Островский как детектив
Оказались сегодня с Людой в роли тех самых американских студентов. Смотрим старую экранизацию "Горячего сердца" Островского, и вдруг до нас доходит, что Курослепова-то жена на наркотиках держала, чтобы её шашням не мешал.
Обычно считается, что он "просто" одурел от больших денег, "просто" спит, и у него "просто" галлюцинации. Вот только зашедший к нему городничий зачем-то рассказывает, как во время войны вязали одурманенных опиумом турок, когда "дух-то этот храбрый весь у них вылетит". Чуть позже осведомитель городничего Силантий сообщает, что "Заплыли у него очи-то, я говорю; заплыли, потускнели совсем". Причём городничий оказывается осведомлён о том, что происходит в доме Курослепова - он говорит Силантию об интрижке Матрёны и Наркиса, а тот только подтверждает. Так что если Силантий дважды сказал городничему про потускневшие глаза Курослепова, значит, городничий специально про глаза спрашивал.
А в конце пьесы, когда Матрёну уже повязали, Курослепов требует сказать ему, "вовсе я рехнувшись, или еще во мне какая искра теплится". На что городничий ему отвечает "Погляди-ка на меня! Нет, еще рано за решетку, еще погуляй. Я тогда тебе скажу". В фильме он при этом ещё делает руки биноклем и смотрит прямо в глаза Курослепову...
Можно было бы сказать, что всё это случайности. Вот только Островский называл эту пьесу "с любовью отделанной". И фильм с любовью отделан, много чёрточек говорящих добавлено. Скажем, когда выгнанный из приказчиков Гаврила появляется в третьем действии, отправляясь на богомолье, на ногах у него уже не сапоги, а лапти. Не то продал сапоги, не то просто в котомку сложил, чтобы не бить. И правильно.
Кстати, о городничем. Если не считать взяток и прочих поборов, действует он строго в рамках закона. Он просто присвоил себе полномочия совестного суда, каковой в их уезде, скорее всего, уже отменён. Заметьте - на арест он отправляется по всем правилам, с понятыми и добросовестным свидетелем. Но потом договаривается с Курослеповым судить по совести, а не по закону (делает он это за сценой, но для того и введена аналогичная ситуация с должниками и кредиторами). Сам Островский начинал свою юридическую карьеру с Московского совестного суда, и был прекрасно осведомлён об этих тонкостях. Видимо, в этом и подтекст его согласия на требуемую цензурой ремарку "действие происходит 30 лет назад".
Обычно считается, что он "просто" одурел от больших денег, "просто" спит, и у него "просто" галлюцинации. Вот только зашедший к нему городничий зачем-то рассказывает, как во время войны вязали одурманенных опиумом турок, когда "дух-то этот храбрый весь у них вылетит". Чуть позже осведомитель городничего Силантий сообщает, что "Заплыли у него очи-то, я говорю; заплыли, потускнели совсем". Причём городничий оказывается осведомлён о том, что происходит в доме Курослепова - он говорит Силантию об интрижке Матрёны и Наркиса, а тот только подтверждает. Так что если Силантий дважды сказал городничему про потускневшие глаза Курослепова, значит, городничий специально про глаза спрашивал.
А в конце пьесы, когда Матрёну уже повязали, Курослепов требует сказать ему, "вовсе я рехнувшись, или еще во мне какая искра теплится". На что городничий ему отвечает "Погляди-ка на меня! Нет, еще рано за решетку, еще погуляй. Я тогда тебе скажу". В фильме он при этом ещё делает руки биноклем и смотрит прямо в глаза Курослепову...
Можно было бы сказать, что всё это случайности. Вот только Островский называл эту пьесу "с любовью отделанной". И фильм с любовью отделан, много чёрточек говорящих добавлено. Скажем, когда выгнанный из приказчиков Гаврила появляется в третьем действии, отправляясь на богомолье, на ногах у него уже не сапоги, а лапти. Не то продал сапоги, не то просто в котомку сложил, чтобы не бить. И правильно.
Кстати, о городничем. Если не считать взяток и прочих поборов, действует он строго в рамках закона. Он просто присвоил себе полномочия совестного суда, каковой в их уезде, скорее всего, уже отменён. Заметьте - на арест он отправляется по всем правилам, с понятыми и добросовестным свидетелем. Но потом договаривается с Курослеповым судить по совести, а не по закону (делает он это за сценой, но для того и введена аналогичная ситуация с должниками и кредиторами). Сам Островский начинал свою юридическую карьеру с Московского совестного суда, и был прекрасно осведомлён об этих тонкостях. Видимо, в этом и подтекст его согласия на требуемую цензурой ремарку "действие происходит 30 лет назад".