А. М. Волков и его Дорога из желтого кирпича
14 июня 2016 года Александру Мелентьевичу Волкову исполнилось бы 125 лет. И чем больше я узнаю о нем, тем больше моё уважение к этому человеку, доброму и великодушному сказочнику, украсившему детство стольких советских детей, подарившего нам Волшебную страну с её дорогой, вымощенной жёлтым кирпичом.
Учитель из Усть-Каменогорска
Как это часто бывает, Александр Волков стал сказочником почти случайно. Как и другой великий сказочник нашего столетия, родившийся всего на год позже Волкова, профессор филологии Джон Рональд Толкиен, сочинивший для своих детей сказку про хоббита и открывший двери в Средиземье. Как и математик Льюис Кэрролл, рассказывавший историю про Страну Чудес своим маленьким друзьям - дочкам коллеги по университету. Видимо, самые лучшие, самые захватывающие истории сами выбирают, кому и когда довериться.
Александр Волков родился в 1891 году, в небольшом городке Усть-Каменогорске, в верховьях Иртыша. Сейчас это город в Казахстане, а тогда - военное поселение, крепость, получившая статус города лишь за 20 лет до рождения писателя. В тех местах селились казаки и староверы, а сам городок был торговым - там ежегодно проходили большие ярмарки. Добротные каменные дома купцов стоят там и по сей день. 1894 году в Усть-Каменогорске, как и по всей России, праздновали коронацию Николая II - Саша Волков потом до старости вспоминал об этом дне: «Длинное здание казармы разукрашено гирляндами цветных бумажных фонариков, высоко в небо взлетают ракеты и рассыпаются там разноцветными шариками, с шипением вертятся огненные колеса». Было ему тогда всего три года. Родители его, люди простые, более чем небогатые, уважали знания. Отец, Мелентий Михайлович Волков, будучи простым солдатом, самостоятельно выучился читать и писать, впоследствии, как грамотный, получил младший офицерский чин, вышел в отставку фельдфебелем. Вслед за мужем освоила грамоту и мать писателя, Соломея Петровна, и сына своего они познакомили с книжками в самом раннем возрасте. Мальчик поступил в городское училище - и всю начальную школы учился на «отлично», переходил из класса в класс с наградами.. Закончив городское училище первым учеником в 12 лет, Саша встал перед выбором: как быть дальше? Идти в Семипалатинскую гимназию - на это нет денег: ведь придется сдавать три иностранных языка. Поступать в семинарию на казенный счет - но туда принимают только с 15 лет. Саша Волков освоил ремесло переплетчика: соседи отдавали ему переплетать приложения к журналам и истрепавшиеся томики - и юный книгочей таким образом мог и помогать семье, и читать всласть. В семинарию Волков не попал: в этот год лето выдалось жарким, Иртыш пересох - и напрасно мальчик ждал парохода, чтоб доплыть до Семипалатинска. Но судьба улыбнулась ему. В Томске открылся Томский учительский институт - один на всю «азиатскую Россию», а всего по России таких вузов было не более десятка. На 25 мест претендовало 150 человек, и это были лучшие из лучших. Волков был принят, и через два года, в 1910 году, получил диплом, дающий право преподавать в городских и высших начальных училищах «все предметы, кроме Закона Божьего» (его преподавали только священники или выпускники духовных семинарий) - и, по его собственным словам, «преподавал, все или почти все: физику, математику, естествознание, русский язык, литературу, историю, географию, рисование и даже латынь. Кроме пения». В Томском Педагогическом университете гордятся своим знаменитым студентом, там открыт музей Волкова - единственный в стране и уникальный в своем роде. Ну что ж, сын фельдфебеля и портнихи из глухой глуши стал блестяще образованным специалистом, знал несколько языков (английский, французский и немецкий), учитель в царской России - была уважаемая и почтенная профессия, всячески поддерживаемая и обществом, и государством.
На новогоднем учительском балу в 1915 году он встретил свою судьбу. Александр Волков преподавал в городском училище математику, а Калерия Губина - в гимназии танцы и гимнастику. Потом он вспоминал: «Я приглашал всех учительниц и, дурачась, кружил их по залу. Но одну я не осмеливался пригласить. Она была невысокая, тонкая и стройная, и вся какая-то воздушная - казалось, дунет ветерок и оторвет её от полу». Калерия стала его единственной любовью до самой смерти. Через два месяца играли пышную свадьбу, а через год у молодой четы родился сын, потом - ещё один, детей назвали Вивианом и Ромуальдом. Это и для декадентской Москвы было бы вызовом, а тут - Усть-Каменогорск. Внучка Волкова в одном интервью заметила: «Для моего дедушки дать имя малышу - всё равно что нового сказочного персонажа выдумать. Свою племянницу он, к примеру, нарёк с французским прононсом - Конкордией. Все эти имена, правда, были и в православных святцах. И всё равно от них попахивало пыльными страницами рыцарских романов».
Великий «переворот»
Жизнь, казалось, обещала лишь хорошее, дети подрастали, Волковы купили собственный дом, дела складывались блестяще. Но в 1917 году произошла революция. Молодой учитель принял ее с воодушевлением, как и многие среди интеллигенции, но до самой своей смерти называл ее «переворотом». В 1917 году Волков вошёл в состав Усть-Каменогорского совета депутатов, принимал участие в выпуске газеты «Друг народа», преподавал на педагогических курсах, открывшихся в Усть-Каменогорске. А в 1918 году в Усть-Каменогорске уже не на шутку вставал вопрос: как быть, если советская власть окажется свергнутой. Организация «Щит и престол» с поддержкой казаков устроила переворот - и Усть-Каменогорск, как и многие другие города этого региона, оказался «выключенным» из Красной России, а большевики ушли в подполье или партизанские отряды. Ирония судьбы такова, что занимался делами, связанными с подпольем, некий молодой учитель, он же под видом страхового агента разъезжал по округе, устанавливая связь между различными партизанскими отрядами. Звали этого «красного штирлица» Павел Бажовa - и впоследствии его уральские сказы обессмертят это имя. (Здесь, кстати, небезынтересные воспоминания о том времени - и хотя речь идет в основном о Бажове, но примерно понятно, как жили в Усть-Каменогорске Волковы.) Неизвестно, были ли знакомы друг с другом Бажов и Волков. Возможно, и были - ведь после того как в Усть-Каменске опять восстановилась власть «красных», Павел Бажов, учитель по профессии, стал заведующим управления народного образования. Семью Волковых политика, кажется, привлекала не слишком: в это сложное время им и без того хватало хлопот. «Приходилось порой давать уроки за сено для коровы, за масло, за хлеб и топливо. Трудно было, но интересно и весело», - вспоминал потом писатель об этом времени. Веселье было, конечно, относительным.
В Усть-Каменогорске власть менялась долго и мучительно. После того как оттуда ушел Колчак, в январе 1920 город занял отряд атамана Козыря. «Он пришел в город с буйной вольницей анархистов. Козыревцы разъезжали по улицам верхом, и красные ленты, прикрепленные к их шапкам, ниспадали чуть ли не до земли. Показывая свою "революционность", они в первый же день вывели из домов протоиерея Дагаева, бывшего владельца типографии Горлова и городского голову Сидорова и "для острастки другим буржуям" зарубили всех троих шашками». Протоиерей Александр Дагаев был другом Волкова, он венчал их с Калерией. Впоследствии Дагаева канонизируют как священномученика. А самого Волкова судьба сохранила, но об этом страшном времени супруги старались не вспоминать лишний раз. В 1921 заболел дизентерией и буквально сгорел за считанные дни пятилетний Вивиан, и почти сразу вслед за братом ушёл и двухлетний Адинька - у малыша начался круп, а врачи ошиблись с лечением. Молодые родители были буквально убиты горем. В 1926 они покинули Усть-Каменогорск и переехали в Ярославль, где Волков стал директором Опытно-показательной школы им. М. Горького при Ярославском педагогическом институте.
Через несколько лет у Волковых родились два сына - и их вновь назвали Вивианом и Ромуальдом. Впрочем, в двадцатые годы причудливых имен было множество - это уже никого не удивляло. Удивительно было другое: взрослый человек, отец семейства, директор школы экстерном сдавал экзамены за физико-математический факультет педагогического института. Тяга к учебе оказалась сильнее обывательского «здравого смысла». В 1929 году семья перебирается в Москву - и там Волков, преподаватель с двадцатилетним стажем, филолог подает документы в МГУ на математический факультет. К удивлению и восхищению преподавателей, странный немолодой студент одолел пятилетний курс за 7 месяцев. В 1931 он был утвержден доцентом Московского института цветных металлов и золота. С тех пор до 1957 года Волков читал студентам МИЦМИЗа лекции по высшей математике. Студенты его уважали и побаивались - доцент Волков принимал у них экзамены, зорко следил, чтобы никто не списывал. Знали ли они, что это «тот самый» Волков - с Изумрудным городом? А догадывались ли студенты колледжа Крайст-Чёрч, слушая лекции «этого сухаря Доджсона», о том, куда спешит Белый Кролик и что курит Синяя Гусеница?
Дорога к Изумрудному городу
Если верить в случайности, то Изумрудный город начался случайно. Бегло читая по-английски, доцент Волков не мог преодолеть языковой барьер и заговорить. Заведующая кафедрой английского языка В. П. Николич организовала кружок английского для преподавателей - и Волков, разумеется, с радостью воспользовался этой возможностью. Там-то ему и вручили для перевода и практики книгу Ф. Л. Баума «Волшебник из страны Оз». Книга так понравилась Волкову, что он прочитал ее сыновьям и наконец решил перевести на русский. Работа была выполнена в рекордные сроки: менее, чем за три недели, в декабре 1936 года рукопись перевода была готова к презентации.
Нетрудно понять, чем пленила Волкова сказка про Дороти и ее друзей. Страшила, считающий себя глупцом, трусливый Лев, бессердечный Железный Дровосек (у Баума - жестяной) - все эти герои совершают чудеса отваги, любви и преданности, верны до самопожертвования обычной маленькой девочке из Канзаса. Прав был Рей Бредбери, охарактеризовавший мир Страны Оз (вселенную Баума, как бы мы сказали сейчас): «Оз - это где-то за десять минут до сна: там мы перевязываем раны, расслабляемся, воображаем себя лучше, чем на самом деле, бормочем обрывки стихов и думаем о том, что завтра, когда встанет солнце и мы хорошо позавтракаем, люди, быть может, уже не будут так лживы, низки и тупы». На пороге 37 года, в преддверие войны, среди постоянного страха, неустойчивости, после стольких испытаний - и вот по дороге из желтого кирпича идёт компания друзей, торопится в Изумрудный город, чтобы обрести то, что у них есть и так - и вернуть Элли домой. Александр Волков просто не мог не отозваться на мягкий юмор и высокий пафос этой сказки. Книга эта заставляла вновь и вновь поверить в свои силы, обнадеживала и обещала, что все будет хорошо. Книга Баума стала культовой для поколений американских детей. Книга Волкова повторила ее успех в России, но по-другому.
Переработка текста Баума заключалась в том, что сиротка Дороти стала девочкой Элли Смит, у которой были папа и мама, фермеры. Две главы у Баума Волков выключил из повествования, а две, наоборот, дописал. Так, у Баума нет никакого Людоеда, и страшного наводнения на переправе, где друзья чуть не погибли, тоже нет. Но в сущности можно сказать, что Волков не столько перевел Баума, сколько пересказал его, расцветив повествование тонкими и прекрасными подробностями. Так, жевуны, вспомнив о жестокостях Гингемы, начинают рыдать, но перед тем симают шляпы и ставят их на землю, «чтобы колокольчики своим звоном не мешали им рыдать». А когда глаза Головы (одного из воплощений Гудвина, Великого и Ужасного) вращаются, Элли слышит в тишине зала легкий скрип. Еще бы, ведь голова сделана из папье-маше! Но у Баума никакого скрипа нет - это придумал, вернее, додумал - Волков. Волшебницы, в оригинале названные по сторонам света, получают звучные имена - Стелла, Виллина, Бастинда и Гингема. Страж ворот «с зелеными бакенбардами» становится франтом Дином Гиором - и теперь он расчесывает свою длиннейшую холеную бороду. Все эти дополнения приближают сказку к читателю, оживляют ее.
Кстати сказать, сам Волков никогда не пытался скрыть первоисточник, хотя сделать это было проще простого. Не так уж велика была слава Френка Баума в советской России, да и откуда бы ей было взяться? Знатоков английского на постреволюционном пространстве оставалось немного, а на русском Баума не издавали. Тем не менее Волков постоянно напоминал читателям, что источник его сказки - книга американского знаменитого писателя.
Учёный сказочник
Разумеется, «Волшебник Изумрудного города» - это не первый литературный опыт Волкова. К 1936 году он уже успел написать довольно много стихов и рассказов, статей и заметок, а его пьесы для школьных театров с успехом шли и в Казахстане, и в Ярославле. Кроме того, за годы работы в школе Волков отлично изучил свою будущую аудиторию -детей он знал, как мало кто другой. Чудак, педант и немножко «не от мира сего» - Волков обладал чистой душой, добрым сердцем и огромным культурным багажом. Все это быстро понял Самуил Маршак, которому математик Волков написал с просьбой посмотреть рукопись перевода. Перед Маршаком стояла важная задача: требовалось создать новую детскую литературу, удовлетворяющую запросам нового общества. Советская детвора не могла воспитываться на книгах прошлого века. Поэтому, прочитав рукопись, Маршак вынес свое решение: «… по моему впечатлению - Вы можете быть полезны детской нашей литературе». Одной констатацией этого факта дело не ограничилось. Маршак упорно и настойчиво рекомендовал Волкова в различные издательства, журналы, заручился поддержкой такого признанного педагога, как А. С. Макаренко - и наконец добился того, что «Волшебника Изумрудного города» в 1938 году приняли к печати. И уже в период допечатной подготовки было ясно: делается шедевр. Эта сказка будет любимой детской книгой.
Первым иллюстратором «Волшебника» был Николай Радлов, известный еще по «Сатирикону», книжник, умница и талантливый график. Он иллюстрировал Зощенко, Шварца, А. Толстого - и прочитав сказку Волкова, сразу же оценил ее потенциал. Картинки Радлова сразу же стали каноническими - и Волков охотно согласился с ними, хотя и признавался, что представлял себе «своих» героев чуть иначе - ведь Баум был проиллюстрирован в совсем другой манере. А дети, никогда не видевшие американскую книжку, восприняли юмористические и добрые иллюстрации Радлова на ура. Книга имела феноменальный успех. Вышло несколько переизданий - и со всех сторон на автора посыпались детские письма. Благодарные читатели рассказывали о своих впечатлениях, просили прислать экземпляр в их школы и библиотеки (а то имеющийся уже зачитан до дыр), посылали автору рисунки. Одно письмо Волков хранил в своем архиве долгие годы - и теперь оно находится в музее, среди других документов. Писали родители девочки Оли. Их дочь умерла - и, выполняя ее просьбу, они послали любимому Олиному писателю ее теплые слова и девочкину фотографию. Волков, потерявший двоих детей, понимал их боль как никто.
Во время войны Волков был эвакуирован в Алма-Ату (ноябрь 1941 - октябрь 1943) - и продолжал работать. На фронт его призвать не могли - после неудачной операции он лишился глаза. Но писатель (а к тому времени доцент-математик все больше и больше осознавал себя детским писателем) трудился не покладая рук. Им были написаны документальные книги «Бойцы-невидимки» (о математике в артиллерии и авиации) и «Самолеты на войне», цикл радиопьес на военно-патриотическую тему: «Вожатый уходит на фронт», «Тимуровцы», «Патриоты», «Глухой ночью», «Фуфайка» и другие, исторические очерки: «Математика в военном деле», «Славные страницы по истории русской артиллерии», стихи: «Красная Армия», «Баллада о советском летчике», «Разведчики», «Юные партизаны», «Родина». Много писал для газет и радио. А дети войны вспоминали, как много значили для них зеленые книжечки «Волшебника Изумрудного города» - их брали с собой в эвакуацию, их читали по вечерам, чтобы не было так страшно, их берегли как зеницу ока. И это было самой дорогой наградой для писателя.
Волков совершенно не планировал возвращаться в Волшебную страну. Он писал исторические повести и романы - истории из времен Ивана Грозного, Ярослава Мудрого, роман «Скитания» о юных годах Джордано Бруно. Кроме того Волков переводил Жюля Верна, его перу принадлежат научно-популярные произведения для детей о космосе, о математике в артиллерии и авиации, об истории научных открытий и мореплавания. А дети хотели побольше узнать про Элли.
Возвращение в Волшебную страну
Продолжение историй, прославивших Волкова, пришлось ждать долго. Вторая книга про Урфина Джюса появилась лишь в 1963 году. А до того - в 1957 году к писателю пришел молодой чернобородый человек, художник Л. Владимирский. Молодой художник к этому времени уже успел проиллюстрировать «Золотой ключик» - и хотел предложить свои услуги Волкову. Детгиз намеревался наконец переиздать «Волшебника» - но с новыми иллюстрациями. Для этого переиздания Волков еще раз переработал первоначальный вариант - и на этот раз отошёл от первоисточника очень далеко. То, что предлагал художник издательства, Волкова не очень устраивало, а Владимирский неожиданно попал в точку. Его обаятельные, веселые и яркие герои очень понравились Волкову. Так началось сотрудничество двух талантливых авторов - и скоро отношения между автором и его иллюстратором переросли в общее радостное сотворчество. Иной раз Владимирский настаивал на тех или иных поворотах сюжета, иной раз было трудно решить, кому из двоих пришла в голову та или иная мысль. Тандем оказался судьбоносным. К этому времени Волков пережил еще одну, тяжелейшую для него потерю. От рака умерла его жена - с которой они были вместе всю жизнь и перенесли столько радости и горя. Все, что осталось у немолодого писателя, - это семья, и в первую очередь, маленькая внучка Калерия, и его сказки. А теперь на помощь сказочному миру пришёл художник Владимирский. Вместе они работали над новыми и новыми сказками - к восхищению всех детей СССР. Каждую новую сказку встречали «на ура». Хотя какие-то параллели между дальнейшими историями Волкова и многочисленной «озианой» Баума, несомненно, прослеживались, но книги эти все больше и больше становились авторскими. И сам автор все дальше и дальше углублялся в свою Волшебную страну - были нарисованы карты, приходилось увязывать события, постепенно возникала целая вселенная со своим легендариумом. Воспоминания Калерии Вивиановны Волковой - один из немногих источников сведений об Александре Мелентьевиче - рисуют его человеком увлекающимся, пылким и чудаковатым. Словно и впрямь каким ветром забросило сюда этого старого сказочника и волшебника.
Когда Волков объявил, что больше не будет писать про Элли, потому что Элли выросла и больше не сможет посещать Волшебную страну, его завалили таким потоком гневных и умоляющих писем, что пришлось срочно придумывать младшую сестричку Элли - Энни Смит. Это дети настояли, чтобы в последней книге появились ракеты и инопланетяне. Волшебная страна тоже не стояла на месте - туда постепенно проникал технический прогресс. Так, в пятой книге герои собрали робота Тилли-Вилли, а в шестой - арзаки оставили Страшиле транзистор, чтобы поддерживать связь с Волшебной страной. Последнюю книгу Волков не дописал. Ее заканчивали уже без него, поэтому она и стоит несколько наособицу в «гексакнижии», как называют собрание историй о Волшебной стране ее преданные фанаты. После смерти Александра Мелентьевича (1977 г.) эстафету историй о Волшебной стране подхватили другие писатели. Даже художник Владимирский отдал дань памяти другу и соавтору - и объединил два своих художественных шедевра, написав и проиллюстрировав повесть-сказку «Буратино в Изумрудном городе». Можно спорить - стоило или не стоило «добавлять» историй после смерти Волкова, хороши или плохи продолжения его романов. Но бесспорным остается следующее: Александр Мелентьевич Волков сделал неоценимый подарок всем детям - и не только российским, потому что его книги переведены на множество языков мира - уже как сказки Волкова про Элли и ее друзей.
------------------------
Если перечитывать А. Волкова после долгого перерыва, охватывает недоумение. Язык покажется каким-то жестяным, бедным и не особенно выразительным, многие истины высказаны прямо в лоб, персонажи выглядят картонными. Ничего подобного неувядающей прелести сказок Каверина, пьес Шварца, переводов и переложений Габбе и Любарской, да и "Золотого ключика" А. Толстого тут не сыскать. Яркая, волшебная, незабываемая книга нашего детства, в общем-то, в детстве и осталась. Что делать - Александр Мелентьевич, сказочник и фантазер, не был писателем от бога, сочинял как умел - и записывал свои сказки уж как выходило. Тем не менее на "шестикнижии" Волкова выросло уже три поколения. Элли, Тотошка, Страшила, Лев и Железный Дровосек окончательно стали эталонами добрых сказочных персонажей русской литературы. Более того - есть фан-клубы, ожесточенно спорящие о каноничности того или иного персонажа, разрабатывающие вселенную Волкова, отыскивающие редкие издания. Там кипят нешуточные страсти. Персонажи Волкова - Баума вошли в золотой фонд русской культуры вместе с Буратино, Незнайкой и его друзьями, Дядей Степой и т. д. - они узнаваемы, у них есть свои индивидуальные характеры и свое, только им присущее, обаяние. Собственно говоря, из дальнейших книг в этот ряд попал разве что Урфин Джюс (даже рок-группа такая была), поскольку не так уж много у нас в культовой детской литературе было эталонных "злецов" такого размаха. Ну Карабас-барабас, Бармалей... Каверинского Верлиоку или герцога Маликорна из "Города Мастеров" Т. Габбе к ним не причислишь - не настолько они популярны. А Волкова в детстве читали практически все - а кто не читал, смотрел мультфильмы. И приключения Элли и ее друзей воспринимается теперь как нечто безусловно светлое, хорошее и безоблачно-лучезарное. Собственно, лучшим доказательством этого является "выворачивание" этой истории наизнанку в лучших традициях пост-модернизма, выстраивание кошмара путем опрокидывания любимой сказки, ее "черного" переосмысления. Ну или сема Дороги из желтого кирпича как пути к себе - или напротив - в далекий потерянный рай (иногда через смерть). Как, например, вот:
Элли, скажи, ну зачем тебе этот хлам?
Этот страшила… по дому одна солома!
Этот плюшевый песик без пуговок-глаз и лап.
Где ты их откопала? Помойку разводишь дома!
Элли, скажи, может, выкинем этого льва?
Ты посмотри на него, он такой плешивый.
Ты пыталась пришить ему смелость, но не смогла?
И поэтому распорола и не зашила?
Ну, а зачем тебе робот? Он дровосек?
Жуткий и с острыми ржавчинами пластинок…
Хочешь, купим нового яркого, чтоб блестел?
Элли, не плачь, или я заберу его силой!
Здравствуйте, доктор. Не знаю, с чего начать…
Мы уже не справляемся сами - что толку?!
Элли строит дорогу из желтого кирпича…
Эта дорога ведет от кровати к окнам.
(Саша Бест)
Или у барда-постмодерниста Олега Медведева, который, кажется, охватил все возможные культовые детские книги:
Домик под черепицей, в окнах мутнеющая слюда.
Им некуда торопиться - они возвращаются навсегда.
Сверкающая пирога ищет мерцающий свой причал,
Эй, старый, где здесь дорога - та, что из желтого кирпича?
Им можно не торопиться - никто не помнит прощальных слов,
Лишь тучи Аустерлица кромсает небесное весло,
Внизу Изумрудный город - нагнись и на улицы урони
Сердце конквистадора в крови и ржавчине от брони...
А вот как преломляетсяя волковский образ у иркутского барда Алексея Левковского:
Не вернусь,не вернусь я назад домой
Не судите меня,не рубите с плеча,
Я уйду,оставаясь самим собой,
По дороге из желтого кирпича
Мама,милая,не держи сына,
Отпусти меня в дальнюю даль!
Как мне хочется
Не пройти мимо
Того города, где печаль моя
Расплескалася синими лужицами глаз.
А вот тут целая россыпь переосмыслений. Литературная игра, ставшая литературой.
Так что дорога из желтого кирпича, ведущая в город с огромными изумрудами на вершинах башен - это один из самых узнаваемых образов нашего детства. Нестираемый и твердый, как все случайное. И мне очень нравится тот чудак-человек, который подарил нам эту дорогу.
Учитель из Усть-Каменогорска
Как это часто бывает, Александр Волков стал сказочником почти случайно. Как и другой великий сказочник нашего столетия, родившийся всего на год позже Волкова, профессор филологии Джон Рональд Толкиен, сочинивший для своих детей сказку про хоббита и открывший двери в Средиземье. Как и математик Льюис Кэрролл, рассказывавший историю про Страну Чудес своим маленьким друзьям - дочкам коллеги по университету. Видимо, самые лучшие, самые захватывающие истории сами выбирают, кому и когда довериться.
Александр Волков родился в 1891 году, в небольшом городке Усть-Каменогорске, в верховьях Иртыша. Сейчас это город в Казахстане, а тогда - военное поселение, крепость, получившая статус города лишь за 20 лет до рождения писателя. В тех местах селились казаки и староверы, а сам городок был торговым - там ежегодно проходили большие ярмарки. Добротные каменные дома купцов стоят там и по сей день. 1894 году в Усть-Каменогорске, как и по всей России, праздновали коронацию Николая II - Саша Волков потом до старости вспоминал об этом дне: «Длинное здание казармы разукрашено гирляндами цветных бумажных фонариков, высоко в небо взлетают ракеты и рассыпаются там разноцветными шариками, с шипением вертятся огненные колеса». Было ему тогда всего три года. Родители его, люди простые, более чем небогатые, уважали знания. Отец, Мелентий Михайлович Волков, будучи простым солдатом, самостоятельно выучился читать и писать, впоследствии, как грамотный, получил младший офицерский чин, вышел в отставку фельдфебелем. Вслед за мужем освоила грамоту и мать писателя, Соломея Петровна, и сына своего они познакомили с книжками в самом раннем возрасте. Мальчик поступил в городское училище - и всю начальную школы учился на «отлично», переходил из класса в класс с наградами.. Закончив городское училище первым учеником в 12 лет, Саша встал перед выбором: как быть дальше? Идти в Семипалатинскую гимназию - на это нет денег: ведь придется сдавать три иностранных языка. Поступать в семинарию на казенный счет - но туда принимают только с 15 лет. Саша Волков освоил ремесло переплетчика: соседи отдавали ему переплетать приложения к журналам и истрепавшиеся томики - и юный книгочей таким образом мог и помогать семье, и читать всласть. В семинарию Волков не попал: в этот год лето выдалось жарким, Иртыш пересох - и напрасно мальчик ждал парохода, чтоб доплыть до Семипалатинска. Но судьба улыбнулась ему. В Томске открылся Томский учительский институт - один на всю «азиатскую Россию», а всего по России таких вузов было не более десятка. На 25 мест претендовало 150 человек, и это были лучшие из лучших. Волков был принят, и через два года, в 1910 году, получил диплом, дающий право преподавать в городских и высших начальных училищах «все предметы, кроме Закона Божьего» (его преподавали только священники или выпускники духовных семинарий) - и, по его собственным словам, «преподавал, все или почти все: физику, математику, естествознание, русский язык, литературу, историю, географию, рисование и даже латынь. Кроме пения». В Томском Педагогическом университете гордятся своим знаменитым студентом, там открыт музей Волкова - единственный в стране и уникальный в своем роде. Ну что ж, сын фельдфебеля и портнихи из глухой глуши стал блестяще образованным специалистом, знал несколько языков (английский, французский и немецкий), учитель в царской России - была уважаемая и почтенная профессия, всячески поддерживаемая и обществом, и государством.
На новогоднем учительском балу в 1915 году он встретил свою судьбу. Александр Волков преподавал в городском училище математику, а Калерия Губина - в гимназии танцы и гимнастику. Потом он вспоминал: «Я приглашал всех учительниц и, дурачась, кружил их по залу. Но одну я не осмеливался пригласить. Она была невысокая, тонкая и стройная, и вся какая-то воздушная - казалось, дунет ветерок и оторвет её от полу». Калерия стала его единственной любовью до самой смерти. Через два месяца играли пышную свадьбу, а через год у молодой четы родился сын, потом - ещё один, детей назвали Вивианом и Ромуальдом. Это и для декадентской Москвы было бы вызовом, а тут - Усть-Каменогорск. Внучка Волкова в одном интервью заметила: «Для моего дедушки дать имя малышу - всё равно что нового сказочного персонажа выдумать. Свою племянницу он, к примеру, нарёк с французским прононсом - Конкордией. Все эти имена, правда, были и в православных святцах. И всё равно от них попахивало пыльными страницами рыцарских романов».
Великий «переворот»
Жизнь, казалось, обещала лишь хорошее, дети подрастали, Волковы купили собственный дом, дела складывались блестяще. Но в 1917 году произошла революция. Молодой учитель принял ее с воодушевлением, как и многие среди интеллигенции, но до самой своей смерти называл ее «переворотом». В 1917 году Волков вошёл в состав Усть-Каменогорского совета депутатов, принимал участие в выпуске газеты «Друг народа», преподавал на педагогических курсах, открывшихся в Усть-Каменогорске. А в 1918 году в Усть-Каменогорске уже не на шутку вставал вопрос: как быть, если советская власть окажется свергнутой. Организация «Щит и престол» с поддержкой казаков устроила переворот - и Усть-Каменогорск, как и многие другие города этого региона, оказался «выключенным» из Красной России, а большевики ушли в подполье или партизанские отряды. Ирония судьбы такова, что занимался делами, связанными с подпольем, некий молодой учитель, он же под видом страхового агента разъезжал по округе, устанавливая связь между различными партизанскими отрядами. Звали этого «красного штирлица» Павел Бажовa - и впоследствии его уральские сказы обессмертят это имя. (Здесь, кстати, небезынтересные воспоминания о том времени - и хотя речь идет в основном о Бажове, но примерно понятно, как жили в Усть-Каменогорске Волковы.) Неизвестно, были ли знакомы друг с другом Бажов и Волков. Возможно, и были - ведь после того как в Усть-Каменске опять восстановилась власть «красных», Павел Бажов, учитель по профессии, стал заведующим управления народного образования. Семью Волковых политика, кажется, привлекала не слишком: в это сложное время им и без того хватало хлопот. «Приходилось порой давать уроки за сено для коровы, за масло, за хлеб и топливо. Трудно было, но интересно и весело», - вспоминал потом писатель об этом времени. Веселье было, конечно, относительным.
В Усть-Каменогорске власть менялась долго и мучительно. После того как оттуда ушел Колчак, в январе 1920 город занял отряд атамана Козыря. «Он пришел в город с буйной вольницей анархистов. Козыревцы разъезжали по улицам верхом, и красные ленты, прикрепленные к их шапкам, ниспадали чуть ли не до земли. Показывая свою "революционность", они в первый же день вывели из домов протоиерея Дагаева, бывшего владельца типографии Горлова и городского голову Сидорова и "для острастки другим буржуям" зарубили всех троих шашками». Протоиерей Александр Дагаев был другом Волкова, он венчал их с Калерией. Впоследствии Дагаева канонизируют как священномученика. А самого Волкова судьба сохранила, но об этом страшном времени супруги старались не вспоминать лишний раз. В 1921 заболел дизентерией и буквально сгорел за считанные дни пятилетний Вивиан, и почти сразу вслед за братом ушёл и двухлетний Адинька - у малыша начался круп, а врачи ошиблись с лечением. Молодые родители были буквально убиты горем. В 1926 они покинули Усть-Каменогорск и переехали в Ярославль, где Волков стал директором Опытно-показательной школы им. М. Горького при Ярославском педагогическом институте.
Через несколько лет у Волковых родились два сына - и их вновь назвали Вивианом и Ромуальдом. Впрочем, в двадцатые годы причудливых имен было множество - это уже никого не удивляло. Удивительно было другое: взрослый человек, отец семейства, директор школы экстерном сдавал экзамены за физико-математический факультет педагогического института. Тяга к учебе оказалась сильнее обывательского «здравого смысла». В 1929 году семья перебирается в Москву - и там Волков, преподаватель с двадцатилетним стажем, филолог подает документы в МГУ на математический факультет. К удивлению и восхищению преподавателей, странный немолодой студент одолел пятилетний курс за 7 месяцев. В 1931 он был утвержден доцентом Московского института цветных металлов и золота. С тех пор до 1957 года Волков читал студентам МИЦМИЗа лекции по высшей математике. Студенты его уважали и побаивались - доцент Волков принимал у них экзамены, зорко следил, чтобы никто не списывал. Знали ли они, что это «тот самый» Волков - с Изумрудным городом? А догадывались ли студенты колледжа Крайст-Чёрч, слушая лекции «этого сухаря Доджсона», о том, куда спешит Белый Кролик и что курит Синяя Гусеница?
Дорога к Изумрудному городу
Если верить в случайности, то Изумрудный город начался случайно. Бегло читая по-английски, доцент Волков не мог преодолеть языковой барьер и заговорить. Заведующая кафедрой английского языка В. П. Николич организовала кружок английского для преподавателей - и Волков, разумеется, с радостью воспользовался этой возможностью. Там-то ему и вручили для перевода и практики книгу Ф. Л. Баума «Волшебник из страны Оз». Книга так понравилась Волкову, что он прочитал ее сыновьям и наконец решил перевести на русский. Работа была выполнена в рекордные сроки: менее, чем за три недели, в декабре 1936 года рукопись перевода была готова к презентации.
Нетрудно понять, чем пленила Волкова сказка про Дороти и ее друзей. Страшила, считающий себя глупцом, трусливый Лев, бессердечный Железный Дровосек (у Баума - жестяной) - все эти герои совершают чудеса отваги, любви и преданности, верны до самопожертвования обычной маленькой девочке из Канзаса. Прав был Рей Бредбери, охарактеризовавший мир Страны Оз (вселенную Баума, как бы мы сказали сейчас): «Оз - это где-то за десять минут до сна: там мы перевязываем раны, расслабляемся, воображаем себя лучше, чем на самом деле, бормочем обрывки стихов и думаем о том, что завтра, когда встанет солнце и мы хорошо позавтракаем, люди, быть может, уже не будут так лживы, низки и тупы». На пороге 37 года, в преддверие войны, среди постоянного страха, неустойчивости, после стольких испытаний - и вот по дороге из желтого кирпича идёт компания друзей, торопится в Изумрудный город, чтобы обрести то, что у них есть и так - и вернуть Элли домой. Александр Волков просто не мог не отозваться на мягкий юмор и высокий пафос этой сказки. Книга эта заставляла вновь и вновь поверить в свои силы, обнадеживала и обещала, что все будет хорошо. Книга Баума стала культовой для поколений американских детей. Книга Волкова повторила ее успех в России, но по-другому.
Переработка текста Баума заключалась в том, что сиротка Дороти стала девочкой Элли Смит, у которой были папа и мама, фермеры. Две главы у Баума Волков выключил из повествования, а две, наоборот, дописал. Так, у Баума нет никакого Людоеда, и страшного наводнения на переправе, где друзья чуть не погибли, тоже нет. Но в сущности можно сказать, что Волков не столько перевел Баума, сколько пересказал его, расцветив повествование тонкими и прекрасными подробностями. Так, жевуны, вспомнив о жестокостях Гингемы, начинают рыдать, но перед тем симают шляпы и ставят их на землю, «чтобы колокольчики своим звоном не мешали им рыдать». А когда глаза Головы (одного из воплощений Гудвина, Великого и Ужасного) вращаются, Элли слышит в тишине зала легкий скрип. Еще бы, ведь голова сделана из папье-маше! Но у Баума никакого скрипа нет - это придумал, вернее, додумал - Волков. Волшебницы, в оригинале названные по сторонам света, получают звучные имена - Стелла, Виллина, Бастинда и Гингема. Страж ворот «с зелеными бакенбардами» становится франтом Дином Гиором - и теперь он расчесывает свою длиннейшую холеную бороду. Все эти дополнения приближают сказку к читателю, оживляют ее.
Кстати сказать, сам Волков никогда не пытался скрыть первоисточник, хотя сделать это было проще простого. Не так уж велика была слава Френка Баума в советской России, да и откуда бы ей было взяться? Знатоков английского на постреволюционном пространстве оставалось немного, а на русском Баума не издавали. Тем не менее Волков постоянно напоминал читателям, что источник его сказки - книга американского знаменитого писателя.
Учёный сказочник
Разумеется, «Волшебник Изумрудного города» - это не первый литературный опыт Волкова. К 1936 году он уже успел написать довольно много стихов и рассказов, статей и заметок, а его пьесы для школьных театров с успехом шли и в Казахстане, и в Ярославле. Кроме того, за годы работы в школе Волков отлично изучил свою будущую аудиторию -детей он знал, как мало кто другой. Чудак, педант и немножко «не от мира сего» - Волков обладал чистой душой, добрым сердцем и огромным культурным багажом. Все это быстро понял Самуил Маршак, которому математик Волков написал с просьбой посмотреть рукопись перевода. Перед Маршаком стояла важная задача: требовалось создать новую детскую литературу, удовлетворяющую запросам нового общества. Советская детвора не могла воспитываться на книгах прошлого века. Поэтому, прочитав рукопись, Маршак вынес свое решение: «… по моему впечатлению - Вы можете быть полезны детской нашей литературе». Одной констатацией этого факта дело не ограничилось. Маршак упорно и настойчиво рекомендовал Волкова в различные издательства, журналы, заручился поддержкой такого признанного педагога, как А. С. Макаренко - и наконец добился того, что «Волшебника Изумрудного города» в 1938 году приняли к печати. И уже в период допечатной подготовки было ясно: делается шедевр. Эта сказка будет любимой детской книгой.
Первым иллюстратором «Волшебника» был Николай Радлов, известный еще по «Сатирикону», книжник, умница и талантливый график. Он иллюстрировал Зощенко, Шварца, А. Толстого - и прочитав сказку Волкова, сразу же оценил ее потенциал. Картинки Радлова сразу же стали каноническими - и Волков охотно согласился с ними, хотя и признавался, что представлял себе «своих» героев чуть иначе - ведь Баум был проиллюстрирован в совсем другой манере. А дети, никогда не видевшие американскую книжку, восприняли юмористические и добрые иллюстрации Радлова на ура. Книга имела феноменальный успех. Вышло несколько переизданий - и со всех сторон на автора посыпались детские письма. Благодарные читатели рассказывали о своих впечатлениях, просили прислать экземпляр в их школы и библиотеки (а то имеющийся уже зачитан до дыр), посылали автору рисунки. Одно письмо Волков хранил в своем архиве долгие годы - и теперь оно находится в музее, среди других документов. Писали родители девочки Оли. Их дочь умерла - и, выполняя ее просьбу, они послали любимому Олиному писателю ее теплые слова и девочкину фотографию. Волков, потерявший двоих детей, понимал их боль как никто.
Во время войны Волков был эвакуирован в Алма-Ату (ноябрь 1941 - октябрь 1943) - и продолжал работать. На фронт его призвать не могли - после неудачной операции он лишился глаза. Но писатель (а к тому времени доцент-математик все больше и больше осознавал себя детским писателем) трудился не покладая рук. Им были написаны документальные книги «Бойцы-невидимки» (о математике в артиллерии и авиации) и «Самолеты на войне», цикл радиопьес на военно-патриотическую тему: «Вожатый уходит на фронт», «Тимуровцы», «Патриоты», «Глухой ночью», «Фуфайка» и другие, исторические очерки: «Математика в военном деле», «Славные страницы по истории русской артиллерии», стихи: «Красная Армия», «Баллада о советском летчике», «Разведчики», «Юные партизаны», «Родина». Много писал для газет и радио. А дети войны вспоминали, как много значили для них зеленые книжечки «Волшебника Изумрудного города» - их брали с собой в эвакуацию, их читали по вечерам, чтобы не было так страшно, их берегли как зеницу ока. И это было самой дорогой наградой для писателя.
Волков совершенно не планировал возвращаться в Волшебную страну. Он писал исторические повести и романы - истории из времен Ивана Грозного, Ярослава Мудрого, роман «Скитания» о юных годах Джордано Бруно. Кроме того Волков переводил Жюля Верна, его перу принадлежат научно-популярные произведения для детей о космосе, о математике в артиллерии и авиации, об истории научных открытий и мореплавания. А дети хотели побольше узнать про Элли.
Возвращение в Волшебную страну
Продолжение историй, прославивших Волкова, пришлось ждать долго. Вторая книга про Урфина Джюса появилась лишь в 1963 году. А до того - в 1957 году к писателю пришел молодой чернобородый человек, художник Л. Владимирский. Молодой художник к этому времени уже успел проиллюстрировать «Золотой ключик» - и хотел предложить свои услуги Волкову. Детгиз намеревался наконец переиздать «Волшебника» - но с новыми иллюстрациями. Для этого переиздания Волков еще раз переработал первоначальный вариант - и на этот раз отошёл от первоисточника очень далеко. То, что предлагал художник издательства, Волкова не очень устраивало, а Владимирский неожиданно попал в точку. Его обаятельные, веселые и яркие герои очень понравились Волкову. Так началось сотрудничество двух талантливых авторов - и скоро отношения между автором и его иллюстратором переросли в общее радостное сотворчество. Иной раз Владимирский настаивал на тех или иных поворотах сюжета, иной раз было трудно решить, кому из двоих пришла в голову та или иная мысль. Тандем оказался судьбоносным. К этому времени Волков пережил еще одну, тяжелейшую для него потерю. От рака умерла его жена - с которой они были вместе всю жизнь и перенесли столько радости и горя. Все, что осталось у немолодого писателя, - это семья, и в первую очередь, маленькая внучка Калерия, и его сказки. А теперь на помощь сказочному миру пришёл художник Владимирский. Вместе они работали над новыми и новыми сказками - к восхищению всех детей СССР. Каждую новую сказку встречали «на ура». Хотя какие-то параллели между дальнейшими историями Волкова и многочисленной «озианой» Баума, несомненно, прослеживались, но книги эти все больше и больше становились авторскими. И сам автор все дальше и дальше углублялся в свою Волшебную страну - были нарисованы карты, приходилось увязывать события, постепенно возникала целая вселенная со своим легендариумом. Воспоминания Калерии Вивиановны Волковой - один из немногих источников сведений об Александре Мелентьевиче - рисуют его человеком увлекающимся, пылким и чудаковатым. Словно и впрямь каким ветром забросило сюда этого старого сказочника и волшебника.
Когда Волков объявил, что больше не будет писать про Элли, потому что Элли выросла и больше не сможет посещать Волшебную страну, его завалили таким потоком гневных и умоляющих писем, что пришлось срочно придумывать младшую сестричку Элли - Энни Смит. Это дети настояли, чтобы в последней книге появились ракеты и инопланетяне. Волшебная страна тоже не стояла на месте - туда постепенно проникал технический прогресс. Так, в пятой книге герои собрали робота Тилли-Вилли, а в шестой - арзаки оставили Страшиле транзистор, чтобы поддерживать связь с Волшебной страной. Последнюю книгу Волков не дописал. Ее заканчивали уже без него, поэтому она и стоит несколько наособицу в «гексакнижии», как называют собрание историй о Волшебной стране ее преданные фанаты. После смерти Александра Мелентьевича (1977 г.) эстафету историй о Волшебной стране подхватили другие писатели. Даже художник Владимирский отдал дань памяти другу и соавтору - и объединил два своих художественных шедевра, написав и проиллюстрировав повесть-сказку «Буратино в Изумрудном городе». Можно спорить - стоило или не стоило «добавлять» историй после смерти Волкова, хороши или плохи продолжения его романов. Но бесспорным остается следующее: Александр Мелентьевич Волков сделал неоценимый подарок всем детям - и не только российским, потому что его книги переведены на множество языков мира - уже как сказки Волкова про Элли и ее друзей.
------------------------
Если перечитывать А. Волкова после долгого перерыва, охватывает недоумение. Язык покажется каким-то жестяным, бедным и не особенно выразительным, многие истины высказаны прямо в лоб, персонажи выглядят картонными. Ничего подобного неувядающей прелести сказок Каверина, пьес Шварца, переводов и переложений Габбе и Любарской, да и "Золотого ключика" А. Толстого тут не сыскать. Яркая, волшебная, незабываемая книга нашего детства, в общем-то, в детстве и осталась. Что делать - Александр Мелентьевич, сказочник и фантазер, не был писателем от бога, сочинял как умел - и записывал свои сказки уж как выходило. Тем не менее на "шестикнижии" Волкова выросло уже три поколения. Элли, Тотошка, Страшила, Лев и Железный Дровосек окончательно стали эталонами добрых сказочных персонажей русской литературы. Более того - есть фан-клубы, ожесточенно спорящие о каноничности того или иного персонажа, разрабатывающие вселенную Волкова, отыскивающие редкие издания. Там кипят нешуточные страсти. Персонажи Волкова - Баума вошли в золотой фонд русской культуры вместе с Буратино, Незнайкой и его друзьями, Дядей Степой и т. д. - они узнаваемы, у них есть свои индивидуальные характеры и свое, только им присущее, обаяние. Собственно говоря, из дальнейших книг в этот ряд попал разве что Урфин Джюс (даже рок-группа такая была), поскольку не так уж много у нас в культовой детской литературе было эталонных "злецов" такого размаха. Ну Карабас-барабас, Бармалей... Каверинского Верлиоку или герцога Маликорна из "Города Мастеров" Т. Габбе к ним не причислишь - не настолько они популярны. А Волкова в детстве читали практически все - а кто не читал, смотрел мультфильмы. И приключения Элли и ее друзей воспринимается теперь как нечто безусловно светлое, хорошее и безоблачно-лучезарное. Собственно, лучшим доказательством этого является "выворачивание" этой истории наизнанку в лучших традициях пост-модернизма, выстраивание кошмара путем опрокидывания любимой сказки, ее "черного" переосмысления. Ну или сема Дороги из желтого кирпича как пути к себе - или напротив - в далекий потерянный рай (иногда через смерть). Как, например, вот:
Элли, скажи, ну зачем тебе этот хлам?
Этот страшила… по дому одна солома!
Этот плюшевый песик без пуговок-глаз и лап.
Где ты их откопала? Помойку разводишь дома!
Элли, скажи, может, выкинем этого льва?
Ты посмотри на него, он такой плешивый.
Ты пыталась пришить ему смелость, но не смогла?
И поэтому распорола и не зашила?
Ну, а зачем тебе робот? Он дровосек?
Жуткий и с острыми ржавчинами пластинок…
Хочешь, купим нового яркого, чтоб блестел?
Элли, не плачь, или я заберу его силой!
Здравствуйте, доктор. Не знаю, с чего начать…
Мы уже не справляемся сами - что толку?!
Элли строит дорогу из желтого кирпича…
Эта дорога ведет от кровати к окнам.
(Саша Бест)
Или у барда-постмодерниста Олега Медведева, который, кажется, охватил все возможные культовые детские книги:
Домик под черепицей, в окнах мутнеющая слюда.
Им некуда торопиться - они возвращаются навсегда.
Сверкающая пирога ищет мерцающий свой причал,
Эй, старый, где здесь дорога - та, что из желтого кирпича?
Им можно не торопиться - никто не помнит прощальных слов,
Лишь тучи Аустерлица кромсает небесное весло,
Внизу Изумрудный город - нагнись и на улицы урони
Сердце конквистадора в крови и ржавчине от брони...
А вот как преломляетсяя волковский образ у иркутского барда Алексея Левковского:
Не вернусь,не вернусь я назад домой
Не судите меня,не рубите с плеча,
Я уйду,оставаясь самим собой,
По дороге из желтого кирпича
Мама,милая,не держи сына,
Отпусти меня в дальнюю даль!
Как мне хочется
Не пройти мимо
Того города, где печаль моя
Расплескалася синими лужицами глаз.
А вот тут целая россыпь переосмыслений. Литературная игра, ставшая литературой.
Так что дорога из желтого кирпича, ведущая в город с огромными изумрудами на вершинах башен - это один из самых узнаваемых образов нашего детства. Нестираемый и твердый, как все случайное. И мне очень нравится тот чудак-человек, который подарил нам эту дорогу.