Кто-то из наших византинистов - то ли Аверинцев, то ли Иванов - рассказывал, что однажды в отпуске в отеле разговорился с каким-то американцем. Ничего не значащий разговор, small talk. И его собеседник спрашивает: "чем вы занимаетесь?" - "изучаю поэзию Византии" - (после небольшой паузы) "наверное, это очень интересно, изучать поэзию выдуманной страны".
Ошибка собеседника понятна: о Византии он наверняка знает только из хрестоматийного стихотворения Уильяма Батлера Йейтса "Плавание в Византию", о котором мы тут и поговорим. От себя добавлю, что я тоже о Византии слышал (в школе все учились), но половину жизни совершенно не представлял ни географии (опа, да это теперь называется Турция! и прочая Сербия/Черногория), ни места в истории - как-то совсем сбоку, а это ведь Восточная Римская империя, средние века. В моем сознании Византия тоже существовала совершенно обособленно, примерно так и существуют выдуманные страны.
Начнем мы с оригинала на английском.
Sailing to Byzantium
BY WILLIAM BUTLER YEATS
I
That is no country for old men. The young
In one another's arms, birds in the trees,
-Those dying generations-at their song,
The salmon-falls, the mackerel-crowded seas,
Fish, flesh, or fowl, commend all summer long
Whatever is begotten, born, and dies.
Caught in that sensual music all neglect
Monuments of unageing intellect.
II
An aged man is but a paltry thing,
A tattered coat upon a stick, unless
Soul clap its hands and sing, and louder sing
For every tatter in its mortal dress,
Nor is there singing school but studying
Monuments of its own magnificence;
And therefore I have sailed the seas and come
To the holy city of Byzantium.
III
O sages standing in God's holy fire
As in the gold mosaic of a wall,
Come from the holy fire, perne in a gyre,
And be the singing-masters of my soul.
Consume my heart away; sick with desire
And fastened to a dying animal
It knows not what it is; and gather me
Into the artifice of eternity.
IV
Once out of nature I shall never take
My bodily form from any natural thing,
But such a form as Grecian goldsmiths make
Of hammered gold and gold enamelling
To keep a drowsy Emperor awake;
Or set upon a golden bough to sing
To lords and ladies of Byzantium
Of what is past, or passing, or to come.
Я не настолько хорошо знаю английский, чтобы понимать поэзию, но аллитерацию заметить могу ("Fish, flesh, or fowl"). Также вижу, что стихи рифмованные с рифмами АВАВАВСС, т.е. не какой-то там свободный стих, а вполне жесткий размер.
Первая строка, вернее, первая фраза - "That is no country for old men" - в английском занимает примерно то же место, что в русском "я помню чудное мгновенье" или "белеет парус одинокий". Абсолютная поэзия и абсолютный пример поэзии.
И с первой строкой связана не скажу, что загадка, скорее непонятка. В первой строке присутствует
анжамбеман, еще один, даже двойной, анжамбеман есть в третьей части стихотворения. Но меня интересует только первая строка.
Поль Клодель сказал "стихотворная строка останавливается не оттого, что подступила к материальной границе и ей не хватает пространства, но оттого, что выполнила свое предназначение и ей нечего больше сказать". Это "нечего больше сказать" может проистекать как из смысла, так и из размера (в поэзии одно не отделимо от другого), в любом случае стоит считать, что автор отнюдь не случайным образом делил текст на строки.
И вот теперь моя непонятка. Я послушал на ютубе все исполнения этого стихотворения, которые нашел, и во всех них... Проще продемонстрировать (это, имхо, наиболее приближенное к размеру стиха исполнение:
Click to view
Заметили? Если бы я записывал это стихотворение со слуха, то оно начиналось бы так:
That is no country for old men.
The young in one another's arms, birds in the trees
Исполнитель совершенно четко иначе поделил текст на строки. И это исполнение, где чтец старается следовать размеру, хотя с анжамбеманами в третьей части тоже происходит сбой, хотя и не такой явный. Остальные исполнения
I,
II,
III еще дальше от размера, особенно последнее - там впечатление, что исходный текст вообще проза.
И вот у меня вопрос: это мне не повезло найти "нормальное" исполнение, или в англоязычном мире вообще разучились читать рифмованную поэзию? Или, того хуже, с самого своего написания это стихотворение так и читали, игнорируя авторское деление на строки в начале?
.....................................................................................
Теперь перейдем к переводам. Переводили это стихотворение несколько раз и переводили очень хорошие переводчики. Удача улыбнулась отнюдь не всем. По большей части переводы непонятны - в середине есть сбой, немотивированный переход. Но это лучше показать непосредственно.
Начнем мы с самого первого (по дате публикации) перевода Асара Эппеля, который напечатен в томе западной поэзии XX века в БВЛ:
ПЛАВАНИЕ В ВИЗАНТИЮ
Тут старых нет. Здесь молодость живет
В объятиях друг друга. Птичья трель -
Песнь поколений, их в века исход,
В протоках лосось и в морях макрель -
Всё славит лето: рыба, птица, скот,
Зачатье, зарожденье, колыбель.
Всяк в любострастном гимне пренебрег
Всем, что бессмертный интеллект сберег.
Как ветошь, пережившая свой срок,
Стареющий ничтожен. Спой же он,
Душой рукоплеща, - свой каждый клок
Уступит песне смертный балахон.
Но нет уроков пенья - есть урок
Наследия блистательных времен.
А посему моря я переплыл
И в Византию вещую ступил.
Покинь, мудрец, божественный огонь,
Как на златой мозаике стены,
Покинь святой огонь и струны тронь,
С душой моею сладив дрожь струны,
В стареющем животном урезонь
Боль сердца, в коем страсти вмещены.
Оно себя не знает. Посему
Мне вечность подари - но не ему.
Природой созданный - я не искал
Себя в ее подобьях воплотить, -
Пусть эллин бы искусный отковал,
Измыслив золото с эмалью слить,
Дабы сонливый государь не спал,
И с ветки золотой напевы длить
Для византийских барынь и господ
О том, что было, есть и что грядет.
Пожалуй, это самый непонятный перевод - когда я прочел его первый раз, я не понял ничего. После второго и третьего прочтения прояснилось не много.
Самый, пожалуй, распространенный и часто издаваемый перевод Григория Кружкова хорош, действительно хорош:
ПЛАВАНИЕ В ВИЗАНТИЮ
I
Нет, не для старых этот край. Юнцы
В объятьях, соловьи в самозабвенье,
Лососи в горлах рек, в морях тунцы -
Бессмертной цепи гибнущие звенья -
Ликуют и возносят, как жрецы,
Хвалу зачатью, смерти и рожденью;
Захлестнутый их пылом слеп и глух
К тем монументам, что воздвигнул дух.
II
Старик в своем нелепом прозябанье
Схож с пугалом вороньим у ворот,
Пока душа, прикрыта смертной рванью,
Не вострепещет и не воспоет -
О чем? Нет знанья выше созерцанья
Искусства не скудеющих высот:
И вот я пересек миры морские
И прибыл в край священный Византии.
III
О мудрецы, явившиеся мне,
Как в золотой мозаике настенной,
В пылающей кругами вышине,
Вы, помнящие музыку вселенной! -
Спалите сердце мне в своем огне,
Исхитьте из дрожащей твари тленной
Усталый дух: да будет он храним
В той вечности, которую творим.
IV
Развоплотясь, я оживу едва ли
В телесной форме, кроме, может быть,
Подобной той, что в кованом металле
Сумел искусный эллин воплотить,
Сплетя узоры скани и эмали,-
Дабы владыку сонного будить
И с древа золотого петь живущим
О прошлом, настоящем и грядущем.
Смущает меня только конец второй части: "нет знанья выше искусства - я поплыл в Византию". Как одно следует из другого? Отмечу, что эта непонятка присутствует почти во всех переводах.
Теперь перевод Евгения Витковского.
ПЛАВАНИЕ В ВИЗАНТИЙ
I
Здесь места дряхлым нет. Зато в разгаре
Неистовые игрища юнцов;
Реликты птичьих стай в любовной яри,
Ручьи лососей и моря тунцов, -
На суше, в море, в небе - каждой твари
Отлетовав, истлеть в конце концов.
Здесь угашает страстная побудка
Нестарящийся пламенник рассудка.
II
Подобен был бы муж преклонных лет
Распяленным, ветшающим обноскам,
Когда бы дух его не пел в ответ
Любым в юдоли внятным отголоскам;
Но голос есть, а школы пенья нет -
Пренебрегать ли вожделенным лоском?
Затем, преодолев моря, я рад
Византий созерцать, священный град.
III
О мудрые, из пламени святого,
Как со златых мозаик на стене,
К душе моей придите, и сурово
Науку пенья преподайте мне,
Моё убейте сердце: не готово
Отречься тела бренного, зане
В неведеньи оно бы не взалкало
Искомого бессмертного вокала.
IV
Мне не даёт неверный глазомер
Природе вторить с должною сноровкой;
Но способ есть - на эллинский манер
Птах создавать литьем и тонкой ковкой
Во злате и финифти, например,
Что с древа рукотворного так ловко
Умеют сладко василевсам петь
О том, что было, есть и будет впредь.
Здесь переводчик сделал странное: заменил сильное слово "Византия" на более слабое "Византий". Сравните, как сильно звучит у Кружкова "И прибыл в край священный Византии", какая аллитерация в одном слове, насколько сильно звучит "виз", с более слабым витковским "Византий созерцать, священный град", в котором звучит застывшее "ант".
Кстати, русскому языку со словом "Византия" сильно повезло, английское "Byzantium" куда менее ритмично и энергично.
Ну и лучший, по моему мнению, перевод этого стихотворения сделан Яном Пробштейном:
ПЛАВАНИЕ В ВИЗАНТИЮ
Здесь старикам не место. Молодых,
Сплетающих объятья, славят птицы,
И смертные в своих путях земных -
Кишит макрель в морях и нерестится
Лосось, - моря, леса подвластны гимнам их, -
Все, что с рожденья к смерти устремится,
Забудет ради чувственного лета
Нетленные творенья интеллекта.
Как пугало в обносках, вот - старик,
Но лишь душа проглянет из обличья,
Запев, захлопает в ладоши - вмиг
Ничтожество исполнится величья.
Наукой пенья тайны не постиг,
Но смог урок наследия постичь я,
И потому, преодолев стихии,
Приплыл в святую землю Византии.
О, мудрецы в божественном огне,
Как в золотой мозаике настенной,
Гармонией сойдя ко мне извне,
Повелевайте и душой смятенной,
И сердцем зверя дряхлого во мне,
Желаньем хворое, что красоты нетленной
Не ведает - возьмите же меня
В сияние бессмертного огня.
Покинув плоть, не облачусь вовек
Я в форму естества - мне б даровали
Ту форму, что вдохнул искусный грек
В златой узор на золотой эмали,
Дабы сам император сонных век
Не смог смежить. Или - в дворцовой зале
Петь с ветви золотой, чаруя знать, -
О прошлом, вечном, будущем вещать.
В этом переводе лирический герой говорит из "здесь и сейчас". Не то, что в предыдущих переводах это не так, но не так ярко. Тут, кстати, заодно и становится понятно, что герой отправляется в Византию постигать науку бессмертия искусства.
...........................................................
Ну и еще несколько переводов из сети, частично анонимных.
Перевод Ильи Кутика, не "плавание", а "плаванье". Из плюсов - "вот почему отправился я в путь", явно проговоренная связка из середины стихотворения:
ПЛАВАНЬЕ В ВИЗАНТИЮ
1.
Нет, здесь не жизнь для стариков. Она -
Для плоти юных (мы ж уйдём, мужи),
От крыльев и от трелей высь тесна,
А реки - от форели и кумжи.
Все славят - как один или одна -
Жизнь, смерть и размноженье, но скажи
Мне хоть один, как выпал из похвал
Тот интеллект, что вечное создал.
2.
Состарившийся муж - он как армяк,
Напяленный на шест иль крест, пока
Однажды в нём, как брюхо натощак,
Душа не взвоет из-под армяка
Ту песнь, чьи ноты - удивленье, шок
От её собственного высока;
Вот почему отправился я в путь,
Чтоб на Византий самому взглянуть.
3.
О мудрые, застывшие в огне
Златых мозаик, ну же, из стены,
Из купола хотя б на шаг вовне
Подайтесь же, волхвы и вещуны,
Разговорите, взвейте душу мне,
Прогнившую, как зубы у десны,
И пропустите же меня скорей
В подделку эту вечности своей.
4.
От естества избавясь, я приму
Одну из форм тех вязей иль камей,
Которые на злато и сурьму
Зубилом мелким наносил ромей,
Чтоб трафить базилевсу своему;
Или рассядусь средь златых ветвей,
Чтоб петь для византийского двора
Про завтра, про сегодня, про вчера.
Нерифмованный и безразмерный перевод Виктора Цененко (или это подстрочник?):
ПЛАВАНИЕ В ВИЗАНТИЮ
I
Здесь не пристанище для стариков. Младые -
В объятиях друг друга, птицы в ветках.
- Те умирающие поколенья - по их песне,
Лососевые водопады, полны скумбрией моря,
Дичь, мясо или рыба влекут все лето,
Что б не было зачато, родилось и умирает.
Уловленные этой чувственной мелодией пренебрегают
Монументами нестареющего интеллекта.
II
Состарившийся муж - никчемнейшая вещь,
Изношенное рубище на палке, до тех пор,
Пока душа в ладоши не ударит и не станет петь, и громче запоет
Для каждого лоскУта в этом смертном платье.
Нет школы пения, помимо изучения
Монументальных произведений в их великолепьи,
И потому я переплыл моря и прибыл
В священный город Византии.
III
О мудрецы, стоящие в святом огне Господнем,
Как в золотой мозаике на стене,
Придите из святого пламени, вращаясь в вихре,
И будьте мастерами пения моей душе.
Ведите мое сердце прочь; желанием больное,
Привязанное к умирающему зверю,
Оно не знает, что это такое; и заберите
Меня в творений мастерскую вечности.
IV
Развоплощенный, не приму я никогда
Телесной формы от создания природы,
Но форму я приму, как эллин-ювелир сработал
Из золота чеканного и золотой эмали,
Что б Императора усталого держать неспящим
Или сидеть на золоченой ветви, чтобы петь
Всем господам и дамам Византии
О том, что было, что проходит или что грядет.
Авторские переводы закончились, в сети есть еще несколько анонимных. Вот первый, герой плывет не в Византию, а конкретно в Константинополь:
ПЛАВАНИЕ В ВИЗАНТИЮ
I
Нет, это - не страна для старика:
Влюбленным - обниматься, птицам - петь,
Хоть все они умрут, наверняка.
Здесь водопады, рыбы, птицы, снедь -
Хвала у них не сходит с языка
Всему, что есть зачатье, роды, смерть.
Всем страсть поет, и всем им ни к чему
Старик - бессмертный монумент Уму.
II
Да, слишком жалким старец предстает:
Он - пугало на палке, рвань. И все ж
Душа все громче, радостней поет
Над плотью - самой ветхой из одеж.
Ей школы пенья здесь недостает,
Ей памятники славы - невтерпеж
Узреть: и я морями, с целью той,
Плыву в Константинополь, град святой.
III
Святой мудрец в Божественном огне,
С мозаики святой сойти спеши,
И по спирали снизойди ко мне,
И стань наставником моей души.
Мне смертный зверь страстями все больней
На сердце давит. - Сердце сокруши,
Себя не знающее, чтоб я смог
Попасться в хитрой Вечности силок.
IV
Покинув плоть, природных форм вовек
Я не приму, как принял в этот раз:
Пусть ювелир меня - искусный грек -
Из золота с финифтью воссоздаст,
Чтоб царь бодрился, не смежая век,
Иль на ветвях златых воссесть мне даст,
Чтоб мне придворным Византийским петь
О том, что? было, есть и будет впредь.
Так называемый "публичный перевод" - не знаю, что это значит, но предполагаю, что коллективный перевод, родившийся в каком-ньть сообществе или на форуме:
ПЛАВАНИЕ В ВИЗАНТИЮ
I
Нет, это место не для стариков.
Здесь правит юность. Птичьи трели
Отпели дряхлость канувших веков
Лосось в реке, в морях макрели -
Всё славит Лето, избежав оков
и заблуждений прежних поколений,
С их странной музыкой, с их играми ума.
Оборвалась звенящая струна.
II
Старик смешон и жалок, в самом деле -
Как в гардеробе ветхое пальто!
Но коль душа жива в усталом теле,
Поёт и рукоплещет! Что с того,
Что петь она способна еле-еле?
Стремясь постичь величие всего,
Чем славен град на берегах Босфора.
Ужель Византий я увижу скоро?!
III
Святой мудрец в божественном огне
(О мудрецы в божественном огне)
На золотой мозаике настенной!
Сойди же вихрем пламенным ко мне,
И душу тронь мелодией Вселенной!
Разбей мне сердце, в яростной борьбе
Изъяв его из твари тленной!
Не должно знать ему, что будет впереди,
Меня ж с собою в вечность уведи!
IV
Мне бренных форм не обрести вовек.
Одной надеждой дух усталый жив:
Стать певчей птицей, что искусный грек
Из золота с финифтью сотворит.
Чтоб царь внимал мне, не смежая век,
На ветвь златую гордо водрузив.
Чтоб мне придворным византийским петь
О том, что было, есть,
О том, что будет впредь...
..........................................................
И чтобы чем-то закончить, вот статья Яна Пробштейна "
Плавние в Византию: мотив странствия в творчестве Мандельштама, Йейтса и Паунда".
UPD (25.12.2023)
Вот еще перевод Михаила Гаспарова:
ПЛАВАНИЕ В ВИЗАНТИЮ
Нет обители тем, кто стар.
Молодые любятся, им поют
В смертных заводях смертные хоры птиц;
Брызжут в заводях осетр и лосось;
Птица, рыба, всякая плоть
Зачинается, живет и умрет,
Не внимая за музыкою чувств
Нестареющим памятностям ума.
Старый человек - ничто,
Как дырявая рвань на шесте,
Если не всплеснется его душа
Всхлопом рук и песней из смертных дыр.
А чтобы запеть, нужно знать
Памятности величий своих -
И потому приплыл мой корабль
В Византию, город святынь.
Вы, премудрые в Божием огне
Золотой мозаики на стене,
Низойдите, обстаньте мой круг,
Научите душу мою запеть,
Отымите сердце мое,
Жаждущее, но вбитое в смерть,
И не знающее, что оно есть,
Ибо вечность - тоже ведь ремесло.
Никогда я не воплощусь
Ни в единую природную тварь,
А лишь в золото и эмаль
Греческих златокузнецов,
Веселивших сонных царей, -
Или буду с выкованных ветвей
Петь вельможам Византии о том,
Что прошло, что проходит и что пройдет.