Сергей Беляков "Писатель и нация"
Книга четыреста семьдесят вторая
Сергей Беляков "Писатель и нация" (сборник статей)
magazines.russ.ru: 2004-2016, ~170 стр.
Хороший плохой писатель Олеша
Европеец в русской литературе: нерусский писатель Юрий Олеша + Слово для защиты: постскриптум о Юрии Олеше, или Опыт автогерменевтики
Одинокий парус Остапа Бендера
Путешествие в "страну святых чудес"
Парижский мальчик Георгий Эфрон между двумя нациями
Нация и наука
Такой книги у екатеринбуржского литературного критика Сергея Белякова нет, но статьи эти вполне могли бы составить книгу с таким названием, тем более три из них представляют авторский цикл, в котором он на примере Олеши, Достоевского и сына Цветаевой Георгия Эфрона анализирует взаимоотношения индивида и его национальной принадлежности (или, скорее, не-принадлежности - это даже интересней).
Национальный вопрос - в смысле "что такое нация и национальность?" - весьма волнует автора. Теоретически он рассматривает его в статье "Нация и наука" и, надо сказать, его рассмотрение весьма ущербно - такое впечатление, что теоретические конструкции ему просто не даются. Но если не смотреть на его теоретические обоснования (он является сторонником теорий Льва Гумилева и теоретический аппарат - понятие пассионарности и т.п. - он взял у него), а обратиться к его анализу индивидуальных "случаев" (ли, на жаргоне бизнес-тренеров, "кейсов"), то вот этот анализ весьма интересен.
Две с половиной статьи посвящены Юрию Олеше. В первой из них - "Хороший плохой писатель Олеша" автор задается вопросом: как так получилось, что Олеша в 1920-х написал великолепный роман "Зависть", несколько отличных рассказов, тех же "Трех толстяков" - и потом практически ничего, только отрывки и разрозненные дневники? Поздний Олеша - это интересные отрывки, наметки, потрясающие метафоры, но ничего завершенного.
Ответ критик видит в том, что в Олеше не было пассионарности, энергии, необходимой для литературного труда, именно отсутствие энергии не позволяло ему довести дело до конца. А как же оказался возможным роман "Зависть" и ранние произведения? - Ответ в том, что в 1920-х Олеша работал вместе с Валентином Катаевым (не писали вместе, а работали вместе в "Гудке" - там же, кстати, работали Ильф, Петров и Булгаков, все весьма энергичные), а также был дружен с Маяковским. Вот от них от всех он и заряжался энергией для творчества, для доведения произведений до конца.
Мысль весьма любопытная.
Кстати, о "Зависти". Автор доказывает, что в двух главных персонажах Олеша вывел себя (Николай Кавалеров) и Валентина Катаева (Андрей Бабичев).
Вторая статья об Олеше - "Европеец в русской литературе: нерусский писатель Юрий Олеша" - является первой статьей из "национального" цикла. В ней автор убедительно показывает, что Олеша, будучи выдающимся русским писателем (и осознавая себя таким!), сам русским человеком себя не ощущал (по происхождению он из поляков), не любил все русское и, наоборот, очень любил все европейское. Такой вот интересный случай - оказывается, не язык, которым Олеша как писатель владел виртуозно, определяет национальную самоидентификацию.
Если вам при чтении предыдущего абзаца стало неприятно или обидно за Юрия Олешу, то вы не одиноки - автору пришлось ответам на подобные упреки и претензии посвятить отдельную статью "Слово для защиты: постскриптум о Юрии Олеше, или Опыт автогерменевтики".
Вторая статья "национального" цикла - "Путешествие в "страну святых чудес"" - посвящена анализу отношения Ф.М. Достоевского к Европе и конкретно к Германии и немцам. Отношение тоже весьма противоречивое: если европейские культуру и искусство Достоевский ценил очень высоко, то на бытовом уровне он был ярым ксенофобом и, даже живя в Германии и Швейцарии, всех окружающих немцев/швейцарцев считал тупыми вороватыми пьянчугами. Автор доказывает это цитатами из дневника жены Достоевского Анны Григорьевны.
Статья оставляет ощущение "ну да, никто не совершенен, и что? Достоевского мы ценим не за это" - и не будем больше о ней говорить.
Третья статья "национального" цикла - "Парижский мальчик Георгий Эфрон между двумя нациями". Это весьма поучительный случай и попытка ответить на вопрос: может ли человек самостоятельно выбрать или сменить национальность?
Сын Марины Цветаевой Георгий Эфрон до 13 лет жил во Франции, где его одноклассники и друзья его французом не считали. Да и сам Георгий считал себя русским - вернее, хотел считать. Когда они переехали в СССР, то Георгий попал в советскую школу, где немедленно получил прозвище "француз". Дальше автор прослеживает попытки Георгия стать "советским" (как всегда в таких случаях, он "пытается быть бОльшим католиком, чем Папа Римский" - только в данном случае бОльшим коммунистом). С началом II мировой войны настроения Георгия Эфрона меняются - он осознает себя французом, новости с европейских фронтов его волнуют гораздо больше, чем с русского фронта. Георгий Эфрон погибает на фронте, так что нет ответа на вопрос, получилось бы у него стать французом - в смысле, признали бы его таковым другие французы или нет.
Вывод из этого "случая" таков: человек не властен самостоятельно выбрать свою национальную принадлежность. Тот факт, что понятие "национальная принадлежность" предполагает не только осознание самим человеком как принадлежащим данной нации, но и то, что члены этой нации тоже признают его таковым - это несколько ускользает от внимания автора. Национальность вообще мыслится автором как некое неотъемлемое свойство человека типа цвета глаз - но я уже говорил, теоретические обобщения не его сильная сторона, зато он умеет работать с источниками и конкретными случаями. Тем и интересен.
И последняя статья этой подборки - "Одинокий парус Остапа Бендера" - к национальному вопросу не имеет никакого отношения. Зато имеет прямое отношение к одному упомянутому выше персонажу - к Валентину Катаеву. Автор обоснованно показывает, что прототипом Остапа Бендера был именно Валентин Катаев. Мы уже помним, что Катаев послужил прототипом героя олешевой "Зависти" Андрея Бабичева, советского барина; здесь же автор весьма убедительно доказывает, что Остап Бендер и портретно похож на Катаева того времени, и сам Катаев был именно таким "великим комбинатором". Весьма красноречиво выглядят цитаты из воспоминаний о Катаеве, в которых вместо него буквально проглядывает "сын турецкоподданого".
Данная статья читается как детектив, и в ней, в отличие от остальных статей, видно неприкрытое восхищение автора персонажем. Признаюсь, мне даже захотелось прочесть что-ньть из Катаева, но в трех с половиной букинистических магазинах нашего города не нашлось ни одной его книги.
Сергей Беляков "Писатель и нация" (сборник статей)
magazines.russ.ru: 2004-2016, ~170 стр.
Хороший плохой писатель Олеша
Европеец в русской литературе: нерусский писатель Юрий Олеша + Слово для защиты: постскриптум о Юрии Олеше, или Опыт автогерменевтики
Одинокий парус Остапа Бендера
Путешествие в "страну святых чудес"
Парижский мальчик Георгий Эфрон между двумя нациями
Нация и наука
Такой книги у екатеринбуржского литературного критика Сергея Белякова нет, но статьи эти вполне могли бы составить книгу с таким названием, тем более три из них представляют авторский цикл, в котором он на примере Олеши, Достоевского и сына Цветаевой Георгия Эфрона анализирует взаимоотношения индивида и его национальной принадлежности (или, скорее, не-принадлежности - это даже интересней).
Национальный вопрос - в смысле "что такое нация и национальность?" - весьма волнует автора. Теоретически он рассматривает его в статье "Нация и наука" и, надо сказать, его рассмотрение весьма ущербно - такое впечатление, что теоретические конструкции ему просто не даются. Но если не смотреть на его теоретические обоснования (он является сторонником теорий Льва Гумилева и теоретический аппарат - понятие пассионарности и т.п. - он взял у него), а обратиться к его анализу индивидуальных "случаев" (ли, на жаргоне бизнес-тренеров, "кейсов"), то вот этот анализ весьма интересен.
Две с половиной статьи посвящены Юрию Олеше. В первой из них - "Хороший плохой писатель Олеша" автор задается вопросом: как так получилось, что Олеша в 1920-х написал великолепный роман "Зависть", несколько отличных рассказов, тех же "Трех толстяков" - и потом практически ничего, только отрывки и разрозненные дневники? Поздний Олеша - это интересные отрывки, наметки, потрясающие метафоры, но ничего завершенного.
Ответ критик видит в том, что в Олеше не было пассионарности, энергии, необходимой для литературного труда, именно отсутствие энергии не позволяло ему довести дело до конца. А как же оказался возможным роман "Зависть" и ранние произведения? - Ответ в том, что в 1920-х Олеша работал вместе с Валентином Катаевым (не писали вместе, а работали вместе в "Гудке" - там же, кстати, работали Ильф, Петров и Булгаков, все весьма энергичные), а также был дружен с Маяковским. Вот от них от всех он и заряжался энергией для творчества, для доведения произведений до конца.
Мысль весьма любопытная.
Кстати, о "Зависти". Автор доказывает, что в двух главных персонажах Олеша вывел себя (Николай Кавалеров) и Валентина Катаева (Андрей Бабичев).
Вторая статья об Олеше - "Европеец в русской литературе: нерусский писатель Юрий Олеша" - является первой статьей из "национального" цикла. В ней автор убедительно показывает, что Олеша, будучи выдающимся русским писателем (и осознавая себя таким!), сам русским человеком себя не ощущал (по происхождению он из поляков), не любил все русское и, наоборот, очень любил все европейское. Такой вот интересный случай - оказывается, не язык, которым Олеша как писатель владел виртуозно, определяет национальную самоидентификацию.
Если вам при чтении предыдущего абзаца стало неприятно или обидно за Юрия Олешу, то вы не одиноки - автору пришлось ответам на подобные упреки и претензии посвятить отдельную статью "Слово для защиты: постскриптум о Юрии Олеше, или Опыт автогерменевтики".
Вторая статья "национального" цикла - "Путешествие в "страну святых чудес"" - посвящена анализу отношения Ф.М. Достоевского к Европе и конкретно к Германии и немцам. Отношение тоже весьма противоречивое: если европейские культуру и искусство Достоевский ценил очень высоко, то на бытовом уровне он был ярым ксенофобом и, даже живя в Германии и Швейцарии, всех окружающих немцев/швейцарцев считал тупыми вороватыми пьянчугами. Автор доказывает это цитатами из дневника жены Достоевского Анны Григорьевны.
Статья оставляет ощущение "ну да, никто не совершенен, и что? Достоевского мы ценим не за это" - и не будем больше о ней говорить.
Третья статья "национального" цикла - "Парижский мальчик Георгий Эфрон между двумя нациями". Это весьма поучительный случай и попытка ответить на вопрос: может ли человек самостоятельно выбрать или сменить национальность?
Сын Марины Цветаевой Георгий Эфрон до 13 лет жил во Франции, где его одноклассники и друзья его французом не считали. Да и сам Георгий считал себя русским - вернее, хотел считать. Когда они переехали в СССР, то Георгий попал в советскую школу, где немедленно получил прозвище "француз". Дальше автор прослеживает попытки Георгия стать "советским" (как всегда в таких случаях, он "пытается быть бОльшим католиком, чем Папа Римский" - только в данном случае бОльшим коммунистом). С началом II мировой войны настроения Георгия Эфрона меняются - он осознает себя французом, новости с европейских фронтов его волнуют гораздо больше, чем с русского фронта. Георгий Эфрон погибает на фронте, так что нет ответа на вопрос, получилось бы у него стать французом - в смысле, признали бы его таковым другие французы или нет.
Вывод из этого "случая" таков: человек не властен самостоятельно выбрать свою национальную принадлежность. Тот факт, что понятие "национальная принадлежность" предполагает не только осознание самим человеком как принадлежащим данной нации, но и то, что члены этой нации тоже признают его таковым - это несколько ускользает от внимания автора. Национальность вообще мыслится автором как некое неотъемлемое свойство человека типа цвета глаз - но я уже говорил, теоретические обобщения не его сильная сторона, зато он умеет работать с источниками и конкретными случаями. Тем и интересен.
И последняя статья этой подборки - "Одинокий парус Остапа Бендера" - к национальному вопросу не имеет никакого отношения. Зато имеет прямое отношение к одному упомянутому выше персонажу - к Валентину Катаеву. Автор обоснованно показывает, что прототипом Остапа Бендера был именно Валентин Катаев. Мы уже помним, что Катаев послужил прототипом героя олешевой "Зависти" Андрея Бабичева, советского барина; здесь же автор весьма убедительно доказывает, что Остап Бендер и портретно похож на Катаева того времени, и сам Катаев был именно таким "великим комбинатором". Весьма красноречиво выглядят цитаты из воспоминаний о Катаеве, в которых вместо него буквально проглядывает "сын турецкоподданого".
Данная статья читается как детектив, и в ней, в отличие от остальных статей, видно неприкрытое восхищение автора персонажем. Признаюсь, мне даже захотелось прочесть что-ньть из Катаева, но в трех с половиной букинистических магазинах нашего города не нашлось ни одной его книги.