Утренний сон
Конец июня, солнце встает в три утра, окно спальни на восток, так что утренний сон неглубок и полон сновидений. Вот отрывок из сегодняшнего сна:
Я захожу в телефонную будку - старую, советскую такую, стеклянную - а это оказывается Тардис. Но тоже советский такой Тардис - тесный и полный хлама, как хрущевка. И там оказывается ожившая надувная кукла для сексуальных утех. Ожившая, т.е. превратившаяся в человека - блондинка, с холодноватой отстраненной красотой и неуловимым налетом пластмассовости. Она устало и озлобленно произносит речь, что "все мужики - козлы" и им всем от нее надо только одно. Речь обращена не ко мне - ей просто надо выговориться. Я ее слушаю и отмечаю весь комизм ситуации: во-первых, впервые эта речь звучит в устах того, кто имеет полное на нее право; и во-вторых, я зашел в телефонную будку чтобы переодеть джинсы, и представляю, что сейчас будет.
Я начинаю переодевать джинсы. Она, неверно истолковав мои действия, прерывает свою речь и растерянно лопочет: "Ой, как же... Наговорила тут всякого... Ой, сейчас..." - и начинает задирать юбки (на ней оказались многослойные юбки как из XIX века). Я переодеваю джинсы и выхожу из будки - я участник заговора по свержению губернатора и направляюсь на конспиративную встречу.
Я захожу в телефонную будку - старую, советскую такую, стеклянную - а это оказывается Тардис. Но тоже советский такой Тардис - тесный и полный хлама, как хрущевка. И там оказывается ожившая надувная кукла для сексуальных утех. Ожившая, т.е. превратившаяся в человека - блондинка, с холодноватой отстраненной красотой и неуловимым налетом пластмассовости. Она устало и озлобленно произносит речь, что "все мужики - козлы" и им всем от нее надо только одно. Речь обращена не ко мне - ей просто надо выговориться. Я ее слушаю и отмечаю весь комизм ситуации: во-первых, впервые эта речь звучит в устах того, кто имеет полное на нее право; и во-вторых, я зашел в телефонную будку чтобы переодеть джинсы, и представляю, что сейчас будет.
Я начинаю переодевать джинсы. Она, неверно истолковав мои действия, прерывает свою речь и растерянно лопочет: "Ой, как же... Наговорила тут всякого... Ой, сейчас..." - и начинает задирать юбки (на ней оказались многослойные юбки как из XIX века). Я переодеваю джинсы и выхожу из будки - я участник заговора по свержению губернатора и направляюсь на конспиративную встречу.