Артур Кестлер "Призрак грядущего"
Книга двести шестидесятая
Артур Кестлер "Призрак грядущего" (Arthur Koestler "The Age of Longing", 1951)
М: Махаон, 2004 г., 480 стр.
Наверное, это был признак подступающего гриппа - когда я, недавно прочитавший детектив, вдруг решил еще снять с полки какую-либо белетристику. Ни секунды не раздумывая (а это странно - обычно так много хочется прочесть, что трудно выбрать) рука потянулась к этому томику. В этот раз выбирал не я книгу, а она меня.
Наверное, именно в силу этого выбора книга читалась легко - прочел я ее дня за два - два с половиной; правда, между этими днями уместился грипп с температурой под 39, а я в этом состоянии всегда хочу спать. Проспал я в полубреду ровно сутки. Ключевое слово тут - полубред (ну да вы знаете, что творится в сознании при температуре): дело в том, что последнее, что я сделал пере тем, как лечь в кровать - я прочел пару страниц этого романа. Разумеется, часов двенадцать после этого персонажами моего бреда были герои "Призрака грядущего", что не мешало им, впрочем, действовать по-настоящему бредово. Знаете, роман выдержал и это испытание - гости из него были, разумеется, незваными, но позволили мне быть всего лишь наблюдателем и не особо требовали внимания.
В благодарность за это первое, что я сделал когда сбил температуру для приемлемых 37 - дочитал роман.
Когда-то я читал кестлеровскую "Слепящую тьму" и поразился, насколько точно там были переданы характеры. Когда иностранец пишет о русских, всегда есть микронепопадания (а чаще - макро-), которые нам, как аборигенам, очевидны. Там я их не припомню.
"Призрак грядущего" в аннотации заявлен как "альтернативная история" - ни фига это не так! Это, скорее, провиденье - действие происходит в послевоенной Франции, самый разгар холодной войны (это как раз тогда, когда всерьез ожидали атомных ударов). Ретроспективы уходят к XIX веку и все там вполне достоверно; в послевоенное время автор чуть изменил детали, а главное - рассмотрел то, что будет после смерти Маршала Мира (мы его знаем под титулом Лучший Друг Железнодорожников). Напоминаю, роман вышел за два года до указанного события.
Это психологический роман. Там довольно много персонажей, два из них - русские, советские. Все важные персонажи прописаны изнутри, через повествование от первого лица. Мастерство автора тут блещет - даже мерзостный шпион-гэбист Федя Никитин прописан как живой человек; так написать такого персонажа, когда его мерзость видна невооруженным глазом, и одновременно видна его несгибаемая вера в идеалы реального коммунизма (с безоговорочным оправданием предательства, в том числе себя, во имя них) - эта черта ставит его в противовес амбивалентным европейцам (хотя надо признать, что у него присутствует рефлексия - персонаж очень нетривиальный).
Пожалуй, пора привести какую-нибудь цитату - просто чтобы оценить стиль. Вот, отличное рассуждение о чистках - кого и зачем:
Он раздавил окурок в пепельнице и начал снова: - Прежде чем захапать страну, они готовят списки для первой чистки. Поскольку количество людей, которое надлежит охватить этим мероприятием, должно соответствовать заранее определенному проценту населения, задача отбора выдвигается на первый план. Не стану утомлять вас подробностями; принцип, которым они пользуются, примерно таков: надежные лица из местных жителей - люди разных профессий, проживающие в различных районах страны, - получают задание предоставить списки активных и потенциальных Врагов Народа, Социально Ненадежных Элементов и так далее. Списки сравниваются и просеиваются в более высоких инстанциях, ибо в природе системы брать в оборот слишком большой процент населения. Окончательный отбор производят сортировочные машины. К примеру, если на чьей то карточке указано, что данный человек а) играет ведущую роль в местном рыболовном клубе, б) имеет родственников за границей, в) отличился на войне, то его карточка автоматически попадает на специальный поддон, и с человеком покончено. Это - единственный реальный метод, ибо задача состоит в том, чтобы уничтожить все потенциальные очаги сопротивления, всех людей, способных так или иначе поднять на борьбу других, - «активистов», согласно их классификации. Политические убеждения играют второстепенную роль, поскольку первейшая цель заключается в устранении источников независимой мысли и действия. Если прибегнуть к метафоре, необходимо раздробить спинной хребет нации, лишить ее ребер, размолоть ее кости, чтобы она превратилась в беспозвоночное, слизняка или медузу, которую уже нетрудно переварить. Можно назвать это «Операция „Кобра“». Федя Никитин - один из высокопоставленных бюрократов, занимающихся подготовкой этой акции; его задача - просеивать и проверять смертные списки на интеллигентов - художников, писателей, мыслителей и прочих. Излишне говорить, что если дать волю французским интеллектуалам, выполняющим его задание, то они отправили бы в Заполярье девять из десяти своих коллег и конкурентов, включая и любимейших товарищей по партии. В подобном деле границ не бывает, поэтому есть опасность превращения террора в чистый абсурд; миссия людей вроде Никитина - бюрократизировать террор, усовершенствовать сортировочные устройства, тщательнейшим образом проверять друг друга и втискивать абсурд в рамки разумного…
Это рассуждение одновременно является и поворотным моментом в книге - поворотом сюжета; вместе с тем тайна его записной книжки, появляющейся на первых страницах романа, настолько не важна для того ради чего читаешь роман, что это не помешает чтению.
Интересно также посмотреть, как автор пишет о французах (с симпатией, галльский ум ее вызывает); впрочем, о левых интеллектуалах пишет едко саркастично.
Британцы - явные симпатии автора, вот два отрывка:
- Вам должно быть стыдно - в вашем то возрасте!
Это прозвучало настолько нелепо, что Леонтьев поневоле улыбнулся.
- Причем тут возраст? - спросил он, забавляясь.
- Притом, товарищ, притом, - фыркнул Эдвардс. - В нашем возрасте - насколько я понимаю, нам обоим перевалило за пятьдесят - человек не нарушает принятых на себя обязательств. Это неприлично - совершенно неприлично. - Желая устранить всякие сомнения, он удовлетворенно повторил: - Совершенно неприлично!
Леонтьев не нашел, что ответить. В свое время он читал «Алису в стране чудес» и с тех пор знал, что в споре с англичанином опираться на логику бесполезно.
Внезапно ему вспомнилась давно забытая история. В первые годы революции тогдашнему Отцу Народов продемонстрировали газетную вырезку с сообщением о том, что во время всеобщей стачки в Великобритании полицейские и забастовщики провели футбольный матч, победа в котором досталась забастовщикам. Старый мудрый вождь немедленно заявил, что британцы - безнадежный народ с точки зрения мировой революции, и прекратил финансирование их партии…
А вот американцы... Большинство из них вполне карикатурны - колонизаторы Европы, люди бессовестной эффективности. Впрочем, главная героиня - Хайди - тоже американка и она никак уж не карикатурна.
Есть в книге главка о тех годах, которые она воспитывалась в католическом монастыре. При чтении этих страниц опять всколыхнулась живущая во мне симпатия к католикам - симпатия, меня самого несколько ставящая в тупик. Монастырские страницы этого романа погладили эту симпатию, она напомнила о себе. Сейчас мы с ней оказались в несколько неловкой ситуации - ни она не хотела меня тормошить, ни я ее не звал. Стоим с ней, с ноги на ногу переминаемся "ну, я пойду, что ли?.." - "да, пожалуй... надо бы как-нибудь встретиться, поговорить..." - "да, конечно, надо... ну я пошла?.." - "пока" - "пока". И мы расходимся до следующей случайной встречи.
Артур Кестлер "Призрак грядущего" (Arthur Koestler "The Age of Longing", 1951)
М: Махаон, 2004 г., 480 стр.
Наверное, это был признак подступающего гриппа - когда я, недавно прочитавший детектив, вдруг решил еще снять с полки какую-либо белетристику. Ни секунды не раздумывая (а это странно - обычно так много хочется прочесть, что трудно выбрать) рука потянулась к этому томику. В этот раз выбирал не я книгу, а она меня.
Наверное, именно в силу этого выбора книга читалась легко - прочел я ее дня за два - два с половиной; правда, между этими днями уместился грипп с температурой под 39, а я в этом состоянии всегда хочу спать. Проспал я в полубреду ровно сутки. Ключевое слово тут - полубред (ну да вы знаете, что творится в сознании при температуре): дело в том, что последнее, что я сделал пере тем, как лечь в кровать - я прочел пару страниц этого романа. Разумеется, часов двенадцать после этого персонажами моего бреда были герои "Призрака грядущего", что не мешало им, впрочем, действовать по-настоящему бредово. Знаете, роман выдержал и это испытание - гости из него были, разумеется, незваными, но позволили мне быть всего лишь наблюдателем и не особо требовали внимания.
В благодарность за это первое, что я сделал когда сбил температуру для приемлемых 37 - дочитал роман.
Когда-то я читал кестлеровскую "Слепящую тьму" и поразился, насколько точно там были переданы характеры. Когда иностранец пишет о русских, всегда есть микронепопадания (а чаще - макро-), которые нам, как аборигенам, очевидны. Там я их не припомню.
"Призрак грядущего" в аннотации заявлен как "альтернативная история" - ни фига это не так! Это, скорее, провиденье - действие происходит в послевоенной Франции, самый разгар холодной войны (это как раз тогда, когда всерьез ожидали атомных ударов). Ретроспективы уходят к XIX веку и все там вполне достоверно; в послевоенное время автор чуть изменил детали, а главное - рассмотрел то, что будет после смерти Маршала Мира (мы его знаем под титулом Лучший Друг Железнодорожников). Напоминаю, роман вышел за два года до указанного события.
Это психологический роман. Там довольно много персонажей, два из них - русские, советские. Все важные персонажи прописаны изнутри, через повествование от первого лица. Мастерство автора тут блещет - даже мерзостный шпион-гэбист Федя Никитин прописан как живой человек; так написать такого персонажа, когда его мерзость видна невооруженным глазом, и одновременно видна его несгибаемая вера в идеалы реального коммунизма (с безоговорочным оправданием предательства, в том числе себя, во имя них) - эта черта ставит его в противовес амбивалентным европейцам (хотя надо признать, что у него присутствует рефлексия - персонаж очень нетривиальный).
Пожалуй, пора привести какую-нибудь цитату - просто чтобы оценить стиль. Вот, отличное рассуждение о чистках - кого и зачем:
Он раздавил окурок в пепельнице и начал снова: - Прежде чем захапать страну, они готовят списки для первой чистки. Поскольку количество людей, которое надлежит охватить этим мероприятием, должно соответствовать заранее определенному проценту населения, задача отбора выдвигается на первый план. Не стану утомлять вас подробностями; принцип, которым они пользуются, примерно таков: надежные лица из местных жителей - люди разных профессий, проживающие в различных районах страны, - получают задание предоставить списки активных и потенциальных Врагов Народа, Социально Ненадежных Элементов и так далее. Списки сравниваются и просеиваются в более высоких инстанциях, ибо в природе системы брать в оборот слишком большой процент населения. Окончательный отбор производят сортировочные машины. К примеру, если на чьей то карточке указано, что данный человек а) играет ведущую роль в местном рыболовном клубе, б) имеет родственников за границей, в) отличился на войне, то его карточка автоматически попадает на специальный поддон, и с человеком покончено. Это - единственный реальный метод, ибо задача состоит в том, чтобы уничтожить все потенциальные очаги сопротивления, всех людей, способных так или иначе поднять на борьбу других, - «активистов», согласно их классификации. Политические убеждения играют второстепенную роль, поскольку первейшая цель заключается в устранении источников независимой мысли и действия. Если прибегнуть к метафоре, необходимо раздробить спинной хребет нации, лишить ее ребер, размолоть ее кости, чтобы она превратилась в беспозвоночное, слизняка или медузу, которую уже нетрудно переварить. Можно назвать это «Операция „Кобра“». Федя Никитин - один из высокопоставленных бюрократов, занимающихся подготовкой этой акции; его задача - просеивать и проверять смертные списки на интеллигентов - художников, писателей, мыслителей и прочих. Излишне говорить, что если дать волю французским интеллектуалам, выполняющим его задание, то они отправили бы в Заполярье девять из десяти своих коллег и конкурентов, включая и любимейших товарищей по партии. В подобном деле границ не бывает, поэтому есть опасность превращения террора в чистый абсурд; миссия людей вроде Никитина - бюрократизировать террор, усовершенствовать сортировочные устройства, тщательнейшим образом проверять друг друга и втискивать абсурд в рамки разумного…
Это рассуждение одновременно является и поворотным моментом в книге - поворотом сюжета; вместе с тем тайна его записной книжки, появляющейся на первых страницах романа, настолько не важна для того ради чего читаешь роман, что это не помешает чтению.
Интересно также посмотреть, как автор пишет о французах (с симпатией, галльский ум ее вызывает); впрочем, о левых интеллектуалах пишет едко саркастично.
Британцы - явные симпатии автора, вот два отрывка:
- Вам должно быть стыдно - в вашем то возрасте!
Это прозвучало настолько нелепо, что Леонтьев поневоле улыбнулся.
- Причем тут возраст? - спросил он, забавляясь.
- Притом, товарищ, притом, - фыркнул Эдвардс. - В нашем возрасте - насколько я понимаю, нам обоим перевалило за пятьдесят - человек не нарушает принятых на себя обязательств. Это неприлично - совершенно неприлично. - Желая устранить всякие сомнения, он удовлетворенно повторил: - Совершенно неприлично!
Леонтьев не нашел, что ответить. В свое время он читал «Алису в стране чудес» и с тех пор знал, что в споре с англичанином опираться на логику бесполезно.
Внезапно ему вспомнилась давно забытая история. В первые годы революции тогдашнему Отцу Народов продемонстрировали газетную вырезку с сообщением о том, что во время всеобщей стачки в Великобритании полицейские и забастовщики провели футбольный матч, победа в котором досталась забастовщикам. Старый мудрый вождь немедленно заявил, что британцы - безнадежный народ с точки зрения мировой революции, и прекратил финансирование их партии…
А вот американцы... Большинство из них вполне карикатурны - колонизаторы Европы, люди бессовестной эффективности. Впрочем, главная героиня - Хайди - тоже американка и она никак уж не карикатурна.
Есть в книге главка о тех годах, которые она воспитывалась в католическом монастыре. При чтении этих страниц опять всколыхнулась живущая во мне симпатия к католикам - симпатия, меня самого несколько ставящая в тупик. Монастырские страницы этого романа погладили эту симпатию, она напомнила о себе. Сейчас мы с ней оказались в несколько неловкой ситуации - ни она не хотела меня тормошить, ни я ее не звал. Стоим с ней, с ноги на ногу переминаемся "ну, я пойду, что ли?.." - "да, пожалуй... надо бы как-нибудь встретиться, поговорить..." - "да, конечно, надо... ну я пошла?.." - "пока" - "пока". И мы расходимся до следующей случайной встречи.