(no subject)
Был дождь весь день. Ну почти весь. И Варна была растрепанная, и клены ее желтеющие растрепанные, а небо серое - и с дождём. Неловкая, как будто всё врасплох, всё так жалобно и растерянно. "Как будто сама природа по ней плачет", сказала Ж., как всегда говорят, если хоронят в дождь. Это очень глупо, если напишешь, но я люблю Ж, у неё очень тёплые карие глаза и чудесная улыбка, и она сейчас тоже врасплох... растерянная... На венке от детского сада, где работала Веселина, добрые слова были написаны тушью, ну, может, напечатаны на принтере, в общем, под дождем буквы потекли, как тушь у расплакавшейся школьницы. Кто-то утешал маму, кто-то раздавал влажные салфетки, рабочий на кладбище держал лопату земли, чтобы все, кто подходил, могли бросить горстку. Подавать кладбищенскую землю, как святую воду в испанских драмах... А потом дождь кончился. У дороги, дальше, по проспекту, рос огромный куст ежевики, унизанный красными твердыми и холодными ягодами. Ни одной спелой - все еще только созревают, очевидно, цвел в октябре. И вот что мне кажется. Думаю, что самое лучшее, что мы можем сделать друг для друга, - это оставить другому такой маленький стеклянный шарик. И чтобы туда было навеки влито какое-нибудь воспоминание, хорошее, но на самом деле, можно и не очень, тогда это не будет хорошим, но будет тревожить, оживлять прошлое, напоминать, что оно было. Но лучше, конечно, хорошее. Ягодка с мокрого куста ежевики, хотя и уже чернела постепенно, все равно была кислой, терпкой горьковатой. Ну вот так уж, Веси, такая поминальная трапеза в твою честь - ноябрьская ежевика. А однажды, в незапамятной дали, Katy Trend взяла и подарила мне песенку, и вот было столько лет, и она не вспоминалась так долго, ну, может, молча сияла откуда-то изнутри, а с этой ягодкой ежевики - вот же она, каждое слово, и с ней хожу сегодня весь день, как с золотым вьюном, перекладываю с плеча на плечо и понимаю, что ничего лучше про наше то незапамятное не сказал никто из нас.
А бывали времена не темнее, не стремнее,
Звёзды падали на нас, как одна другой яснее,
Мы сажали их в горшки, поливали чем попало -
Звёзды прорастали...
Всё правда. Каждое слово правда. И падали, и сажали в горшки, и действительно - чем попало. И прорастали. Спой мне, мешугене кинд, как лететь не зная крыльев, как у медленной реки зверь и птица жили-были, как серебряный святой облака по небу катит, их на наш век хватит... Всё так. Стоило жить так долго, пролистнуть столько городов и стран, чтобы чужденцем на похоронах почти незнакомой милой Веси, с которой просто пели два раза в неделю, а там гроб уже спрятан в варненскую землю, с желтыми листьями и неловко брошенными вдогонку темными розами, вдруг понять про себя, что всё это время ты всего лишь мешугене кинд. Так сказала когда-то Кэти, и с тех пор ничего не изменилось. Ничего.
А бывали времена не темнее, не стремнее,
Звёзды падали на нас, как одна другой яснее,
Мы сажали их в горшки, поливали чем попало -
Звёзды прорастали...
Всё правда. Каждое слово правда. И падали, и сажали в горшки, и действительно - чем попало. И прорастали. Спой мне, мешугене кинд, как лететь не зная крыльев, как у медленной реки зверь и птица жили-были, как серебряный святой облака по небу катит, их на наш век хватит... Всё так. Стоило жить так долго, пролистнуть столько городов и стран, чтобы чужденцем на похоронах почти незнакомой милой Веси, с которой просто пели два раза в неделю, а там гроб уже спрятан в варненскую землю, с желтыми листьями и неловко брошенными вдогонку темными розами, вдруг понять про себя, что всё это время ты всего лишь мешугене кинд. Так сказала когда-то Кэти, и с тех пор ничего не изменилось. Ничего.