Книги шестьсот тридцать вторая и шестьсот тридцать третья
П.А. Катенин "Избранные произведения"
М-Л: Советский писатель, 1965 г., 743 стр.
https://www.twirpx.org/file/1006484/ П.А. Катенин "Размышления и разборы"
М: Искусство, 1981 г., 168 стр.
https://www.twirpx.org/file/3488348/https://www.twirpx.org/file/3334856/ Случилось так, что обе эти книжки попали ко мне практически в одно время, хотя из очень разных источников. Представительный сборник поэзии Катенина из большой серии "Библиотеки поэта" я взял из списываемой заводской библиотеки (набрал я там килограмм двадцать книг и взял бы больше, но пакеты набил под завязку), а томик его критических статей взял просто для коллекции, хочу полностью собрать серию "История эстетики в памятниках и документах". Взял в букинисте, в общем, без намерения читать (имя Катенина мне ничего не говорило).
Книга стихов хороша тем, что вход в нее - на произвольной странице. Первое, на чем открылась книга - "Идиллия":
Между Оссы-горы и горы высочайшей - Олимпа
Злачный стелется луг, зовомый долиной Темпейской;
Краше его не зрит по небу ходящее солнце.
В нем средь лавровых купин река Пеней среброводный
Тихо катит волны, к морю чуть подвигаясь,
Словно грустно ей расстаться с брегами такими.
О, русский гекзаметр - мне как раз
это интересно. Прочел. Сюжет таков: в идиллическом лесу живет черноокая красавица нимфа Кора. В нее влюбляются два бога - Аполлон и Эрмий (Гермес). А она ни тому, ни другому взаимностью не отвечает. Они оба посовещались и решили - пришли к ней и говорят: "выбирай кого-ньть из нас в полюбовники, второй с миром уйдет; а не выберешь, мы тебя оба изнасилуем". (предложение-предшественник сакраментального "девочка, хочешь поехать на дачу или чтобы тебе оторвали голову?")
Ну что, лучше выбрать одного, да. Стали они перед ней похваляться, какие они молодцы. Слушала она, слушала, и тут Аполлон допустил ошибку - рассказал, как он хорошо на лире играет. Вот тут Кора и выбрала: "Я выбираю Эрмия, а ты, Аполлон, иди-ка на лире побренчи".
Такой вот квазиантичный экзерсис.
Листаю дальше, читаю и во мне нарастает недоумение: Катенин это поэт без своего голоса, без своей темы. Почти все его стихи это либо вольные переводы, либо упражнения на тему. Своего ему сказать, в общем, нечего.
Хотя надо признать, формой он владеет, в одном стихотворении в разных его частях использует разные размеры, какой подходит по смыслу. Язык, конечно, еще допушкинский - он старший современник Пушкина, состоял с ним в переписке, да и пережил его. Я, с подачи
philtrius, как-то заинтересовался допушкинской поэзией, так что читал с удовольствием.
И да, отсутствие своей темы у Катенина не баг, а фича - вместо темы у него есть задача, цель, которую он решает вполне последовательно. А именно,
цель его культуртреггерство - познакомить русскую читающую публику с европейской поэзией, как современной, так и более ранней. Интересно, где-ньть он эту цель явно проговаривает?
Вот тут я и вспомнил о томике его литературно-критических статей. Собственно, цикл статей "Размышления и разборы", давший название сборнику, ровно об этом. Начинает он с небольших рассуждений "Об изящных искусствах" и "О поэзии вообще", дальнейшие статьи цикла посвящены древнееврейской, древнегреческой и латинской поэзии, потом идет большая статья об итальянской поэзии. Разумеется, Данте:
К сожалению, трудно не знающему итальянского языка познакомиться с сими изящными красотами: так они обезображены в переводах. Прозою перелагать Данте жалко; а стихами, тем паче соблюдая размер и мудреное сплетение рифм подлинника, такая работа, за которую вряд ли примется терпеливо хоть один из нынешних стихотворцев.
Впрочем, если откроем том стихов Катенина, то там мы встретим:
Путь жизненный пройдя до половины,
Опомнился я вдруг в лесу густом,
Уже с прямой в нем сбившися тропины.
Есть что сказать о диком лесе том:
Как в нем трудна дорога и опасна;
Робеет дух при помысле одном,
И малым чем смерть более ужасна.
Что к благу мне снискал я в нем, что зрел -
Всё расскажу, и повесть не напрасна.
Катенин перевел первые три песни дантовского "Ада", это первый перевод фрагмента "Божественной комедии" на русский.
Эпическая поэзия - да, а вот лирику Катенин совсем не ценит, для него это легкомысленные игрушки:
После Петрарки и Боккаччия словесность итальянская почти на целое столетие замерла; ученым все не верилось, чтобы язык простонародный мог долго существовать; светские люди промеж делом и досугом слагали в похвалу красавицам сонеты по выкройке Петрарки, смеходеи острились в повестях по «Декамерону», но истинная поэзия родилась и исчезла с Данте. Он имел подражателей весьма мало, и, разумеется, неудачных: к такому образцу приблизиться не легко; уже в наше время один Монти смог твердой стопой, хоть издали, следовать за великим отцом Алигиером, меж тем как за Петраркой и Боккаччием строи тянулись с успехом, что доказывает давно сказанное мною: что не лучшие поэты волокут за собой толпы и заводят литературные школы, а, напротив, те, чье достоинство всякому доступно, с кем поравняться легко, тем паче, коли он пишет в роде мелком, не требующем ни сильного дарования, ни того, что Бюффон почитал отличительным гения свойством: терпения.
Эпическая, драматическая, повествовательная - вот эти качества для Катенина первичны. И да, смешное недостойно поэзии, хотя слог "Декамерона" он оценил и рассматривал его не по законам прозы, а по законам поэзии.
Любопытно, что собственно звучание стиха он считал чем-то второстепенным:
Осмелюсь ли сказать свое мнение об истинном достоинстве Ариоста, справедливо возведшем его на первую степень между стихотворцами, в том же роде писавшими? Оно не в изобретении, ибо он во всей поэме своей последователь, не в характеристике, ибо она почти везде недостаточна, не в слоге, ибо тогда достоинства его пропадали бы в переводе и он немного более имел бы читателей, нежели Бернард Тасс; но в удачном выборе богатого, истинно эпического содержания, что уже я заметил о Боярде, и паче всего в хороших, дельных подражаниях древним, которыми Ариост написал, возвеличил и украсил сказочные предания Турпина и пр.
Итальянской поэзии посвящена большая статья, чуть меньшая - гораздо менее известной в России поэзии испанской:
Испанский язык так легок для знающего порядочно итальянский, что самоучкой и без большого труда успел я в нем настолько, чтобы все читаемое разуметь, хотя не могу трех слов сказать в разговоре. Я старался прочесть, что только мог на нем стихотворного отыскать; но испанские книги везде, особенно у нас, так редки, что любопытство мое далеко не удовлетворилось, и потому я не могу познакомить читателей с сей малоизвестной литературой как бы хотелось и надлежало.
Испанские стихи переводил он, впрочем, с немецких переводов. Так "Романсы Сиде" снабжены подзаголовком "из Гердера":
Родриг, сняв с себя оружье.
Вместе с братьями своими
Наряжаться к свадьбе стал:
Порты тонкие валонски,
С алой прошвой башмаки
Тонкой кожи и две ленты
Плотно их узлом скрепляли
Вкруг красивыя ноги.
Узкий и без отворотов
Он надел потом камзол
И кафтан атласный черный
О раздутых рукавах:
Хоть отцом он был поношен,
Да немного; на атлас
Ловко падал с плеч лосиный
Мягкий продевной колет.
Сетку с шелком золотую
Повязал на волоса;
А на тонкой черной шляпе
Из фламандского сукна
Превысоко колыхалось
Красноцветное перо.
Весь обшит внизу прекрасно,
Плащ доходит до колен;
На плечах опушка: белый
Чернохвостый горностай.
Думаю, вы оценили энергетику этого отрывка - перевел он примерно половину "
Песни о моем Сиде", отлично перевел.
Как я уже говорил, смех он не ценил и потому комедии ни Лопе де Вега, ни Кальдерона не принимает - я хотел было привести тут его прозаический пересказ кальдероновой пьесы "Жизнь есть сон", но это целых две страницы в книге, великовато для поста, а ни слова выкинуть не хочется. Найдите и прочтите сами.
Статей о французской, немецкой и английской литературе Катенин не написал - читающая публика встретила его предыдущие статьи без особого интереса, да и с французской и немецкой поэзией читатели часто были знакомы в оригинале, полагаю.
Зато написал он большую статью "О театре". Тут надо сказать, что Катенин сам драматург и написал и перевел несколько пьес. В сборнике есть его пьеса "Пир Иоанна Безземельного" - это фанфик на темы "Айвенго", иначе не скажешь. Вальтер Скот - модный современный писатель, его "Иваной" ("Айвенго") явно читан зрителями.
В статье он рассуждает о театральном искусстве, любопытно обосновывает происхождение "трех классических единств" - времени, места и действия:
Где же было все это играть? разумеется, в какой-нибудь зале, принадлежащей Академии, королю или знатному барину. Что в ней всего легче было с правдоподобием представить? без сомнения, залу же, убранную, как лучше умели, во вкусе греческом, римском или азиатском. Единство места не по вере в Аристотеля (который и не говорит об нем), а по необходимости велось в трагедии итальянцев и французов; и, что бы ни говорили против него, к очевидной пользе: ибо дало их писателям направление дельное и предохранило их, по крайней мере до XIX столетия, от множества английских и испанских безумий.
По разряду "английских безумий" проходит, в частности, Шекспир - мало того, что единство места у него ни в одной пьесе не соблюдено, но он еще и комедии писал, да и в драмах - в той же "
Буре" - есть комические эпизоды.
Впрочем, мощь Шекспира для Катенина бессомненна - не зря его имя содержится в этом эстетическом манифесте:
Враг непримиримый всех пристрастных и односторонних суждений, я старался обличить неправоту ныне господствующих отнюдь не с намерением ввести вместо их противные, да и только; все исключительные системы вредны; во всех формах условных может жить красота неизменная. Предмет искусств вообще - человек; драматического в особенности - человек в действии. Кто сумеет пружины его действия, нравы, чувства и страсти изобразить верно, сильно и горячо, заслужит похвалу знающих, отдельно от принятого им по местному обычаю или произвольному выбору костюма; сим-то достоинством равно стяжали бессмертие и Софокл, и Шекспир, и Расин.
В заключение хочу сказать о совершенно дивном переводе корнелева "Сида", который тоже есть в этом стихотворном томе. Это не вполне точный перевод - он адаптирован для тогдашнего театра: в российском театре было мало хороших актрис, потому количество женских персонажей сокращено с четырех до двух. Наверняка еще и другие изменения. Но это совершенно неважно - эта пьеса написана очень живым языком, Катенин явно писал под конкретных актеров. Язык пьесы живой и, на наш взгляд, весьма архаичный. С течением времени эта архаичность языка данного перевода идет только в плюс, поскольку пьеса рассказывает о совершенно устаревшем понятии чести, которая движет всеми персонажами пьесы.
Поймите правильно, я не говорю, что всякое понятие о чести устарело - но тут честь это даже не мина замедленного действия, а минное поле, на которое оказались выброшены все персонажи пьесы.
Напомню сюжет: испанский король взял в воспитатели сына старого дона Диего, а не графа Гормаса, на что тот надеялся. Граф Гормас оскорбил дона Диего, но тот слишком стар, чтобы сразиться на поединке. Сын дона Диего Родриго (он потом получит уважительное прозвище Сид) взаимно влюблен в дочь графа Гормаса Химена, но честь отца заставляет его вызвать на поединок отца своей любимой и убить его. Честь дона Диего защищена, но и Родриго, и Химена попали в капкан чести - она должна его ненавидеть, поскольку он убил ее отца, он это понимает и ищет смерти на поле боя. На минуточку, дон Диего это военачальник короля, командующий его войсками. И бедный испанский король совсем не рад, что его полководец хочет погибнуть - мавры только этого и ждут, чтобы напасть на Испанию. Вот и приходится королю выступать в роли сапера, распутывая минные растяжки строгих правил чести.
Эта честь того рода, что порождает вендетту - куча трупов обеспечена, каковы бы ни были личные чувства всех попавших в это персонажей.
Пожалуй, гекатомбой так понимаемой чести была Первая мировая война - все государства почли делом чести безотлагательно выполнить все взятые союзнические обязательства. Три года и десять миллионов трупов заставили взглянуть на "честь" по-новому - с тех пор не думаю, что кто-либо рассчитывает на стопроцентное и безотлагательное исполнение союзнических обязательств. Слишком уж много потенциальных трупов за этим стоит.
Так вот, возвращаясь к пьесе Корнеля и конкретно к катенинскому переводу. Я сравнил некоторые фрагменты с несомненно более точным
переводом Лозинского. Разница очевидна: Лозинский переводил книгу, текст, а Катенин видел это через призму сцены, он писал для театра.
Как бы я хотел увидеть современную постановку этой пьесы именно в этом, катенинском, переводе!