Адвент 2024. Первая свеча
В отсыревших, потраченных молью легких моих
не слишком-то много теперь кислорода.
Я смотрю на девчонку, которую хлещут водою. Декабрь. Она за свободу.
Я смотрю на юных солдат. На детей, что досыпают в мамаде
в плюшевых теплых пижамах.
Я читаю, что пишут об этом их мамы. И молчу об этих детях и этих мамах.
Я смотрю на пожары, на рушащиеся дома, на заснятые наскоро взрывы.
Там минуту назад были люди. Минуту назад были живы.
Мою подругу тошнит стихами. В каждом пятом - зайки, мышки и птички.
А в остальных - дикий вой, хрип последнего ужаса, зарифмованный в силу хорошего воспитания и старой полезной привычки.
Привыкнуть к аду нельзя, но как быть, если нельзя не привыкнуть...
Друзья мои пишут письма в тюрьму, чтоб на миг человека истерзанного
окликнуть,
прикоснуться строчкой, бумажным голубем, самолетиком, буквами испещренным.
Я смотрю и слушаю тех, кто говорит, бормочет, бредит ночью бессонно.
Я свидетель. Мы все свидетели. Нас не вызовут, мы обо всем забудем.
Руку на Библию класть не будем. "Ваша честь, я расскажу все, что помню, без утайки и с полным сознанием долга" - тоже не будем.
У меня не хватает силы в потрепанных легких, чтобы просто сказать:
да будьте вы прокляты, сволочи, мироубийцы, людожеры, насильники, сколько же можно, блять...
Они и так уже прокляты. Знают это - живут согласно проклятию. Жирною ложью сквернят уста. Присягают тьме.
Господи. Дай нам воздуха. В этом пространстве неправды и боли мы все давно не в своем уме.
Давно не в своем уме.