Пока в Грузии отмечали пятилетие революции роз, я в перерыве между съемок написала об этом свой комментарий в
Известия ---------------------------------------------------------------------
24 ноября истек срок ультиматума, предъявленного оппозицией президенту Саакашвили. Впрочем, с самого начала обе стороны прекрасно знали, чем вся эта история закончится. Саакашвили сам по себе никуда не уйдет, потому что, только оставаясь президентом, он может не бояться за свою жизнь. Быть президентом до тех пор, пока это возможно, теперь смысл его существования. И цена не важна, даже если расчетная единица - человеческая жизнь.
Я очень хорошо помню Грузию времен Звиада Гамсахурдиа. Когда Звиад пришел к власти, казалось, что вместе с ним пришла внеочередная весна. Всем хотелось проснуться после долгого черно-белого советского сна и тут же влюбиться в того, кто наполнит смыслом наступающую новую жизнь. И все влюбились в Гамсахурдиа. Но, как это часто бывает в отношениях страстных любовников, быт сгубил все лучшее на корню. Пока Звиад был любимым лидером, ему не было равных. Став президентом, он тут же потерял былую привлекательность, потому что осуществлять бытовые функции оказался не в силах.
Потом в Грузию вернулся Эдуард Шеварднадзе, и на миг нам показалось, что Старый Лис лучше молодых Робин Гудов. Но влюбиться в Старого Лиса было нелегко, да и он, если честно, не давал для страсти особенных поводов. Нашей неизрасходованной любви нужен был объект. И американские технологи помогли нам его найти.
Я не знаю никого, кто не повторял бы как мантру слова про "высокого, красивого" Михаила Саакашвили, который изменит нашу жизнь, поможет из дачного домика переехать в квартиру с евроремонтом. Жаль, что не каждые отношения развиваются симметрично. В нашей, казалось бы, обоюдной любви Михаил Николаевич Саакашвили ушел далеко вперед, оставив народ позади. Он выполнил свои экономические и социальные обещания, но лишь в индивидуальном порядке.
Он сам и его двор уже давно в НАТО и Евросоюзе, у них высокий прожиточный минимум, и им абсолютно не нужны визы в Россию. Как, собственно, и сама Россия. А когда ты хочешь о ком-то забыть, надо выкинуть все фотографии, стереть телефоны и не произносить имена. Но если ты при этом являешься президентом страны, твои личные чувства могут масштабироваться до неописуемых размеров.
Даже мои самые патриотически настроенные товарищи, позвонив мне из Тбилиси, недоумевали, зачем нужно переименовывать улицы Грибоедова и Пушкина. Похоже, в сознании лишь одного человека в мире Пушкин является агентом влияния оккупационного режима. На такие заявления не решалась даже советская власть. Пушкиным торговали все, но обвинить его самого в продажности не осмелился никто.
С Грибоедовым ситуация сложнее. До тех пор пока прах его покоится на священной горе Мтацминда, эпитафия "Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?" - для многих может быть провокационной. Ведь это неправильно, когда грузинка так любит русского парня. Тем более что ее чувства оказались гораздо более длительными и постоянными, чем любовь грузинского народа к Саакашвили.
Про Лермонтова и его "имперские замашки" я вам напоминать не буду...
Да, хороши были политтехнологи у Российской империи, раз заставили всю свою творческую элиту на протяжении целого века без остановки писать про Грузию. Увековечив нашу страну в русской литературе, они не оставили ни малейшего шанса своим американским коллегам, которые пытаются создать у грузин новые культурные коды, но не могут. Потому что эти коды, привязанности, традиции созданы давным-давно.
Говорить с любовью про экономику сложно, хотя можно попробовать. Кто в детстве не любил грузинские мандарины, чурчхелы, а став постарше, грузинское вино и сулугуни? Только к одному мальчику эта любовь не имеет никакого отношения, звали его в детстве Гена, фамилия его была и есть Онищенко. Хотя, возможно, эта нелюбовь к Грузии такая же наносная, как и любовь к ней США. В России еще живо поколение, которое хочет пить грузинское вино, которое, возможно (тем более в эпоху кризиса), увидев на прилавке грузинское и французское вино, предпочло бы первое второму.
Такое невозможно ни в Европе, ни в Америке. Слова "грузинский аграрный экспорт" для их жителей звучат как неологизм. Вот и приходится фермерам вырубать собственные виноградники и ставить под угрозу все грузинское сельское хозяйство, в котором занято до 50% населения Грузии. Чем ему заниматься в период евроатлантической интеграции Михаила Николаевича Саакашвили, непонятно. Непонятно и многое другое.
Что будет с Южной Осетией и Абхазией? И что будет с самой Грузией, в которой уже всем надоело влюбляться и всем хочется просто жить?