- Да, ты вот сказала... - он замялся, ему показалось это слишком дерзко,- ты сказала, что полюбила меня, но, прости меня, я верю, но что-то, кроме этого, есть, что тебя тревожит и мешает. Что это? «Да, теперь или никогда,- подумала она. - Все равно он узнает. Но теперь он не уйдет. Ах, если бы он ушел, это было бы ужасно!» И она любовным взглядом окинула всю его большую, благородную, могучую фигуру. Она любила его теперь больше Николая и, если бы не императорство, не променяла бы этого на того. - Послушайте. Я не могу быть неправдива. Я должна сказать все. Вы спрашиваете, что? То, что я любила. Она положила свою руку на его умоляющим жестом. Он молчал. - Вы хотите знать кого? Да, его, государя. - Мы все любим его, я воображаю, вы в институте... - Нет, после. Это было увлеченье, но потом прошло. Но я должна сказать... - Ну, так что же? - Нет, я не просто. Она закрыла лицо руками. - Как? Вы отдались ему? Она молчала. - Любовницей? Она молчала. Он вскочил и бледный, как смерть, с трясущимися скулами, стоял перед нею. Он вспомнил теперь, как Николай Павлович, встретив его на Невском, ласково поздравлял его. - Боже мой, что я сделала, Стива! - Не трогайте, не трогайте меня. О, как больно!
О, да это фигня на самом деле... Разве за это "мы любим Толстого"? И вообще - русскую классику. Вспомните Пушкина, "какую штуку учудила с ним Татьяна". А когда писатель знает куда он выведет читателя к концу романа - и выводит точнёхонько - это несколько скучновато... И никакой эпатаж здесь не спасает, он быстро приедается.
но Толстой определенно знал - это не самое интересное в нём когда я последний раз перечитывал Анну Каренину, у меня создалось впечатление, что восьмую часть ему нужно было написать, чтобы увести читателя от сцены самоубийства, самой яркой сцены в романе, но ему не очень это удалось... и в духовное перерождение альтер эго автора, Левина, не очень то веришь также и в ВиМ концовка как-то "провалена", но это и неважно... Мёртвые души тоже не закончены, Евгений Онегин не закончен
«Да, теперь или никогда,- подумала она. - Все равно он узнает. Но теперь он не уйдет. Ах, если бы он ушел, это было бы ужасно!»
И она любовным взглядом окинула всю его большую, благородную, могучую фигуру. Она любила его теперь больше Николая и, если бы не императорство, не променяла бы этого на того.
- Послушайте. Я не могу быть неправдива. Я должна сказать все. Вы спрашиваете, что? То, что я любила.
Она положила свою руку на его умоляющим жестом.
Он молчал.
- Вы хотите знать кого? Да, его, государя.
- Мы все любим его, я воображаю, вы в институте...
- Нет, после. Это было увлеченье, но потом прошло. Но я должна сказать...
- Ну, так что же?
- Нет, я не просто.
Она закрыла лицо руками.
- Как? Вы отдались ему?
Она молчала.
- Любовницей?
Она молчала.
Он вскочил и бледный, как смерть, с трясущимися скулами, стоял перед нею. Он вспомнил теперь, как Николай Павлович, встретив его на Невском, ласково поздравлял его.
- Боже мой, что я сделала, Стива!
- Не трогайте, не трогайте меня. О, как больно!
Вот это деструкция - куда там Сорокину...
Reply
Reply
И вообще - русскую классику. Вспомните Пушкина, "какую штуку учудила с ним Татьяна". А когда писатель знает куда он выведет читателя к концу романа - и выводит точнёхонько - это несколько скучновато... И никакой эпатаж здесь не спасает, он быстро приедается.
Reply
Чехов любил (боялся) Толстого за "Анна чувствовала, что она видела, как у нее блестят глаза в темноте".
Сорокина в Интернетах любят (боятся) за цитаты из "Нормы: "Ты ездил в Бобруйск?" "Я тебя ебал гад срать на нас говна". http://www.srkn.ru/texts/norma_part14.shtml http://www.srkn.ru/texts/norma_part15.shtml
Reply
когда я последний раз перечитывал Анну Каренину, у меня создалось впечатление, что восьмую часть ему нужно было написать, чтобы увести читателя от сцены самоубийства, самой яркой сцены в романе, но ему не очень это удалось... и в духовное перерождение альтер эго автора, Левина, не очень то веришь
также и в ВиМ концовка как-то "провалена", но это и неважно... Мёртвые души тоже не закончены, Евгений Онегин не закончен
Reply
Leave a comment