя пропорция. Я скорее об общем принципе говорю, не призывая срочно разделить всех на великих и хороших (еще много вариантов-то есть).
Человек, претендующий на величие (ну хорошо, пусть просто “целеустремленный” или “продуктивный”, “лидер” какой-нибудь местного пошиба), согласен быть “плохим”. Не рад этому, наверное, но согласен. Согласен платить эту цену, ловить косые взгляды, терпеть то, что с ним не хотят “водиться”, не зовут на теплые посиделки (или ждут, когда же уйдет), не делятся откровенным и сокровенным. Он согласен, он платит: ему результат важнее.
“Считайте меня подлым - да! Я готов на подлости… Но лишь бы в потасовке хватило бы мне бодрости!”, - пел Карабас Барабас, соорудивший и заставивший работать свой театр (в том числе и на радость людям, не только за лишний золотой). Без Карабаса не было бы его театра. И вот чтобы этот театр был, Карабас (может и без радости) сотрудничал с блохастым котом, хитрой лисой и скользким типом Дуремаром. Потому что хороший человек папа Карло мараться бы не захотел. И папа Карло - хороший человек именно потому, что не захотел мараться. Захотел бы - перестал бы быть хорошим.
Посмотрим с другой стороны: хороший папа Карло мараться не захотел, и злой Карабас угнетал своих кукол. А куда менее хороший Буратино мараться не побоялся, на хвосты наступал, в драку лез, черепахе докучал (тоже добрый хороший персонаж, и тоже далекий от свершений) - и устроил Карабасу веселые денечки.
Это, между прочим, вторая причина, по которой хорошие люди не хотят водиться с великими: вокруг великих обычно много неприятностей и… проходимцев. Великие люди идут напролом (в том числе и наступая на чувства хороших людей) ради идеи. Хорошие люди не умеют (и не хотят) ради идеи не щадить людей (и их чувств). Поэтому великим на хороших полагаться не получается: ради других хороших людей всю идею ведь профукают.
Остается достаточно беспринципная публика, которым и до идеи по барабану, но и на хороших людей плевать: своя рубаха ближе к телу. И тут-то великий человек понимает, что рубахи проходимцам он предоставить может, а вечно возиться со вселенскими терзаниями совести у людей хороших - у него сил и времени нету. Начнешь входить в положение каждого, дело можно похоронить. А так, “он сукин сын, но он наш сукин сын”. От него хоть польза делу есть. От хороших-то людей не дождешься же.
Опять же и пользовать (а потом выбрасывать) проходимцев великому человеку проще: у него тоже совесть не взыгрывает: чего мерзавцев жалеть-то в самом деле. Правда на хороших людей, не желавших помогать, крепнет обычно обида - за то, что “не понимают”, что “сидят по лавкам”, когда “работать некому”. Так что потихоньку уже и их можно не жалеть: болото же. Остаюсь “я, весь в белом”. Трансформация завершается.
Кто-то из хороших на упреки в бесполезности поддается и идет-таки комиссарить, становясь потихоньку или великим, или проходимцем. А кто-то отползает все дальше в сторону, утешаясь парадоксом Стругацких, что абсолютное могущество обязательно ограничено абсолютной невозможностью его применить не сотворив зла.
Вот и получается, что кат Ромодановский да вор Алексашка - куда лучшие помощники царю Петру, чем “люди хорошего воспитания” тех времен. А Дуремар - естественный соратник Карабаса. А большинство хороших людей как раз может себе позволить оставаться хорошими, потому что яйца для их омлета разбивает кто-то другой. И к разбивающему обычные хорошие люди, относятся с сожалением (это кто из нас подобрее) или с легким презрением (это кто поувереннее в своей правоте).
Вот еще парадокс напоследок: для некоторых людей оставаться хорошим становится тем самым “делом”, ради которого других людей уже не жаль. Скажете, от таких не остается свершений, потому причислить к “великим” их нельзя? А “моральный пример”? (Ну, тот самый, которым приятно восхищаться издалека, но мало кто в здравом уме захочет положить на это свою собственную жизнь.) Вблизи такие люди (если им ненароком не достанется власти) - докучливы, сутяжливы и надоедливы. Но издалека - чем не подвиг длиною в жизнь?