Антонио Сикари «Четыре портрета святых»
Книга сто восемьдесят пятая
Антонио Сикари «Четыре портрета святых»
http://www.catholiconline.ru/node/583
http://www.catholiconline.ru/node/117
http://www.catholiconline.ru/node/120
http://www.catholiconline.ru/node/119
В начале зимы мой друг А.К. дал мне прочесть пару написанных им статей для какой-то католической энциклопедии, одна из них - об одном голландском святом, жившем в XX веке. Я прочел ее и одного не понял - почему он святой. Он, конечно, человек исключительно достойный, к тому же боролся с фашизмом и кончил жизнь в лагере смерти - но, что ни говори, а таких было много, и героев среди них много, почему же он признан святым? В списке литературы была ссылка на книгу Антонио Сикари "Портреты святых", вот и решил поискать ее в сети. Выбрал четыре статьи о четырех святых XIX-XX века, чтобы незнакомые исторические реалии не искажали восприятие, и вот прочел. Надо сказать, что-то прояснилось - но об этом в конце.
Дамиан де Вестер
Тридцатитрехлетний фламандский миссионер отправился на Гавайи в Молокайский лепрозорий, в ад по сути. Проказу еще лечить не умели, даже не были известны пути заражения ею. Эпидемия проказы на Гавайях началась в 1850 году, в 1865 году на изолированном острове была основана колония прокаженных, куда насильно свозились все заболевшие. До 1873 года, когда туда приехал отец Дамиан, на острове не было ни одного белого человека. Людей привозили умирать и на острове не было ни законов, ни человеческого достоинства. Трупы умерших скармливались свиньям. Это был ад во всех смыслах.
Подготовка людей к смерти было смыслом его миссии и его проповедничества. Ничего другого и не оставалось: лечение невозможно и бесполезно, только смерть была неизбежной. Настолько неизбежной, что гавайское правительство почти приняло решение объявить всех ссыльных Молокая «юридически умершими». Педагогический путь, который повсюду, в любом другом христианском обществе, был столь очевиден («научить хорошо жить, чтобы научить хорошо умереть»), в Молокае был уже невозможен. Следовало перевернуть смысловой порядок: научить хорошо умереть, чтобы они могли обрести смысл и достоинство (и даже «радость») в кажущейся жизни, которая еще тлела в этих лоскутках существования, так похожих на лоскутки их собственного тела. Если во всем мире смерть была последним актом драмы человеческого существования, к которому подходили после долгой подготовки многочисленных жизненных перипетий, то в Молокае смерть была не завершением, а фоном жизни. Психологически она была просто «прологом», от которого зависело все остальное. И отец Дамиан знал, что эта смерть касалась также и его. Он не был и не хотел быть простым зрителем.
Итак, он начал сопровождать смерть траурными церемониями, чтобы придать ей человеческое достоинство. Если представить, что до его приезда трупы оставляли на улице, и они шли на корм свиньям, то можно понять достоинство того, кто принимается за сооружение кладбища. «Белая изгородь, большой крест, освященная земля...» Это кажется почти невероятным, но чувство достоинства, вызванное этим простым фактом (никто больше не хотел умирать по-скотски) было так сильно, что газета гавайских протестантов выразила протест против такой инициативы, которая, как они писали, позволяла отцу Дамиану увеличивать число обращенных в католическую веру.
Через несколько лет отец Дамиан и сам заболел проказой и так и окончил свою жизнь в сорок девять лет на этом острове. По любым меркам он был герой, каких мало, и прожил исключительно достойную жизнь. По любым меркам. Но вот что любопытно - на момент написания книги Дамиан де Вестер еще не был канонизирован, из википедии я узнал, что это произошло только в 2009 году, через сто десять лет после его смерти. Сначала я не понял, почему тянули так долго, о чем раздумывали.
Святой Жан-Мари Вианней, Пастырь Арсский
Если о предыдущем святом рассказать просто, то об Аррском Пастыре мне сказать намного сложнее. Да и автору книги тоже - он вышел из положения, процитировав одного из биографов Вианнея, французского поэта Анри Геона. Поступлю так же и я:
Жил-был во Франции, в окрестностях Лиона, маленький верующий крестьянин, который с самых малых лет любил одиночество и Бога благого. А поскольку те парижские господа, которые устроили революцию, не разрешали народу молиться, мальчик со своими родителями ходил слушать Литургию в хлебный амбар.
Священники тогда скрывались, а если их ловили, то им по-всамделишнему отрубали голову.
Поэтому Жан-Мари Вианней мечтал стать священником. Но хотя он умел молиться, ему не хватало образования. Он сторожил овец и возделывал землю.
Он слишком поздно поступил в духовную семинарию и провалил все экзамены. Но призваний тогда было мало и в конце концов его все-таки взяли. Он был назначен приходским священником в Арс и оставался там до самой смерти. Он был последним из сельских священников в последней из французских деревень. Но он был прирожденным священником, а это случается не часто. И призвание его было столь исключительным, что в последней французской деревне оказался первый священник Франции, и вся Франция пустилась в путь, чтобы увидеть его.
Так вот, он обращал всех, кто приходил к нему и, если бы не умер, то обратил бы всю Францию.
Он исцелял душевные и телесные недуги. Он читал в сердцах, как в книге. И Пресвятая Дева посещала его, а дьявол строил ему козни, но не мог помешать ему быть святым.
Он стал каноником, потом - кавалером Ордена Почетного Легиона, потом его считали святым.
Но пока он был жив, он так и не понял, почему.
И это прекраснейшее доказательство того, что он действительно заслужил эту славу.
Все это происходило в XIX веке, который в раю, где знают людям истинную цену, называется “веком арсского пастыря”. Но во Франции об этом даже не подозревают.
Вот это "даже не подозревают" очень красноречиво - в общем, и непонятно, что он такого сделал или чем он таким был, этот аррский пастырь. Как я понимаю, понять это мы никогда не сможем - так же как и не сможем оценить всю красоту голоса Карузо; нам остается только читать воспоминания тех, кто его слышал, и воображать, не пытаясь представить себе этот феномен. В некотором смысле это уже ближе к смыслу святости; кое-что - ответ на вопрос "почему?", а не "что/как это было?" - проясняется из деталей его биографии:
Когда он впервые сел за школьную скамью, ему было 17 лет. Он безуспешно пытался учиться. Ему помогал его друг-священник, веривший в его призвание, но результаты были плачевны. Потом сам арсский пастырь скажет, что этот священник пять или шесть лет старался чему-нибудь его научить, но это был напрасный труд, потому что, несмотря на все его усилия, в голове юноши не укладывалось ничего. В этих словах много смирения, но в то же время много правды.
Он был рукоположен в возрасте 29 лет, в 1815 году, когда в Турине родился Дон Боско. Первые годы служения он провел под началом того святого священника, который так помог ему и так много сделал для его воспитания: «За ним есть прегрешение, - скажет впоследствии Жан-Мари Вианней, - в котором ему будет трудно оправдаться перед Богом: он помог мне рукоположиться».
Необходимо оговорить, что Жан-Мари желал этого всем сердцем, но глубоко осознавал свое недостоинство. Его покровитель, напротив, его поддерживал и ободрял, потому что был убежден в том, что у Жана-Мари ярко выраженное призвание и что недостаток образования будет возмещен особым даром разумения в вере. И он оказался прав. Жан-Мари, со своей стороны, был убежден, что получил огромный и незаслуженный дар: «Я думаю, - скажет он впоследствии, - что Господу было угодно избрать из всех приходских священников самого тупого, чтобы совершить наибольшее из всех возможных благ. Если бы Он нашел еще худшего, Он поставил бы его на мое место, чтобы явить Свое великое милосердие».
Ключевая фраза здесь "Господу было угодно избрать" - без этого святости не бывает; нагляднее это видно из следующей биографии.
Святая Тереза из Лизье
Тереза Мартэн родом из зажиточной буржуазной семьи, в пятнадцать лет ушла в кармелитский монастырь, умерла в двадцать пять от чахотки. Канонизирована через двадцать пять лет после смерти, т.е. необычайно скоро.
Что же произошло? Некоторые современные богословы и ученые пребывают в растерянности. Они спрашивают себя, не обязана ли Тереза своей славой недоразумению: кажется, что она неожиданно показала слишком легкий, улыбчивый, домашний путь к святости; кажется, что она одним ударом опрокинула древнее здание героической святости, невозможной для простых верующих, ради повседневной святости, состоящей из мелочей и розовых лепестков, рассыпанных над Распятием или перед Святейшим Таинством, как когда-то рассыпали их дети во время процессии Тела Господня.
Невероятно, но эта девушка реформировала само понятие святости, показала, что возможен иной путь для христианина.
Кармеле Тереза "малая" жила двумя тайнами: детством Иисуса (требующим послушания и простого, доверчивого предания себя Богу) и Его страстями (требующими сопричастности и жертвы). Поэтому она попросила позволения называться сестрой Терезой Младенца Иисуса и Святого Лика.
Прежде всего Детство.
Речь шла о том, чтобы «читать Евангелие взыскательными глазами ребенка», пока сама Тереза не стала «живым учением», «словом Божьим» для нашего времени.
Итак, прежде всего Тереза приняла всерьез тайну детства Иисуса: Иисус - это воплощенное Слово Божье, но в латинском языке «ребенок» этимологически значит «не умеющий говорить».
Следовательно, в начале нашей веры лежит великая тайна: Бог стал ребенком, не умеющим говорить, возложив на нас, взрослых, обязанность заботиться о Нем, поэтому все мы должны учиться у Его Матери Марии.
Тереза разрешала все проблемы радикальным образом, созерцая тайну детства Иисуса: она предлагала себя Ему как игрушку, не драгоценную игрушку, к которой дети чуть ли не боятся прикоснуться, но как игрушку самую обыкновенную, любимую, которую они могут взять и отбросить, прижать к сердцу или оттолкнуть ногой, а потом в беспокойстве искать. Поэтому когда Тереза страдает, она страдает потому, что Младенец Иисус забывает о Своей игрушке, или вдруг отбрасывает, или ломает ее, чтобы посмотреть, что у нее внутри, и кто может сказать ему: «Почему Ты так делаешь?». Игрушка принадлежит Ему.
Однажды она объяснила свою духовную программу следующим образом: «Оставаться детьми перед Богом значит признать свое собственное ничтожество, ожидать всего от благого Бога, как ребенок ожидает всего от отца. Не стремиться изменить свое состояние по мере возрастания... значит никогда не приписывать самим себе свои добрые дела... и никогда не впадать в отчаяние из-за своих прегрешений, потому что дети часто падают, но они слишком малы, чтобы сильно ушибиться». Отвлекаясь от образов, можно сказать, что речь идет от отказа от восприятия христианской жизни как ряда важных обязанностей и драматических ситуаций (что ведет к разочарованию, если нам кажется, что нас не оценили по достоинству, или, наоборот, к комплексу неполноценности, если мы сами оказались не на высоте); речь идет о том, чтобы радостно и добровольно «предаться Богу, подобно ребенку, без страха засыпающему на руках у отца».
Именно эта весть, принесенная Терезой, излечила Церковь ее времени от последних симптомов янсенизма: чтобы сделать людей добродетельными, нельзя только учить их бояться кары Божьей, наоборот, нужно, чтобы они изумлялись любви, превышающей все их заслуги.
Уже смертельно больная Тереза по приказу своей настоятельницы писала свою автобиографию, рассказывающую о ее духовном пути. Эта книга переведена на русский, есть в сети. У меня в планах ее прочесть, так что как-нибудь напишу подробнее.
Как бы то ни было, но духовный опыт Святой Терезы это не только и не столько ее заслуга, это Дар, для которого она оказалась достойным проводником - слишком уж немыслим такой опыт для столь короткой жизни.
Эдит Штейн
Еврейская девушка, ставшая сначала философом (она была ученицей Гуссерля), потом принявшая католичество и ушедшая в кармелитский монастырь, окончила жизнь в газовой камере Освенцима. Я когда-то читал ее биографию и писал о ней. В рассказе о ней чувствуется некое недоумение автора - вроде ни чудес не было, да и странно, что интеллектуалка и христианская феминистка нашего времени причислена к лику святых. Не отрицая ее героической смерти - все же, почему она? Недоумение автора проявляется хотя бы в том, что он в рассказе о ней сбивается на рассказ о длительной агонии (несколько дней) и обращении Гуссерля, ее бывшего учителя. Как будто автор пытается ответить себе на вопрос, так почему же она - святая?
В личности Эдит выражена та подлинная богословская трагедия, которую мы еще не осмыслили до конца: она, еврейка, была убита потому, что в ее жилах не текла "нордическая кровь", была убита бывшими христианами, которые выдумали новую языческую религию, и была убита потому, что была христианкой, в отместку тем епископам, которые осудили это язычество.
И Эдит парадоксальным образом полностью принадлежала одновременно и христианскому народу и народу еврейскому. Более того, она - свидетель того, сколь глубоко христианский народ привился к еврейскому, и сколь языческим становится христианский народ, когда он ополчается против своего священного прошлого.
В конце концов он сбивается чуть ли не на нумерологию, выискивая в ее жизни совпадения, некие знаки. Наверное, это не лучшая глава книги, но все же сама логика автора кое-что говорит о самом понятии святости.
--------------------------------------
Прочитав эти четыре биографии и обдумав их, я пришел к выводу, который хочу записать курсивом и с новой строки:
Святость не является заслугой, святость не является наградой.
Святость это дело не человека, это дело Бога, а человек должен суметь стать достойным этого Дела, но делает его не он, он лишь инструмент. Святая Бернадетта Лурдская - неграмотная крестьянская девочка, которой явилась Богоматерь, потом всю жизнь порожила в монастыре очень скромной монахиней и на вопросы об общении с Богоматерью отвечала так: "я лишь метла в руках Господа, Ему было угодно использовать меня, а потом Он просто поставил меня в сторону". Она не видела в своих действиях какой-то заслуги - не видел их и Аррский пастырь; Святая Тереза из Лизье сообщила нечто, что никак не могло быть только ее мыслями - именно поэтому с канонизацией этих святых не было проволочек, слишком уж очевидно было Высшее вмешательство в их жизнь. Так же становится понятно, почему Дамиан де Вестер канонизирован спустя сто десять лет - предлагаю мысленный эксперимент: заменим в рассказе о нем его веру на буддизм/ислам/атеизм. Представили? Ведь без проблем представить это можно; рассказ о нем это рассказ о подвиге человека (и в этом смысле он герой по любым меркам). Когда я сказал, что святость не является наградой, я имел в виду именно человеческий смысл награды: если Петя герой, а Вася сделал куда больше в более сложных и тяжелых условиях, то он тем более герой. Так можно говорить о героизме, но не о святости - для нее важнее та составляющая, что идет от Бога. Важнее настолько, что без нее святости не бывает. Святой - лишь инструмент в руках Бога. Для этого требуется неимоверное напряжение сил - это как быть проводником молнии: "Тереза убеждена, что когда Бог находит души, открывшиеся Его любви, Он быстро сжигает их огнем опаляющим". Чтобы быть святым, от человека требуется героизм - но он возможен и как только человеческое дело; в случае Дамиана де Вестера в героизме сомневаться не приходилось - церковь же боялась ошибиться именно в наличии Божественной составляющей. И отсюда же становится понятно такое странное построение рассказа об Эдит Штайн, весь этот поиск совпадений и скрытых в них смыслов - Он, как известно, может зашифровать в случайности то, что хочет донести до человека.
Я совсем не уверен, что святость существует (равно я не слышал голоса Карузо), но сам смысл этого понятия вырисовался такой. Интересно, правильно ли я это понял.
Антонио Сикари «Четыре портрета святых»
http://www.catholiconline.ru/node/583
http://www.catholiconline.ru/node/117
http://www.catholiconline.ru/node/120
http://www.catholiconline.ru/node/119
В начале зимы мой друг А.К. дал мне прочесть пару написанных им статей для какой-то католической энциклопедии, одна из них - об одном голландском святом, жившем в XX веке. Я прочел ее и одного не понял - почему он святой. Он, конечно, человек исключительно достойный, к тому же боролся с фашизмом и кончил жизнь в лагере смерти - но, что ни говори, а таких было много, и героев среди них много, почему же он признан святым? В списке литературы была ссылка на книгу Антонио Сикари "Портреты святых", вот и решил поискать ее в сети. Выбрал четыре статьи о четырех святых XIX-XX века, чтобы незнакомые исторические реалии не искажали восприятие, и вот прочел. Надо сказать, что-то прояснилось - но об этом в конце.
Дамиан де Вестер
Тридцатитрехлетний фламандский миссионер отправился на Гавайи в Молокайский лепрозорий, в ад по сути. Проказу еще лечить не умели, даже не были известны пути заражения ею. Эпидемия проказы на Гавайях началась в 1850 году, в 1865 году на изолированном острове была основана колония прокаженных, куда насильно свозились все заболевшие. До 1873 года, когда туда приехал отец Дамиан, на острове не было ни одного белого человека. Людей привозили умирать и на острове не было ни законов, ни человеческого достоинства. Трупы умерших скармливались свиньям. Это был ад во всех смыслах.
Подготовка людей к смерти было смыслом его миссии и его проповедничества. Ничего другого и не оставалось: лечение невозможно и бесполезно, только смерть была неизбежной. Настолько неизбежной, что гавайское правительство почти приняло решение объявить всех ссыльных Молокая «юридически умершими». Педагогический путь, который повсюду, в любом другом христианском обществе, был столь очевиден («научить хорошо жить, чтобы научить хорошо умереть»), в Молокае был уже невозможен. Следовало перевернуть смысловой порядок: научить хорошо умереть, чтобы они могли обрести смысл и достоинство (и даже «радость») в кажущейся жизни, которая еще тлела в этих лоскутках существования, так похожих на лоскутки их собственного тела. Если во всем мире смерть была последним актом драмы человеческого существования, к которому подходили после долгой подготовки многочисленных жизненных перипетий, то в Молокае смерть была не завершением, а фоном жизни. Психологически она была просто «прологом», от которого зависело все остальное. И отец Дамиан знал, что эта смерть касалась также и его. Он не был и не хотел быть простым зрителем.
Итак, он начал сопровождать смерть траурными церемониями, чтобы придать ей человеческое достоинство. Если представить, что до его приезда трупы оставляли на улице, и они шли на корм свиньям, то можно понять достоинство того, кто принимается за сооружение кладбища. «Белая изгородь, большой крест, освященная земля...» Это кажется почти невероятным, но чувство достоинства, вызванное этим простым фактом (никто больше не хотел умирать по-скотски) было так сильно, что газета гавайских протестантов выразила протест против такой инициативы, которая, как они писали, позволяла отцу Дамиану увеличивать число обращенных в католическую веру.
Через несколько лет отец Дамиан и сам заболел проказой и так и окончил свою жизнь в сорок девять лет на этом острове. По любым меркам он был герой, каких мало, и прожил исключительно достойную жизнь. По любым меркам. Но вот что любопытно - на момент написания книги Дамиан де Вестер еще не был канонизирован, из википедии я узнал, что это произошло только в 2009 году, через сто десять лет после его смерти. Сначала я не понял, почему тянули так долго, о чем раздумывали.
Святой Жан-Мари Вианней, Пастырь Арсский
Если о предыдущем святом рассказать просто, то об Аррском Пастыре мне сказать намного сложнее. Да и автору книги тоже - он вышел из положения, процитировав одного из биографов Вианнея, французского поэта Анри Геона. Поступлю так же и я:
Жил-был во Франции, в окрестностях Лиона, маленький верующий крестьянин, который с самых малых лет любил одиночество и Бога благого. А поскольку те парижские господа, которые устроили революцию, не разрешали народу молиться, мальчик со своими родителями ходил слушать Литургию в хлебный амбар.
Священники тогда скрывались, а если их ловили, то им по-всамделишнему отрубали голову.
Поэтому Жан-Мари Вианней мечтал стать священником. Но хотя он умел молиться, ему не хватало образования. Он сторожил овец и возделывал землю.
Он слишком поздно поступил в духовную семинарию и провалил все экзамены. Но призваний тогда было мало и в конце концов его все-таки взяли. Он был назначен приходским священником в Арс и оставался там до самой смерти. Он был последним из сельских священников в последней из французских деревень. Но он был прирожденным священником, а это случается не часто. И призвание его было столь исключительным, что в последней французской деревне оказался первый священник Франции, и вся Франция пустилась в путь, чтобы увидеть его.
Так вот, он обращал всех, кто приходил к нему и, если бы не умер, то обратил бы всю Францию.
Он исцелял душевные и телесные недуги. Он читал в сердцах, как в книге. И Пресвятая Дева посещала его, а дьявол строил ему козни, но не мог помешать ему быть святым.
Он стал каноником, потом - кавалером Ордена Почетного Легиона, потом его считали святым.
Но пока он был жив, он так и не понял, почему.
И это прекраснейшее доказательство того, что он действительно заслужил эту славу.
Все это происходило в XIX веке, который в раю, где знают людям истинную цену, называется “веком арсского пастыря”. Но во Франции об этом даже не подозревают.
Вот это "даже не подозревают" очень красноречиво - в общем, и непонятно, что он такого сделал или чем он таким был, этот аррский пастырь. Как я понимаю, понять это мы никогда не сможем - так же как и не сможем оценить всю красоту голоса Карузо; нам остается только читать воспоминания тех, кто его слышал, и воображать, не пытаясь представить себе этот феномен. В некотором смысле это уже ближе к смыслу святости; кое-что - ответ на вопрос "почему?", а не "что/как это было?" - проясняется из деталей его биографии:
Когда он впервые сел за школьную скамью, ему было 17 лет. Он безуспешно пытался учиться. Ему помогал его друг-священник, веривший в его призвание, но результаты были плачевны. Потом сам арсский пастырь скажет, что этот священник пять или шесть лет старался чему-нибудь его научить, но это был напрасный труд, потому что, несмотря на все его усилия, в голове юноши не укладывалось ничего. В этих словах много смирения, но в то же время много правды.
Он был рукоположен в возрасте 29 лет, в 1815 году, когда в Турине родился Дон Боско. Первые годы служения он провел под началом того святого священника, который так помог ему и так много сделал для его воспитания: «За ним есть прегрешение, - скажет впоследствии Жан-Мари Вианней, - в котором ему будет трудно оправдаться перед Богом: он помог мне рукоположиться».
Необходимо оговорить, что Жан-Мари желал этого всем сердцем, но глубоко осознавал свое недостоинство. Его покровитель, напротив, его поддерживал и ободрял, потому что был убежден в том, что у Жана-Мари ярко выраженное призвание и что недостаток образования будет возмещен особым даром разумения в вере. И он оказался прав. Жан-Мари, со своей стороны, был убежден, что получил огромный и незаслуженный дар: «Я думаю, - скажет он впоследствии, - что Господу было угодно избрать из всех приходских священников самого тупого, чтобы совершить наибольшее из всех возможных благ. Если бы Он нашел еще худшего, Он поставил бы его на мое место, чтобы явить Свое великое милосердие».
Ключевая фраза здесь "Господу было угодно избрать" - без этого святости не бывает; нагляднее это видно из следующей биографии.
Святая Тереза из Лизье
Тереза Мартэн родом из зажиточной буржуазной семьи, в пятнадцать лет ушла в кармелитский монастырь, умерла в двадцать пять от чахотки. Канонизирована через двадцать пять лет после смерти, т.е. необычайно скоро.
Что же произошло? Некоторые современные богословы и ученые пребывают в растерянности. Они спрашивают себя, не обязана ли Тереза своей славой недоразумению: кажется, что она неожиданно показала слишком легкий, улыбчивый, домашний путь к святости; кажется, что она одним ударом опрокинула древнее здание героической святости, невозможной для простых верующих, ради повседневной святости, состоящей из мелочей и розовых лепестков, рассыпанных над Распятием или перед Святейшим Таинством, как когда-то рассыпали их дети во время процессии Тела Господня.
Невероятно, но эта девушка реформировала само понятие святости, показала, что возможен иной путь для христианина.
Кармеле Тереза "малая" жила двумя тайнами: детством Иисуса (требующим послушания и простого, доверчивого предания себя Богу) и Его страстями (требующими сопричастности и жертвы). Поэтому она попросила позволения называться сестрой Терезой Младенца Иисуса и Святого Лика.
Прежде всего Детство.
Речь шла о том, чтобы «читать Евангелие взыскательными глазами ребенка», пока сама Тереза не стала «живым учением», «словом Божьим» для нашего времени.
Итак, прежде всего Тереза приняла всерьез тайну детства Иисуса: Иисус - это воплощенное Слово Божье, но в латинском языке «ребенок» этимологически значит «не умеющий говорить».
Следовательно, в начале нашей веры лежит великая тайна: Бог стал ребенком, не умеющим говорить, возложив на нас, взрослых, обязанность заботиться о Нем, поэтому все мы должны учиться у Его Матери Марии.
Тереза разрешала все проблемы радикальным образом, созерцая тайну детства Иисуса: она предлагала себя Ему как игрушку, не драгоценную игрушку, к которой дети чуть ли не боятся прикоснуться, но как игрушку самую обыкновенную, любимую, которую они могут взять и отбросить, прижать к сердцу или оттолкнуть ногой, а потом в беспокойстве искать. Поэтому когда Тереза страдает, она страдает потому, что Младенец Иисус забывает о Своей игрушке, или вдруг отбрасывает, или ломает ее, чтобы посмотреть, что у нее внутри, и кто может сказать ему: «Почему Ты так делаешь?». Игрушка принадлежит Ему.
Однажды она объяснила свою духовную программу следующим образом: «Оставаться детьми перед Богом значит признать свое собственное ничтожество, ожидать всего от благого Бога, как ребенок ожидает всего от отца. Не стремиться изменить свое состояние по мере возрастания... значит никогда не приписывать самим себе свои добрые дела... и никогда не впадать в отчаяние из-за своих прегрешений, потому что дети часто падают, но они слишком малы, чтобы сильно ушибиться». Отвлекаясь от образов, можно сказать, что речь идет от отказа от восприятия христианской жизни как ряда важных обязанностей и драматических ситуаций (что ведет к разочарованию, если нам кажется, что нас не оценили по достоинству, или, наоборот, к комплексу неполноценности, если мы сами оказались не на высоте); речь идет о том, чтобы радостно и добровольно «предаться Богу, подобно ребенку, без страха засыпающему на руках у отца».
Именно эта весть, принесенная Терезой, излечила Церковь ее времени от последних симптомов янсенизма: чтобы сделать людей добродетельными, нельзя только учить их бояться кары Божьей, наоборот, нужно, чтобы они изумлялись любви, превышающей все их заслуги.
Уже смертельно больная Тереза по приказу своей настоятельницы писала свою автобиографию, рассказывающую о ее духовном пути. Эта книга переведена на русский, есть в сети. У меня в планах ее прочесть, так что как-нибудь напишу подробнее.
Как бы то ни было, но духовный опыт Святой Терезы это не только и не столько ее заслуга, это Дар, для которого она оказалась достойным проводником - слишком уж немыслим такой опыт для столь короткой жизни.
Эдит Штейн
Еврейская девушка, ставшая сначала философом (она была ученицей Гуссерля), потом принявшая католичество и ушедшая в кармелитский монастырь, окончила жизнь в газовой камере Освенцима. Я когда-то читал ее биографию и писал о ней. В рассказе о ней чувствуется некое недоумение автора - вроде ни чудес не было, да и странно, что интеллектуалка и христианская феминистка нашего времени причислена к лику святых. Не отрицая ее героической смерти - все же, почему она? Недоумение автора проявляется хотя бы в том, что он в рассказе о ней сбивается на рассказ о длительной агонии (несколько дней) и обращении Гуссерля, ее бывшего учителя. Как будто автор пытается ответить себе на вопрос, так почему же она - святая?
В личности Эдит выражена та подлинная богословская трагедия, которую мы еще не осмыслили до конца: она, еврейка, была убита потому, что в ее жилах не текла "нордическая кровь", была убита бывшими христианами, которые выдумали новую языческую религию, и была убита потому, что была христианкой, в отместку тем епископам, которые осудили это язычество.
И Эдит парадоксальным образом полностью принадлежала одновременно и христианскому народу и народу еврейскому. Более того, она - свидетель того, сколь глубоко христианский народ привился к еврейскому, и сколь языческим становится христианский народ, когда он ополчается против своего священного прошлого.
В конце концов он сбивается чуть ли не на нумерологию, выискивая в ее жизни совпадения, некие знаки. Наверное, это не лучшая глава книги, но все же сама логика автора кое-что говорит о самом понятии святости.
--------------------------------------
Прочитав эти четыре биографии и обдумав их, я пришел к выводу, который хочу записать курсивом и с новой строки:
Святость не является заслугой, святость не является наградой.
Святость это дело не человека, это дело Бога, а человек должен суметь стать достойным этого Дела, но делает его не он, он лишь инструмент. Святая Бернадетта Лурдская - неграмотная крестьянская девочка, которой явилась Богоматерь, потом всю жизнь порожила в монастыре очень скромной монахиней и на вопросы об общении с Богоматерью отвечала так: "я лишь метла в руках Господа, Ему было угодно использовать меня, а потом Он просто поставил меня в сторону". Она не видела в своих действиях какой-то заслуги - не видел их и Аррский пастырь; Святая Тереза из Лизье сообщила нечто, что никак не могло быть только ее мыслями - именно поэтому с канонизацией этих святых не было проволочек, слишком уж очевидно было Высшее вмешательство в их жизнь. Так же становится понятно, почему Дамиан де Вестер канонизирован спустя сто десять лет - предлагаю мысленный эксперимент: заменим в рассказе о нем его веру на буддизм/ислам/атеизм. Представили? Ведь без проблем представить это можно; рассказ о нем это рассказ о подвиге человека (и в этом смысле он герой по любым меркам). Когда я сказал, что святость не является наградой, я имел в виду именно человеческий смысл награды: если Петя герой, а Вася сделал куда больше в более сложных и тяжелых условиях, то он тем более герой. Так можно говорить о героизме, но не о святости - для нее важнее та составляющая, что идет от Бога. Важнее настолько, что без нее святости не бывает. Святой - лишь инструмент в руках Бога. Для этого требуется неимоверное напряжение сил - это как быть проводником молнии: "Тереза убеждена, что когда Бог находит души, открывшиеся Его любви, Он быстро сжигает их огнем опаляющим". Чтобы быть святым, от человека требуется героизм - но он возможен и как только человеческое дело; в случае Дамиана де Вестера в героизме сомневаться не приходилось - церковь же боялась ошибиться именно в наличии Божественной составляющей. И отсюда же становится понятно такое странное построение рассказа об Эдит Штайн, весь этот поиск совпадений и скрытых в них смыслов - Он, как известно, может зашифровать в случайности то, что хочет донести до человека.
Я совсем не уверен, что святость существует (равно я не слышал голоса Карузо), но сам смысл этого понятия вырисовался такой. Интересно, правильно ли я это понял.