Книга четыреста шестьдесят девятая
Лев Троцкий "Моя жизнь"
М: Панорама, 1991 г., 624 стр.
https://www.1917.com/Marxism/Trotsky/My_Life/Main.html Мемуары политических деятелей всегда являются сочинениями посмертными. В том смысле, что время писать мемуары у политика появляется только после его ухода из политики - именно поэтому мы имеем мемуары Черчилля и де Голля, и не имеем мемуаров Сталина. Троцкий покинул политику насильственным образом - в 1929 году его изгнали из страны (чуть было не написал "выдворили", но нет, выдворили Солженицына, тогда впервые было применено это слово к подобной ситуации). Изгнали его в Турцию (просто ни одна другая страна не хотела его принять (и я их понимаю)) и там, сидя без дела, он решил написать мемуары. Прямо скажем, я бы предпочел, чтобы они были написаны на пару-тройку лет позже, чтобы появилась хоть какая-то временная дистанция - но уж что есть.
Начинается книга с детских воспоминаний и, надо сказать, написаны они мастерски. Не стань Троцкий революционером из него получился бы заметный русский писатель:
В 5-6 верстах от Яновки жили помещики-евреи М-ские. Это была причудливая и сумасбродная семья. Старик Моисей Харитонович, лет 60, отличался воспитанием дворянского типа: говорил бегло по-французски, играл на рояле, знал кое-что из литературы. Левая рука у него была слабая, а правая годилась, по его словам, для концертов. Он ударял по клавишам старых клавесин запущенными ногтями, точно кастаньетами. Начав с полонеза Огинского, переходил незаметно на рапсодию Листа и сразу сползал на Молитву девы. Такие же скачки бывали у него и в разговоре. Неожиданно оборвав игру, старик подходил к зеркалу и, если никого поблизости не было, подпаливал папироской с разных сторон свою бороду, приводя ее таким образом в порядок. Курил он непрерывно, задыхаясь и как бы с отвращением. С женой своей, тяжелой старухой, не разговаривал уже лет 15.
В своих воспоминаниях он пишет, что специально работал над своим литературным стилем, и это заметно.
Родился и вырос Троцкий в деревне Яновка, что в центральной Украине, в семье, как потом это стало называться, кулака. Когда подрос, отправили его в Одессу к дальним родственникам учиться в реальном училище:
Десятипроцентная норма для евреев в казенных учебных заведениях введена была в 1887 г. Попасть в гимназию было совсем почти безнадежно: требовались протекция или подкуп. Реальное училище отличалось от гимназии отсутствием классических языков и более широким курсом по математике, естествознанию и новым языкам. "Норма" распространялась и на реальные училища. Но наплыв сюда был меньше, и потому шансов больше. В журналах и газетах долго шла полемика по поводу классического и реального образования. Консерваторы считали, что классицизм прививает дисциплину, вернее сказать, надеялись, что гражданин, вынесший в детстве греческую зубрежку, вынесет в течение остальной жизни царский режим. Либералы же, не отказываясь от классицизма, который-де является молочным братом либерализма, ибо оба они происходят от Ренессанса, покровительствовали в то же время и реальному образованию. К тому времени, когда я определялся в учебное заведение, споры эти примолкли вследствие особого циркуляра, запретившего обсуждение вопроса о предпочтительности разных родов образования.
Учился он хорошо, был одним из первых учеников. Даже хотел стать математиком. Но не судьба - всякими революционными идеями (сначала скорее вопросами социальной справедливости) увлекся еще в училище, за что даже был исключен. Вот образец умонастроения того времени (имхо, эта болезнь до сих пор актуальна):
Параллельно с глухой враждой к политическому режиму России складывалась незаметным образом идеализация заграницы - Западной Европы и Америки. По отдельным замечаниям и обрывкам, дополненным воображением, создавалось представление о высокой, равномерной, всех без изъятия охватывающей культуре. Позже с этим связалось представление об идеальной демократии.
Молодой рационализм говорил, что если что-нибудь понято, то, значит, и осуществлено. Поэтому казалось невероятным, что в Европе могут быть суеверия, что церковь может играть там большую роль, что в Америке могут преследовать чернокожих. Эта идеализация, незаметно всосанная из окружающей мещански-либеральной среды, держалась и позже, когда я стал уже проникаться революционными взглядами.
Это середина 1890-х, Троцкому 15-17 лет. Впрочем, училище закончил - это было единственное его регулярное образование. Все дальнейшее - исключительно самообразование, часто в тюрьмах:
Тюремная камера Троцкого, -- продолжает Сверчков, -- превратилась вскоре в какую-то библиотеку. Ему передавали решительно все сколько-нибудь заслуживающие внимания новые книги; он прочитывал их и весь день с утра до поздней ночи был занят литературной работой. "Я чувствую себя великолепно, -- говорил он нам. -- Сижу, работаю и твердо знаю, что меня ни в коем случае не могут арестовать... Согласитесь, что в границах царской России это довольно необычное ощущение..."
В конце концов, я не могу жаловаться на свои тюрьмы. Они были для меня хорошей школой. Плотно закупоренную одиночку Петропавловской крепости я покидал с оттенком огорчения: там было тихо, так ровно, так бесшумно, так идеально хорошо для умственной работы.
Что же он там изучал? Ни о какой системности не идет и речи - изучал то, что попадалось. Это и всяческая подпольная литература, попадавшая к нему по нелегальным каналам - в частности, какие-то марксистские сочинения. Это и те книги, которые были в тюремной библиотеке - так в одной из тюрем было собрание журнала "Мир Божий" и он на материалах этого журнала написал историю масонства (!) - рукопись не сохранилась, о чем автор сожалеет.
Вот так, путем самообразования, Троцкий был индоктринирован идеями марксизма, а точнее - исторического материализма. Идея того, что история развивается по своим законам, не сильно завися от воли людей, которые могут способствовать ее прогрессу, а могут встать на пути истории, но будут ею неизбежно сметены; и конкретно это развитие идет от капитализма через социализм к коммунизму, и инструментом (истории, не людей!) является диктатура пролетариата - вот этой идеей Троцкий проникся искренне и полностью.
Вот весьма примечательная история из 1907 года, в то время Троцкий жил в Австрии в эмиграции (побег из сибирской ссылки, куда попал за активное участие в революции 1905 года). Он пишет об австрийских социалистах:
Эти люди кичились реализмом и деловитостью. Но и здесь они мелко плавали. В 1907 г. партия с целью увеличения доходов затеяла создать свою собственную хлебную фабрику. Это было грубейшей авантюрой, принципиально опасной, практически безнадежной. Я повел против этой затеи с самого начала борьбу, но встречал у венских марксистов только снисходительную улыбку превосходства. [...] Я исходил не из конъюнктуры хлебного рынка и не из состояния партийной массы, а из положения партии пролетариата в капиталистическом обществе. Это казалось доктринерством, но оказалось наиболее реалистическим критерием. Подтверждение моих предупреждений означало только превосходство марксистского метода над его австрийской подделкой.
Без широкого исторического прогноза я не представляю себе не только политической деятельности, но и духовной жизни вообще.
Здесь поражают две вещи: во-первых, ну каким боком успешность коммерческого предприятия (хлебный завод) должна зависеть от положения партии пролетариата? Похоже, экономика как наука прошла мимо интересов Троцкого (привет несистемности самообразования!). А во-вторых, насколько для него важен марксистский исторический прогноз! В подтверждение второго - цитата из 1912 года, когда Троцкий видит мобилизацию на балканскую войну:
Я хорошо понимал и тогда, что гуманитарно-моралистическая точка зрения на исторический процесс есть самая бесплодная точка зрения. Но дело шло не об объяснении, а о переживании. В душу проникало непосредственное, непередаваемое чувство исторического трагизма: бессилие перед фатумом, жгучая боль за человеческую саранчу.
Вот это сочетание бескомпромиссной веры в исторический процесс и наглядность его аморальности, наглядность того, что происходит по ходу истории, и, что гораздо важнее, что приходится делать человеку, который решил поспособствовать историческому процессу - эта проблема осознается Троцким и к ней он неоднократно обращается:
Оперировать в политике отвлеченными моральными критериями -- заведомо безнадежная вещь. Политическая мораль вытекает из самой политики, является ее функцией. Только политика, состоящая на службе великой исторической задачи, может обеспечить себе морально безупречные методы действия. Наоборот, снижение уровня политических задач неизбежно ведет к моральному упадку.
Историческая цель оправдывает средства - он искренне в это верит. В этом его сила.
В чем еще сила Троцкого - он адекватно воспринимает реальность, он поразительно лишен самообмана восприятия. Его поведение адекватно обстоятельствам. Он знает свою цель и он не обманывает себя относительно реальности - это страшное сочетание, по своей эффективности страшное. Особенно если для него цель оправдывает средства, причем цель эта не сиюминутная, а стратегическая - такие люди способны изменить мир. Другой вопрос, в какую сторону.
Пожалуй, пора перейти к главному - к октябрьской революции. Февральская революция застала Троцкого в Америке:
Я оказался в Нью-Йорке, в сказочно-прозаическом городе капиталистического автоматизма, где на улицах торжествует эстетическая теория кубизма, а в сердцах -- нравственная философия доллара. Нью-Йорк импонировал мне, так как он полнее всего выражает дух современной эпохи.
Как он вообще оказался в Америке? Это весьма интересная история. После революции 1905 года он сбежал из ссылки и жил в эмиграции - в Австрии, затем во Франции. Тем временем началась Первая мировая война. Коммунисты многих стран тут же позабыли о коммунистическом интернационализме и стали патриотами, только самые ярые, и Троцкий в их числе, выступали против войны (он выступал вообще против империалистических войн и за революцию - т.е. против войны между государствами за войну между классами). Коммунистическая печать и коммунистические агитаторы в армии агитировали за дезертирство как способ прекратить войну. Разумеется, в условиях воюющего государства это серьезное преступление. Русская тайная полиция воспользовалась случаем и подставила Троцкого (заслала своего агента как коммунистического агитатора, а на допросе он заявил, что послан Троцким) и французские власти получили законный предлог выслать Троцкого. Выслали его в Испанию, причем тайно - полиция в штатском сопроводила его на поезде до Мадрида, причем вроде даже под чужим именем - с Испанией никто не согласовывал это дело. Почему выслали не в Россию, что было бы логично? Вся Европа воюет, вот и выслали куда смогли.
Забавно, что Троцкий, оказавшись в Мадриде, первым делом стал ходить по музеям (одобряю).
В какой-то момент испанские власти обнаружили, что на их территории находится революционер международного масштаба и тоже захотели его выслать. Уподобляться французам и потихоньку выпихнуть его в Португалию, к примеру, они не стали и решили вопрос более радикально - отправить за Атлантику. Сначала попытались посадить на пароход в Гавану, но тут Троцкий заартачился. Короче, сговорились на США - те согласились принять. Судя по тому, как Троцкий лажает американских коммунистов, властям США действительно не особо стоило его опасаться (пройдет менее полутора десятка лет и опасность пребывания Троцкого в стране возрастет - к тому времени вес мир увидит, что стало с Россией - и после высылки из СССР Америка откажется принять Троцкого).
Вот таким образом получилось, что во время февральской революции Троцкий был за Атлантикой, в США. Ленин в то же время тихонько сидел в Цюрихе - два самых опасных революционера были удалены из России. Тайная полиция знала свое дело и сделала все, что надо.
В некотором смысле это решение того вопроса, который меня волновал много лет: почему русские власти руками своей тайной полиции не уничтожили большевиков - они что, не понимали, насколько те опасны? Теперь вижу: знали и действовали; большевики в стране были практически разгромлены - два самых важных лидера, Ленин и Троцкий, были удалены из страны, а те, кто остались, забились по углам и были практически не опасны. Почему власти удовлетворились высылкой, почему не организовали политическое убийство? - Ровно потому, что для них цель не оправдывала средства, политические убийства русские власти считали аморальными. И правильно, в общем, считали, даже в этом случае.
Ну а дальше наложились амбиции одних на личные особенности других, и конкретно императора Николая II. Он отрекся от престола, и это было только его решение (мечтал он о частной семейной жизни, по-человечески понятно, но монарх не имеет права быть просто человеком, такова его тяжкая царская доля). К власти пришло Временное правительство, правительство прекраснодушных университетских профессоров. Вот они-то и вернули Троцкого в страну, ну а Ленин вернулся с помощью германских властей в пломбированном вагоне (Троцкий довольно много об этом пишет, сам факт подтверждает, отрицая при этом только финансирование русской революции германскими властями).
Дальше известно - большевики проиграли эсэрам выборы в Учредительное собрание (25% против 50%), по-быстрому объявили партию кадетов вне закона и расстреляли лидера партии, потом разогнали Учредительное собрание ("караул устал") и понеслось.
Понятно, что Троцкий ничего не пишет о февральской революции, он не был ее участником, но и октябрьская революция в его автобиографии крайне невнятна. Такое впечатление, что они попытались захватить власть нашаромыжку - и получилось!
Те дни были необыкновенными днями и в жизни страны, и в личной жизни. Напряжение социальных страстей, как и личных сил, достигало высшей точки. Массы создавали эпоху, руководители чувствовали, что их шаги сливаются с шагами истории. В те дни принимались решения и отдавались распоряжения, от которых зависела судьба народа на целую историческую эпоху. Эти решения, однако, почти не обсуждались. Я бы затруднился сказать, что они по-настоящему взвешивались и обдумывались. Они импровизировались. От этого они не были хуже. Напор событий был так могуществен, и задачи так ясны, что самые ответственные решения давались легко, на ходу, как нечто само собою разумеющееся и так же воспринимались. Путь был предопределен, нужно было только называть по имени задачи, доказывать не нужно было и почти уже не нужно было призывать. Без колебаний и сомнений масса подхватывала то, что вытекало для нее самой из обстановки. Под тяжестью событий "вожди" формулировали только то, что отвечало потребностям массы и требованиям истории.
Ну вот, власть у большевиков. Власть в Петрограде и в Москве, а по всей стране - гражданская война. Которая усугубляется тем, что вот недавно большевики разагитировали солдат за "кончай воевать, все по домам", а теперь новой власти нужна армия, и где ее взять? Старая стараниями тех же большевиков разложена, небоеспособна.
Надо создавать новую армию. И организатором красной армии (председателем реввоенсовета) становится Троцкий. Организатором он был отличным, а если учесть, что для него цель оправдывала средства, то он мог применять жесткие методы без колебаний:
Нельзя строить армию без репрессий. Нельзя вести массы людей на смерть, не имея в арсенале командования смертной казни. До тех пор, пока гордые своей техникой, злые бесхвостые обезьяны, именуемые людьми, будут строить армии и воевать, командование будет ставить солдат между возможной смертью впереди и неизбежной смертью позади. Но армии все же не создаются страхом. Царская армия распалась не из-за недостатка репрессий. Пытаясь спасти ее восстановлением смертной казни, Керенский только добил ее. На пепелище великой войны большевики создали новую армию. Кто хоть немножко понимает язык истории, для того эти факты не нуждаются в пояснениях.
С августа 1918 года организуется "поезд Предреввоенсовета" и несколько лет Троцкий буквально живет в этом поезде, мотаясь по театрам военных действий:
В поезде работал телеграф. Мы соединялись прямым проводом с Москвой, и мой заместитель Склянский принимал от меня требования на самые необходимые для армии -- иногда для дивизии, даже для отдельного полка -- предметы снабжения. Они появлялись с такой скоростью, которая была бы совершенно неосуществима без моего вмешательства. Конечно, этот метод нельзя назвать правильным. Педант скажет, что в снабжении, как и во всем вообще военном деле, важнее всего система. Это правильно. Я сам склонен грешить скорее в сторону педантизма. Но дело в том, что мы не хотели погибнуть прежде, чем нам удастся создать стройную систему. Вот почему мы вынуждены были, особенно в первый период, заменять систему импровизациями, чтобы на них можно было в дальнейшем опереть систему.
Умел он трезво мыслить и отделять "революционное вдохновение" от существа дела:
Оппозиция по военному вопросу сложилась уже в первые месяцы организации Красной Армии. Основные ее положения сводились к отстаиванию выборного начала, к протестам против привлечения специалистов, против введения железной дисциплины, против централизации армии и т. д. Оппозиционеры пытались найти для себя обобщающую теоретическую формулу. Централизованная армия, утверждали они, является армией империалистического государства. Революция должна поставить крест не только на позиционной войне, но и на централизованной армии. Революция целиком построена на подвижности, смелом ударе и маневренности. Ее боевой силой является немногочисленный самостоятельный отряд, скомбинированный из всех родов оружия, не связанный с базой, опирающийся на сочувствие населения, свободно заходящий в тыл неприятелю и пр. Словом, тактикой революции провозглашалась тактика малой войны. Все это было крайне абстрактно и по существу являлось идеализацией нашей слабости. Серьезный опыт гражданской войны очень скоро опроверг эти предрассудки. Преимущества централизованной организации и стратегии над местной импровизацией, военным сепаратизмом и федерализмом обнаружились слишком скоро и ярко на опыте борьбы.
Коммунисты нелегко входили в военную работу. Тут понадобились и отбор и воспитание. Еще из-под Казани, в августе 1918 г., я телеграфировал Ленину: "Коммунистов направлять сюда таких, которые умеют подчиняться, готовы переносить лишения и согласны умирать. Легковесных агитаторов тут не нужно".
Из крупных тем осталось совсем немного - отношения к Ленину и Сталину.
Начну с отношения Троцкого к Ленину. Если верить тексту, то это безоглядное почитание. Ленин старше Троцкого на десять лет, он вообще самый старший из верхушки большевиков. Троцкий как бы не желает замечать, что Ленин - интриган: впервые Троцкий встретился с Лениным во время своей первой эмиграции, еще совсем молодым человеком; они встретились в редакции "Искры" и Ленин сразу стал привлекать Троцкого на свою сторону против Плеханова - так, мелкий эпизод борьбы за власть, но весьма показательный.
Строки, где Троцкий пишет о Ленине, пронизаны даже не почитанием - восторженностью:
Я слишком ясно сознавал, что значил Ленин для революции, для истории и для меня лично. Он был моим учителем. Это не значит, что я повторял с запозданием его слова и жесты. Но я учился у него приходить самостоятельно к тем решениям, к каким приходил он.
Там же, где Троцкий вступал в конфликт с Лениным, он пишет, что позже понял, что был неправ - прав был Ленин.
Было ли это восхищение и уважение искренним? И так ли безоблачно было их взаимопонимание (о чем Троцкий пишет неоднократно)? Тут я склонен сомневаться. Одна из целей этой автобиографии для Троцкого состояла в том, чтобы убедить коммунистов, что Ленин готовил его в свои преемники, что передача власти должна была произойти на XV партийном съезде, и только второй удар Ленина, после которого он потерял речь, и последующая смерть помешали этому.
Власть в партии захватил коварный Сталин. Вот уж кому Троцкий не жалеет черной краски, так это коварному интригану Сталину. Несколько непонятно, если он такой бездарный, то что он вообще делает в верхушке партии большевиков? Куда смотрел гениальный Ленин? В общем, это тот самый случай, когда между событием (высылкой Троцкого из страны) и написанием мемуаров прошло слишком мало времени, слишком уж это напоминает размахивание кулаками после драки.
Последние главы, где описываются партийные интриги против Троцкого, заговор Сталина-Каменева-Зиновьева и т.п. читать совсем мерзко - тут уж проглядывал по диагонали.
Книгу дочитал и перечитывать точно не буду. Не нашел в ней ответа на вопрос, откуда взялся его псевдоним - Троцкий - ведь изначально он Бронштейн. В юности его первый псевдоним был Львов - это понятно, от имени. А откуда взялся "Троцкий"? Есть у меня подозрение, что от реки Троца (по аналогии как "Ленин" от реки Лена, была такая школьная версия), но ехидный интернет подсказывает, что это фамилия надзирателя тюрьмы. Дальше версии разнятся - то ли документы нашлись только на эту фамилию и потому выбор случаен, или же выбор был сознательным и тут привет Фрейду.
Что ни говори, а по названию реки было бы красиво. Хотя, мелкая речушка в Ивановской и Нижегородской области... Не по его самомнению.