Уильям Сомерсет Моэм "Подводя итоги"
Книга триста тридцать вторая
Уильям Сомерсет Моэм "Подводя итоги"
М: Высшая школа, 19991 г., 559 стр.
http://flibusta.net/b/215235/read
С какого-то возраста художественная литература отходит на второй план, становится не слишком интересной. С одной стороны, вроде как учительная функция книги отошла на второй план - в молодости читаешь беллетристику как концентрированный опыт, модели ситуаций; говорят, в старости вновь становится интересно читать беллетристику - уже как восполнение недостатка эмоций; ну а в зрелом возрасте беллетристика - романы, рассказы - как-то не нужна, событий и эмоций и так хватает. Рассуждение было бы верно, если б не кино - фильмы смотреть по-прежнему интересно. Парадокс, однако.
Быть может, дело в том, что от фильма как-то не ожидаешь ничего сверх "беллетристики". Ну и картинка там сама по себе может быть очень хорошей, тем более в сочетании с музыкой - но в любом случае, фильм ложится на те же полочки, что и роман/повесть. И, главное, других полочек для фильма нет - в отличие от книги, печатного текста, который вовсе не обязан рассказывать какой-то сюжет. Воспоминания, к примеру - какой там сюжет? Жил человек и жил, что-то в его жизни происходило, чего-то он хотел сам, что-то просто случалось. Если посмотреть на жизнь с точки зрения литературы, то сюжет-то никакой, куча нестыковок и немотивированных случайностей. Именно того, чего мы бы в романе не потерпели.
Или вот мысли человека. Если их автор в роман вставляет, то часто лишние они там, на сюжет не работают (если не понятно слово "сюжет", то замените его на "интригу"). А могут быть интересными, но читать их в романе - нафига интересные размышления какой-то интригой сцепили? В общем, лучше отдельным текстом. Благо, книги бывают не только романами - поэзия, к примеру, или философия (но о ней в другой раз). Многообразны они, книги, и потому можно под каждый возраст и склад ума, даже под настроение, выбрать подходящую.
И с этими мыслями подошел я к книжному шкафу и снял с полки томик Моэма с его воспоминаниями и критическими статьями. По ходу чтения я тут выкладывал цитаты - пишет он лапидарно, отдельная мысль в отдельной фразе, как афоризм или эпиграф - самое то. Я когда-то читал романы Моэма - лет тридцать назад - но ничего, конечно, не помню. Осталось только впечатление трезвомыслия автора, на мир без искажающих очков смотрит. И временами едок (ударение на первом слоге) - поддерживает традиции Свифта, британам положено.
"Подводя итоги" - книга воспоминаний. Не вполне воспоминаний - это не в меньшей мере рассказ о профессии литератора. Как говорил Маяковский - "я поэт, тем и интересен"; Моэм литератор, этим и интересен и не выходит за эти рамки. Разве что немного, в конце книги, когда рассуждает о смысле жизни и философии. Впрочем, делает он это с пониманием того, что это не его (профессиональная) территория; и когда в последней главе приходит к выводу, что смысл жизни в том, чтобы делать добро, он сам же и отмечает, что высказывает хрестоматийную тривиальность. Хрестоматийные истины, они такие - на поверхности, но понять и принять их требуется жизненный опыт.
Теперь к книге. Воспоминания, литературная исповедь - насколько автор может и должен быть откровенен? Моэм так отвечает на этот вопрос:
У меня нет ни малейшего желания обнажать свою душу, и я не намерен вступать с читателем в слишком интимные отношения. Есть вещи, которые я предпочитаю держать про себя. Никто не может рассказать о себе всю правду. Тем, кто пытался открыть себя людям, не только самолюбие мешало рассказать всю правду, но и самая направленность их интереса; от разочарования в самих себе, от удивления, что они способны на поступки, казалось бы, ненормальные, они без нужды раздувают эпизоды, более обыденные, чем это им представляется. Руссо в своей «Исповеди» рассказывает о случаях, глубоко оскорбивших чувствительных людей во всем мире. Описывая эти случаи с такой откровенностью, он спутал критерии и придал им в своей книге больше значения, чем они имели в его жизни. Это были эпизоды среди тысячи других, возвышенных или хотя бы безразличных, которые он опустил, потому что, на его взгляд, они, как слишком заурядные, не стоили упоминания. Есть люди, которые оставляют без внимания свои хорошие поступки, но мучаются тем, что они совершили дурного. Именно этого типа люди чаще всего пишут о себе. Они умалчивают о своих похвальных свойствах и поэтому кажутся нам только слабыми, беспринципными и порочными.
Следуя этим заветам, Моэм не так много пишет о событиях жизни, больше о работе литератора. Но, поскольку это все же книга воспоминаний, на страницах встречаются его самохарактеристики:
У меня больше силы характера, чем ума, и больше ума, чем природного таланта.
У меня ясный и логический ум, не очень тонкий и не очень мощный. Я долго был им недоволен.
Одно преимущество у меня есть: я никогда не ощущал недостатка в сюжетах. У меня всегда было больше рассказов в голове, чем времени для их написания.
Дальше, если позволите, я просто набросаю цитат из этой книги - как я уже говорил, Моэм очень лапидарен и цитировать его одно удовольствие:
Безвестные люди занимают меня больше, чем известные. Они чаще бывают самими собой. [...] Область обыкновенного куда богаче для писателя. Ее неожиданность, неповторимость, ее бесконечное разнообразие дают ему неисчерпаемый материал. Великий человек слишком часто бывает сделан из одного куска; маленький человек - это клубок противоречивых элементов. Он неистощим. Нет конца сюрпризам, которые у него припасены для вас. Я лично куда охотнее провел бы месяц на необитаемом острове с ветеринаром, чем с премьер-министром.
После долгих размышлений я решил, что мне следует стремиться к ясности, простоте и благозвучию. Порядок, в котором перечислены эти качества, отражает степень значения, какое я им придавал.
Бывает, что автор и сам не уверен в том, что он хочет сказать. Он имеет об этом лишь смутное представление, которое либо не сумел, либо поленился ясно сформулировать в уме, а найти точное выражение для путаной мысли, разумеется, невозможно. Объясняется это отчасти тем, что писатели думают не до того, как писать, а в то время, как пишут. Перо порождает мысль. Опасность этого - и писатель всегда должен остерегаться ее - заключается в том, что написанное слово гипнотизирует. Мысль, облекшись в видимую форму, становится вещественной, и это мешает ее уточнению.
Библия короля Иакова оказала пагубное влияние на английскую прозу. Я не так глуп, чтобы отрицать ее красоту. Она величественна. Но Библия - восточная книга. Образность ее нам бесконечно далека. Эти гиперболы, эти сочные метафоры чужды нашему духу. На мой взгляд, не меньшим из зол, какие причинило духовной жизни в нашей стране отделение от римско-католической церкви, было то, что Библия надолго стала ежедневным, а нередко и единственным чтением англичан. Ее ритм, мощность ее словаря, ее высокопарность вошли в кровь и плоть нации. Простая, честная английская речь захлебнулась во всевозможных украшениях. Туповатые англичане вывихивали себе язык, стремясь выражаться, как иудейские пророки. Видимо, были для этого в английском характере какие-то данные: быть может, природная неспособность к точному мышлению, быть может, наивное пристрастие к красивым словам ради них самих или врожденная эксцентричность и любовь к затейливым узорам - не знаю; но верно одно: с тех самых пор английской прозе все время приходится бороться с тенденцией к излишествам.
Одно из различий между английским и французским языком состоит в том, что по-французски можно соблюдать правила грамматики, оставаясь естественным, а по-английски - далеко не всегда.
Каждый из нас поначалу живет в одиночестве собственного сознания, и постепенно из того, что в нас заложено, и из общения с сознанием других людей мы строим такой внешний мир, какой нам нужен. Оттого, что все мы - результат одного и того же процесса эволюции и что среда у нас более или менее одинакова, возведенные нами здания весьма сходны между собой. Удобства ради мы принимаем их как тождественные и говорим об одном общем мире. Особенность художника состоит в том, что он чем-то отличен от других людей, а значит, и мир, построенный им, будет особенный.
Гениальность - это сочетание природного творческого дара и особой способности художника видеть мир совершенно по-своему и в то же время с такой широтой, что он находит отклик не у людей того или иного типа, но у всех людей. Его личный мир - это мир обыкновенных людей, только обширнее и богаче. Он обращается ко всему человечеству, и даже когда люди не вполне понимают его слово, они чувствуют, что оно полно значения. Он предельно нормален. По счастливому совпадению он воспринимает жизнь необычайно остро и во всем ее бесконечном многообразии, но вместе с тем просто и здраво, как все люди.
Мечты - это основа творческой фантазии; преимущество художника в том, что для него, в отличие от других людей, мечты - не уход от действительности, а средство приблизиться к ней.
Культура нужна, поскольку она воздействует на характер человека. Если она не облагораживает, не укрепляет характер, грош ей цена. Она должна служить жизни. Цель ее - не красота, а добро.
У художника нет никаких оснований относиться к другим людям свысока. Он дурак, если воображает, что его знания чем-то важнее, и кретин, если не умеет подойти к каждому человеку, как к равному.
Каждое произведение художника должно быть выражением чего-то глубоко пережитого. Это - недостижимый идеал. В нашем несовершенном мире профессиональный писатель заслуживает некоторой снисходительности, но стремиться к своему идеалу он должен всегда. В сущности, писать следует только для того, чтобы освободиться от темы, которую обдумывал так долго, что больше нет сил носить ее в себе; и разумен тот писатель, который пишет с одной целью - вернуть себе душевный покой.
Эгоизм писателя безграничен; так оно и должно быть - ведь он по природе солипсист, и мир существует лишь для того, чтобы служить объектом его творчества.
У потомков есть одна очень странная и, как многие считают, очень некрасивая черта: они дарят своим вниманием тех авторов, которые и при жизни пользовались известностью. Те же писатели, которые услаждают кучку избранных и не находят пути к широким кругам читателей, никогда не будут услаждать потомков, потому что потомки о них просто не узнают.
Уильям Сомерсет Моэм "Подводя итоги"
М: Высшая школа, 19991 г., 559 стр.
http://flibusta.net/b/215235/read
С какого-то возраста художественная литература отходит на второй план, становится не слишком интересной. С одной стороны, вроде как учительная функция книги отошла на второй план - в молодости читаешь беллетристику как концентрированный опыт, модели ситуаций; говорят, в старости вновь становится интересно читать беллетристику - уже как восполнение недостатка эмоций; ну а в зрелом возрасте беллетристика - романы, рассказы - как-то не нужна, событий и эмоций и так хватает. Рассуждение было бы верно, если б не кино - фильмы смотреть по-прежнему интересно. Парадокс, однако.
Быть может, дело в том, что от фильма как-то не ожидаешь ничего сверх "беллетристики". Ну и картинка там сама по себе может быть очень хорошей, тем более в сочетании с музыкой - но в любом случае, фильм ложится на те же полочки, что и роман/повесть. И, главное, других полочек для фильма нет - в отличие от книги, печатного текста, который вовсе не обязан рассказывать какой-то сюжет. Воспоминания, к примеру - какой там сюжет? Жил человек и жил, что-то в его жизни происходило, чего-то он хотел сам, что-то просто случалось. Если посмотреть на жизнь с точки зрения литературы, то сюжет-то никакой, куча нестыковок и немотивированных случайностей. Именно того, чего мы бы в романе не потерпели.
Или вот мысли человека. Если их автор в роман вставляет, то часто лишние они там, на сюжет не работают (если не понятно слово "сюжет", то замените его на "интригу"). А могут быть интересными, но читать их в романе - нафига интересные размышления какой-то интригой сцепили? В общем, лучше отдельным текстом. Благо, книги бывают не только романами - поэзия, к примеру, или философия (но о ней в другой раз). Многообразны они, книги, и потому можно под каждый возраст и склад ума, даже под настроение, выбрать подходящую.
И с этими мыслями подошел я к книжному шкафу и снял с полки томик Моэма с его воспоминаниями и критическими статьями. По ходу чтения я тут выкладывал цитаты - пишет он лапидарно, отдельная мысль в отдельной фразе, как афоризм или эпиграф - самое то. Я когда-то читал романы Моэма - лет тридцать назад - но ничего, конечно, не помню. Осталось только впечатление трезвомыслия автора, на мир без искажающих очков смотрит. И временами едок (ударение на первом слоге) - поддерживает традиции Свифта, британам положено.
"Подводя итоги" - книга воспоминаний. Не вполне воспоминаний - это не в меньшей мере рассказ о профессии литератора. Как говорил Маяковский - "я поэт, тем и интересен"; Моэм литератор, этим и интересен и не выходит за эти рамки. Разве что немного, в конце книги, когда рассуждает о смысле жизни и философии. Впрочем, делает он это с пониманием того, что это не его (профессиональная) территория; и когда в последней главе приходит к выводу, что смысл жизни в том, чтобы делать добро, он сам же и отмечает, что высказывает хрестоматийную тривиальность. Хрестоматийные истины, они такие - на поверхности, но понять и принять их требуется жизненный опыт.
Теперь к книге. Воспоминания, литературная исповедь - насколько автор может и должен быть откровенен? Моэм так отвечает на этот вопрос:
У меня нет ни малейшего желания обнажать свою душу, и я не намерен вступать с читателем в слишком интимные отношения. Есть вещи, которые я предпочитаю держать про себя. Никто не может рассказать о себе всю правду. Тем, кто пытался открыть себя людям, не только самолюбие мешало рассказать всю правду, но и самая направленность их интереса; от разочарования в самих себе, от удивления, что они способны на поступки, казалось бы, ненормальные, они без нужды раздувают эпизоды, более обыденные, чем это им представляется. Руссо в своей «Исповеди» рассказывает о случаях, глубоко оскорбивших чувствительных людей во всем мире. Описывая эти случаи с такой откровенностью, он спутал критерии и придал им в своей книге больше значения, чем они имели в его жизни. Это были эпизоды среди тысячи других, возвышенных или хотя бы безразличных, которые он опустил, потому что, на его взгляд, они, как слишком заурядные, не стоили упоминания. Есть люди, которые оставляют без внимания свои хорошие поступки, но мучаются тем, что они совершили дурного. Именно этого типа люди чаще всего пишут о себе. Они умалчивают о своих похвальных свойствах и поэтому кажутся нам только слабыми, беспринципными и порочными.
Следуя этим заветам, Моэм не так много пишет о событиях жизни, больше о работе литератора. Но, поскольку это все же книга воспоминаний, на страницах встречаются его самохарактеристики:
У меня больше силы характера, чем ума, и больше ума, чем природного таланта.
У меня ясный и логический ум, не очень тонкий и не очень мощный. Я долго был им недоволен.
Одно преимущество у меня есть: я никогда не ощущал недостатка в сюжетах. У меня всегда было больше рассказов в голове, чем времени для их написания.
Дальше, если позволите, я просто набросаю цитат из этой книги - как я уже говорил, Моэм очень лапидарен и цитировать его одно удовольствие:
Безвестные люди занимают меня больше, чем известные. Они чаще бывают самими собой. [...] Область обыкновенного куда богаче для писателя. Ее неожиданность, неповторимость, ее бесконечное разнообразие дают ему неисчерпаемый материал. Великий человек слишком часто бывает сделан из одного куска; маленький человек - это клубок противоречивых элементов. Он неистощим. Нет конца сюрпризам, которые у него припасены для вас. Я лично куда охотнее провел бы месяц на необитаемом острове с ветеринаром, чем с премьер-министром.
После долгих размышлений я решил, что мне следует стремиться к ясности, простоте и благозвучию. Порядок, в котором перечислены эти качества, отражает степень значения, какое я им придавал.
Бывает, что автор и сам не уверен в том, что он хочет сказать. Он имеет об этом лишь смутное представление, которое либо не сумел, либо поленился ясно сформулировать в уме, а найти точное выражение для путаной мысли, разумеется, невозможно. Объясняется это отчасти тем, что писатели думают не до того, как писать, а в то время, как пишут. Перо порождает мысль. Опасность этого - и писатель всегда должен остерегаться ее - заключается в том, что написанное слово гипнотизирует. Мысль, облекшись в видимую форму, становится вещественной, и это мешает ее уточнению.
Библия короля Иакова оказала пагубное влияние на английскую прозу. Я не так глуп, чтобы отрицать ее красоту. Она величественна. Но Библия - восточная книга. Образность ее нам бесконечно далека. Эти гиперболы, эти сочные метафоры чужды нашему духу. На мой взгляд, не меньшим из зол, какие причинило духовной жизни в нашей стране отделение от римско-католической церкви, было то, что Библия надолго стала ежедневным, а нередко и единственным чтением англичан. Ее ритм, мощность ее словаря, ее высокопарность вошли в кровь и плоть нации. Простая, честная английская речь захлебнулась во всевозможных украшениях. Туповатые англичане вывихивали себе язык, стремясь выражаться, как иудейские пророки. Видимо, были для этого в английском характере какие-то данные: быть может, природная неспособность к точному мышлению, быть может, наивное пристрастие к красивым словам ради них самих или врожденная эксцентричность и любовь к затейливым узорам - не знаю; но верно одно: с тех самых пор английской прозе все время приходится бороться с тенденцией к излишествам.
Одно из различий между английским и французским языком состоит в том, что по-французски можно соблюдать правила грамматики, оставаясь естественным, а по-английски - далеко не всегда.
Каждый из нас поначалу живет в одиночестве собственного сознания, и постепенно из того, что в нас заложено, и из общения с сознанием других людей мы строим такой внешний мир, какой нам нужен. Оттого, что все мы - результат одного и того же процесса эволюции и что среда у нас более или менее одинакова, возведенные нами здания весьма сходны между собой. Удобства ради мы принимаем их как тождественные и говорим об одном общем мире. Особенность художника состоит в том, что он чем-то отличен от других людей, а значит, и мир, построенный им, будет особенный.
Гениальность - это сочетание природного творческого дара и особой способности художника видеть мир совершенно по-своему и в то же время с такой широтой, что он находит отклик не у людей того или иного типа, но у всех людей. Его личный мир - это мир обыкновенных людей, только обширнее и богаче. Он обращается ко всему человечеству, и даже когда люди не вполне понимают его слово, они чувствуют, что оно полно значения. Он предельно нормален. По счастливому совпадению он воспринимает жизнь необычайно остро и во всем ее бесконечном многообразии, но вместе с тем просто и здраво, как все люди.
Мечты - это основа творческой фантазии; преимущество художника в том, что для него, в отличие от других людей, мечты - не уход от действительности, а средство приблизиться к ней.
Культура нужна, поскольку она воздействует на характер человека. Если она не облагораживает, не укрепляет характер, грош ей цена. Она должна служить жизни. Цель ее - не красота, а добро.
У художника нет никаких оснований относиться к другим людям свысока. Он дурак, если воображает, что его знания чем-то важнее, и кретин, если не умеет подойти к каждому человеку, как к равному.
Каждое произведение художника должно быть выражением чего-то глубоко пережитого. Это - недостижимый идеал. В нашем несовершенном мире профессиональный писатель заслуживает некоторой снисходительности, но стремиться к своему идеалу он должен всегда. В сущности, писать следует только для того, чтобы освободиться от темы, которую обдумывал так долго, что больше нет сил носить ее в себе; и разумен тот писатель, который пишет с одной целью - вернуть себе душевный покой.
Эгоизм писателя безграничен; так оно и должно быть - ведь он по природе солипсист, и мир существует лишь для того, чтобы служить объектом его творчества.
У потомков есть одна очень странная и, как многие считают, очень некрасивая черта: они дарят своим вниманием тех авторов, которые и при жизни пользовались известностью. Те же писатели, которые услаждают кучку избранных и не находят пути к широким кругам читателей, никогда не будут услаждать потомков, потому что потомки о них просто не узнают.