Шарль Нодье "Фея Хлебных Крошек"
Книга семьсот третья
Шарль Нодье "Фея Хлебных Крошек" (Charles Nodier "La Fée aux Miettes", 1832)
https://royallib.com/book/node_sharl/feya_hlebnih_kroshek.html
Я не раз говорил, что ненавижу правду в искусстве, и убежден, что этого убеждения мне не переменить; однако я никогда не судил так же сурово о правдоподобном и возможном, которые кажутся мне совершенно необходимыми для всех созданий ума человеческого. Я согласен удивляться; для меня нет ничего приятнее, чем удивляться, и я охотно верю даже тому, что кажется мне совершенно удивительным, но не хочу, чтобы кто-то смеялся над моей доверчивостью, ибо тогда в ход вступает мое тщеславие, а тщеславие, между нами говоря, - самый строгий из критиков.
Вот этим мне и нравится литература эпохи романтизма - никакого реализма, характеры, которых не бывает, гротески, в общем. Невероятные нагромождения событий, абсолютно нелогичное поведение персонажей, но только второстепенных. Главный герой, насколько бы он фантастичным и нереалистичным, прежде всего психологически, ни был, ведет себя последовательно и в соответствии со своим характером, насколько бы фантастичным этот характер ни был. Педантизм фантастического.
В эпоху безверия рассказчиком настоящей фантастической истории не может быть никто, кроме безумца, при условии, конечно, что он будет избран из числа безумцев изобретательных и призванных творить добро, но увлеченных каким-либо странным романом, хитросплетения которого поглотили все способности их воображения и ума. Мне захотелось, чтобы посредником между этим безумцем и публикой стал другой, менее удачливый безумец, человек чувствительный и печальный, который не лишен ни остроумия, ни гения, но, на собственном горьком опыте узнав, что такое суетность мира, постепенно проникся отвращением к жизни положительной и, утратив одни иллюзии, охотно утешается другими, рожденными воображением; человек, представляющий собою нечто среднее между мудрецом и умалишенным, превосходящий второго в способности мыслить, а первого - в способности чувствовать; существо бездеятельное и бесполезное, но поэтическое, могущественное и страстное во всех проявлениях мысли, не касающихся жизни общественной; избранник приводы либо ее пасынок, живущий, подобно вам и мне, выдумками, прихотями, фантазиями и любовью в чистейших сферах духа и радующийся возможности сорвать на этих неведомых полях странные цветы, благоухания которых никогда не знала наша земля. Мне казалось, что присутствие этих двух рассказчиков сообщит фантастической истории необходимое правдоподобие… - правдоподобие фантастической истории.
Такая гротескная, фантастическая форма очень удобна для рассуждения о чем угодно, при этом мы удивительным образом чувствуем, где автор говорит серьезно и фантастически выглядит только обрамление, в которое вставлены эти рассуждения. Почему-то в такой прихотливо искаженной реальности они более внятны.
Это напомнило мне мое недоумение феноменом существования мультфильмов и игрушек, почему детям они нравятся. Особенно мультфильмы. Ведь, рассуждая логически, мы в них подсовываем детям нереалистические, несуществующие объекты, разве не проще для восприятия наиболее реалистическое изображение? Глаза ведь натренированы на реальность?
А потом я понял, что происходит двухступенчатая обработка информации, зрительный образ подается как вход в систему распознавания, и она существует как раз потому, что весьма нетривиальная это задача - в реалистическом образе выделить знаки и символы, наделенные смыслом. И мультяшные персонажи заточены не под первичное "реалистическое" восприятие, а под вторую ступень - распознавание образов и символов.
Наверное, и с фантастической романтической прозой то же самое - форма не под поверхностное "реалистичное" сходство, а под внятное распознавание символов и смыслов.
Разве не случалось тебе заметить, что суетная мудрость человека доводит его подчас до безумия? Отчего же не может выйти так, что то неизъяснимое состояние ума, которое невежды именуют безумием, сделается в свой черед твоим проводником на неведомом пути, покамест не отмеченном на грубой карте ваших несовершенных наук?
Итак, не тревожься о том, что иные из твоих ощущений тебе непонятны, принимай с благодарностью все, что есть в них приятного, и наслаждайся ими с умеренностью; положись на время: оно мудрее тебя - и ожидай со всею искренностью простой души того часа, когда разрешатся все мучающие тебя вопросы и разъяснятся все тайны.
Этими словами автора я закончу свое обоснование чтения этого текста, а впечатлениями от чтения (самыми приятными) я делиться не намерен - как тут передашь удовольствие от текста? Передать мысли можно, тем более что воспринятая из текста мысль индуцирует свои мысли по поводу и их-то нет проблем описать. Но это, так сказать, интеллектуальное удовольствие, а удовольствие от текста, без сомнения, возбуждающее интеллект, несет в себе и воздействия иного рода, в словах выражающиеся несколько косноязычно: "как? как автор это делает?? ну почему я так не могу и даже не вижу, чего именно я не могу?"
А потому не будет тут ни мыслей по поводу, ни неуклюжих попыток указать на ускользающее впечатление волшебства текста (кощунственная мысль: а какие-ньть литературоведы могут препарировать текст и показать, что именно и, главное, почему тут работает; или и они не могут? показать-то могут, но будет ли это правдой? неужели литературовед может написать не хуже писателя? и почему тогда не пишут??).
В общем, вот несколько отрывков, которые отметил по ходу чтения книги. Мож, их будет достаточно, чтобы вы сами смогли что-то рассмотреть в тексте:
Плотник, по праву умения царящий над морем и сушей, сотворяет корабли, бороздящие океаны, возводит города, которые повелевают портами, замки, которые повелевают городами, храмы, которые повелевают замками!
Если я так расхваливаю тебе экономный образ жизни, какой далеко не всегда вел я сам, то не оттого, что вижу в нем способ разбогатеть, но оттого, что не знаю другого способа сохранить независимость. В остальном же бережливость - ничтожнейшая из добродетелей, и любой щедрый поступок, если он совершен не из расчета и не из бахвальства, стоит куда больше, чем умение копить деньги.
Показывай им свою образованность, лишь если хочешь поделиться ею с ними, не торопясь и не подвергая их унижениям. Помни, что те, кто слушает тебя с искренним желанием выучиться, зачастую стоят куда больше, чем ты сам, ибо обязаны наивному влечению к добру тем, чем ты обязан лишь случайностям твоего рождения и капризам природы.
Наконец, если те религиозные принципы, какие я старался привить тебе с колыбели, сотрутся из твоей памяти, что по нынешним временам вещь, увы, вполне вероятная, из любви ко мне запомни хотя бы два из них, ибо они могут заменить все остальные: первый гласит, что надобно любить Господа, как бы он ни был суров, второй - что надобно, насколько это в твоих силах, приносить пользу людям, как бы они ни были злы.
Мы шли неспешным шагом, то ли из-за торжественности, с какой даже самые дикие народы совершают человеческие жертвоприношения, то ли из-за необходимости в полной мере удовлетворить чувства, обуревавшие тех трепещущих от любопытства и радости зрителей, по преимуществу женщин и детей, которые обычно присутствуют при казнях.
Я искренне уверен, что, как и любой другой, мог бы принести своими трудами пользу общему делу, если бы цивилизация была тем, чем желал бы ее видеть я, - делом веры, законом любви и милосердия, привычкой к взаимной и всеобщей благожелательности; но служить той цивилизации, какая с течением времени образовалась у нас, я не могу и не хочу: у меня нет для этого ни способностей, ни расположения. Я уважаю права наций, я без рассуждений покоряюсь принятым законам; я преисполнен почтения к возвышенным умам, которые убеждены, будто что-то смыслят в этих законах, и к великодушным и преданным гражданам, которые благородно посвящают свою жизнь их толкованию и защите, но ни на что большее я не способен.
Если ручной труд менее блистателен и величествен, нежели труд мысли, в чем я согласен с вами, он, на мой взгляд, более разумен и полезен, и я искренне убежден, что всякий человек, который посадил дерево, засеял пашню или построил прочный, светлый, просторный и уютный дом, оказал роду людскому услугу куда более ценную, нежели экономисты, философы и политики со своими утопиями - неудобоисполнимыми творениями зрелых мужей, впавших в детство.
PS.
Одна из немногих книг, которые читал не с бумаги, а со смартфона.
Шарль Нодье "Фея Хлебных Крошек" (Charles Nodier "La Fée aux Miettes", 1832)
https://royallib.com/book/node_sharl/feya_hlebnih_kroshek.html
Я не раз говорил, что ненавижу правду в искусстве, и убежден, что этого убеждения мне не переменить; однако я никогда не судил так же сурово о правдоподобном и возможном, которые кажутся мне совершенно необходимыми для всех созданий ума человеческого. Я согласен удивляться; для меня нет ничего приятнее, чем удивляться, и я охотно верю даже тому, что кажется мне совершенно удивительным, но не хочу, чтобы кто-то смеялся над моей доверчивостью, ибо тогда в ход вступает мое тщеславие, а тщеславие, между нами говоря, - самый строгий из критиков.
Вот этим мне и нравится литература эпохи романтизма - никакого реализма, характеры, которых не бывает, гротески, в общем. Невероятные нагромождения событий, абсолютно нелогичное поведение персонажей, но только второстепенных. Главный герой, насколько бы он фантастичным и нереалистичным, прежде всего психологически, ни был, ведет себя последовательно и в соответствии со своим характером, насколько бы фантастичным этот характер ни был. Педантизм фантастического.
В эпоху безверия рассказчиком настоящей фантастической истории не может быть никто, кроме безумца, при условии, конечно, что он будет избран из числа безумцев изобретательных и призванных творить добро, но увлеченных каким-либо странным романом, хитросплетения которого поглотили все способности их воображения и ума. Мне захотелось, чтобы посредником между этим безумцем и публикой стал другой, менее удачливый безумец, человек чувствительный и печальный, который не лишен ни остроумия, ни гения, но, на собственном горьком опыте узнав, что такое суетность мира, постепенно проникся отвращением к жизни положительной и, утратив одни иллюзии, охотно утешается другими, рожденными воображением; человек, представляющий собою нечто среднее между мудрецом и умалишенным, превосходящий второго в способности мыслить, а первого - в способности чувствовать; существо бездеятельное и бесполезное, но поэтическое, могущественное и страстное во всех проявлениях мысли, не касающихся жизни общественной; избранник приводы либо ее пасынок, живущий, подобно вам и мне, выдумками, прихотями, фантазиями и любовью в чистейших сферах духа и радующийся возможности сорвать на этих неведомых полях странные цветы, благоухания которых никогда не знала наша земля. Мне казалось, что присутствие этих двух рассказчиков сообщит фантастической истории необходимое правдоподобие… - правдоподобие фантастической истории.
Такая гротескная, фантастическая форма очень удобна для рассуждения о чем угодно, при этом мы удивительным образом чувствуем, где автор говорит серьезно и фантастически выглядит только обрамление, в которое вставлены эти рассуждения. Почему-то в такой прихотливо искаженной реальности они более внятны.
Это напомнило мне мое недоумение феноменом существования мультфильмов и игрушек, почему детям они нравятся. Особенно мультфильмы. Ведь, рассуждая логически, мы в них подсовываем детям нереалистические, несуществующие объекты, разве не проще для восприятия наиболее реалистическое изображение? Глаза ведь натренированы на реальность?
А потом я понял, что происходит двухступенчатая обработка информации, зрительный образ подается как вход в систему распознавания, и она существует как раз потому, что весьма нетривиальная это задача - в реалистическом образе выделить знаки и символы, наделенные смыслом. И мультяшные персонажи заточены не под первичное "реалистическое" восприятие, а под вторую ступень - распознавание образов и символов.
Наверное, и с фантастической романтической прозой то же самое - форма не под поверхностное "реалистичное" сходство, а под внятное распознавание символов и смыслов.
Разве не случалось тебе заметить, что суетная мудрость человека доводит его подчас до безумия? Отчего же не может выйти так, что то неизъяснимое состояние ума, которое невежды именуют безумием, сделается в свой черед твоим проводником на неведомом пути, покамест не отмеченном на грубой карте ваших несовершенных наук?
Итак, не тревожься о том, что иные из твоих ощущений тебе непонятны, принимай с благодарностью все, что есть в них приятного, и наслаждайся ими с умеренностью; положись на время: оно мудрее тебя - и ожидай со всею искренностью простой души того часа, когда разрешатся все мучающие тебя вопросы и разъяснятся все тайны.
Этими словами автора я закончу свое обоснование чтения этого текста, а впечатлениями от чтения (самыми приятными) я делиться не намерен - как тут передашь удовольствие от текста? Передать мысли можно, тем более что воспринятая из текста мысль индуцирует свои мысли по поводу и их-то нет проблем описать. Но это, так сказать, интеллектуальное удовольствие, а удовольствие от текста, без сомнения, возбуждающее интеллект, несет в себе и воздействия иного рода, в словах выражающиеся несколько косноязычно: "как? как автор это делает?? ну почему я так не могу и даже не вижу, чего именно я не могу?"
А потому не будет тут ни мыслей по поводу, ни неуклюжих попыток указать на ускользающее впечатление волшебства текста (кощунственная мысль: а какие-ньть литературоведы могут препарировать текст и показать, что именно и, главное, почему тут работает; или и они не могут? показать-то могут, но будет ли это правдой? неужели литературовед может написать не хуже писателя? и почему тогда не пишут??).
В общем, вот несколько отрывков, которые отметил по ходу чтения книги. Мож, их будет достаточно, чтобы вы сами смогли что-то рассмотреть в тексте:
Плотник, по праву умения царящий над морем и сушей, сотворяет корабли, бороздящие океаны, возводит города, которые повелевают портами, замки, которые повелевают городами, храмы, которые повелевают замками!
Если я так расхваливаю тебе экономный образ жизни, какой далеко не всегда вел я сам, то не оттого, что вижу в нем способ разбогатеть, но оттого, что не знаю другого способа сохранить независимость. В остальном же бережливость - ничтожнейшая из добродетелей, и любой щедрый поступок, если он совершен не из расчета и не из бахвальства, стоит куда больше, чем умение копить деньги.
Показывай им свою образованность, лишь если хочешь поделиться ею с ними, не торопясь и не подвергая их унижениям. Помни, что те, кто слушает тебя с искренним желанием выучиться, зачастую стоят куда больше, чем ты сам, ибо обязаны наивному влечению к добру тем, чем ты обязан лишь случайностям твоего рождения и капризам природы.
Наконец, если те религиозные принципы, какие я старался привить тебе с колыбели, сотрутся из твоей памяти, что по нынешним временам вещь, увы, вполне вероятная, из любви ко мне запомни хотя бы два из них, ибо они могут заменить все остальные: первый гласит, что надобно любить Господа, как бы он ни был суров, второй - что надобно, насколько это в твоих силах, приносить пользу людям, как бы они ни были злы.
Мы шли неспешным шагом, то ли из-за торжественности, с какой даже самые дикие народы совершают человеческие жертвоприношения, то ли из-за необходимости в полной мере удовлетворить чувства, обуревавшие тех трепещущих от любопытства и радости зрителей, по преимуществу женщин и детей, которые обычно присутствуют при казнях.
Я искренне уверен, что, как и любой другой, мог бы принести своими трудами пользу общему делу, если бы цивилизация была тем, чем желал бы ее видеть я, - делом веры, законом любви и милосердия, привычкой к взаимной и всеобщей благожелательности; но служить той цивилизации, какая с течением времени образовалась у нас, я не могу и не хочу: у меня нет для этого ни способностей, ни расположения. Я уважаю права наций, я без рассуждений покоряюсь принятым законам; я преисполнен почтения к возвышенным умам, которые убеждены, будто что-то смыслят в этих законах, и к великодушным и преданным гражданам, которые благородно посвящают свою жизнь их толкованию и защите, но ни на что большее я не способен.
Если ручной труд менее блистателен и величествен, нежели труд мысли, в чем я согласен с вами, он, на мой взгляд, более разумен и полезен, и я искренне убежден, что всякий человек, который посадил дерево, засеял пашню или построил прочный, светлый, просторный и уютный дом, оказал роду людскому услугу куда более ценную, нежели экономисты, философы и политики со своими утопиями - неудобоисполнимыми творениями зрелых мужей, впавших в детство.
PS.
Одна из немногих книг, которые читал не с бумаги, а со смартфона.